Смертный грех

Таинство исповеди было для него самой любимой частью работы священнослужителя. Тихий прохладный полумрак, взволнованный и робкий полушёпот очередной грешницы, её беспокойные пальчики, в томлении барабанящие по коже сумочки, красивая чёрная вуаль, едва заметно дрожащая от её дыхания… - Отец, я… я не хотела! Но он был так обходителен… И так настойчив! (истерический всхлип; впрочем, наигранный) Моего мужа нет дома уже второй месяц… - И ты впустила в ваш дом другого мужчину. Как же ты можешь говорить, что ты не хотела, дочь моя? (не менее наигранный тяжкий вздох) Ты согрешила, и сильно согрешила. Медленно и с удовольствием выговаривая слова, он следил за судорожно вздымающейся грудью прихожанки сквозь деревянные прутья решётки, отделявшей священника от рассказчицы. Эта потаскушка всерьёз мнит себя христианкой, но надеть более закрытое платье в церковь и не подумает. А сейчас она обескуражена: как это – святой отец не успокаивает её, не говорит, что она ни в чём не виновата? И всё же она дьявольски хороша собой, даром что так доступна… - Святой отец, я грешна и я раскаиваюсь… Но пусть тот, кто без греха, первый кинет камень!.. Или как там… Священник едва не прыснул от подступившего смеха, но сдержался. Боже милостивый, эти христиане двадцать первого века доведут до сердечного приступа любого благочестивого священника. К счастью, сам он к таким не относится. А она ничуть не считает себя виновной – ни перед беднягой-мужем, ни перед собой, ни перед господом Богом. Но очиститься на исповеди, перед ликом Христа, считает необходимым, будто поход в церковь снимает с неё все грехи! Нет, такую рыбку нельзя упускать… Тем более, что она, скорее всего, сразу же заглотит крючок. По самое грузило, а то и вместе с ним. - Ты права, дочь моя. (тут он не удержался от ехидной улыбки, но отвернул лицо в темноту) Но твой грех от этого не становится легче. Сейчас исповеди ждут другие люди; ты же приходи вечером в мой дом. Ты расскажешь мне всё от начала до конца, и я отпущу твои грехи. - Да, отец. Она сказала это чересчур быстро. Он был готов поклясться, что в глазах её на миг вспыхнул так знакомый ему адский огонёк плотского желания. Неужели она всё поняла по его голосу? Что ж, тем лучше. Вряд ли кто-то в маленьком провинциальном городке заметил, что начиная с прошлого месяца местную церковь стали чаще посещать молодые женщины, замужние и вдовые, зрелые и совсем ещё невинные. Скорее всего, дело было в новом священнике. Он был непривычно молод и очень хорош собой. Его голубые глаза, белокурые волосы и того же цвета аккуратная бородка сразу же стали предметом обсуждений среди прекрасной половины города. К тому же, он обладал глубоким и чарующим бархатным голосом, который словно усыплял слушающего… Эта рыбка чуть ли не с порога полезла к нему в штаны, даже не став дожидаться возможного продолжения исповеди. Он подозревал, что такой дешёвой драгоценностью уже воспользовался не один десяток мужчин, но он никогда не был брезглив. Её кожа была столь же нежна, как кожа любой праведницы… а этого вполне достаточно. - Ты грешна, дочь моя… - шепча, он набирал темп; откуда-то снизу доносились обрывочные вскрики, - И я должен тебя наказать! Тщательно подобранный набор чёрных плетей ещё ни разу его не подводил. Взмах, короткий свист, отрывистый удар, вздох, полный боли, дьявольского восторга и дикого, дикого желания… Приходится зажимать ей рот, чтобы соседи не заподозрили неладное. Его дом стоит в отдалении от соседских, но эта шлюха кричит, будто девственница! Под участившимися ударами она двигается всё быстрее, кусая его пальцы, зажимающие её рот. Свист, удар, стон, снова удар, снова крик… И она, наконец, взрывается, и кричит, уже не сдерживаясь. Он взрывается вслед за ней и удовлетворённо выдыхает. Огонь гаснет, остаётся лишь прохлада ночи. Он удовлетворён. Зверь внутри него насытился и довольно урчит. Завтра он вновь оголодает и начнёт терзать его изнутри… Но это будет завтра. Грешница уже уснула. Лунный свет, проникавший сквозь оконное стекло, ласкал правильные линии обнажённого тела. Лицо же её было просто воплощением невинности. А что если она, как и он, просто не может совладать с пожирающей её адской похотью? Священник хмыкнул и накрыл голое тело тонким одеялом. Нет, эта женщина вряд ли когда-либо задумывалась о собственной порочности. Храни её Господь… Вдруг его лицо исказилось и он опустился на колени, уткнувшись лбом в кровать. По щеке его потекла слеза. Настало время вновь просить у Господа прощения за свои грехи, ведь иначе раскаяние сожжёт его… «Сможет ли Бог когда-нибудь простить меня?!» *** Молодой священник страдал ночными кошмарами, и еженощная молитва никогда не спасала его от них. Отерев мокрое лицо, он прилёг на кровать рядом со своей очередной наказанной грешницей и тут же заснул. В его сон немедля вмешалась ОНА, не оставлявшая его ни на день. Грязно-лиловая чешуйчатая кожа, длинные когтистые руки и козлиные рога на милой девичьей головке. Лицо же её… лицо было самым прекрасным, какое только он мог себе представить. Она улыбалась ему, гладила по голове и нашёптывала на ухо что-то успокаивающее. «Я всегда буду с тобой. Я люблю тебя. Я тебя никогда не оставлю.» А бедный пастор плакал от страха, не в силах убежать от неё. Он давно понял, кто посещает его сны ночь за ночью. Она могущественна, она – смертный грех, она – Похоть… На них всегда смотрит высокий длинноволосый мужчина в белых одеждах, стоя чуть поодаль. Его глаза светлы и лучисты, а лицо с недлинной бородой кажется добрым и приветливым. Мужчина простирает руки к священнику, но она закрывает ему глаза и поворачивает его голову обратно к себе. «Разве ты меня не любишь? Почему же тогда ты кормишь меня каждую ночь?» К концу фразы её голос становится чудовищным визгом, а сама она обращается в огромную уродливую тварь и разрывает священника на куски. Бородатый мужчина прячет лицо в ладони и отворачивается. Священник просыпается в холодном поту. Снова этот сон. Каждую ночь. Утренняя проповедь проходила как обычно. Его голова в это время всегда была занята переживанием очередного кошмара, и он иногда путал слова проповеди. К счастью, никто из прихожан этого не замечал. Старичок на передней скамье благочестиво посапывал уже десять минут, а его внучка, которой подходило к двадцати, пожирала глазами проповедника. Как и несколько других особ, знакомых (и уже неинтересных) и ещё незнакомых ему. Почему этих женщин так тянет к нему? Быть может, все они действительно порождения дьявола и чуют его одержимость? А эта девушка, пожалуй, должна навестить его сегодня вечером… Внезапный удар грома поразил сознание священника, так что он на мгновение даже остановил свою плавную речь. С трудом договорив до конца наставительной фразы, он выдохнул: - Аминь! И под всеобщий возглас «Аминь!» перевёл дух и вновь обратил взор на ту, что так изумила его. Совсем ещё девочка, лет шестнадцати, она сидела на третьей от него скамье. Волосы убраны в строгий пучок на макушке, а скромное белое платьице старательно выглажено. Но поразило его лицо. Оно уже было знакомо ему. Точнее, оно являлось к нему каждую ночь, после очередного наказания очередной грешницы. Лицо Похоти, лицо его ночного кошмара. Он явственно вздрогнул, когда она подошла к нему после проповеди и заговорила. Девочка стеснялась. Она первый раз пришла на проповедь, сбежав от строгого отца, который не понимал, что её сердце стремится к Христу. Видимо, тщательно обработанные за годы использования слова проповеди и его мягкий голос сильно впечатлили её. Она много и взволнованно говорила, заламывая руки. О том, как мама учила её быть верующей, а отец говорил, что никакого Бога не существует… Он почти не слушал. Зверь внутри него насторожился и припал к земле, каждую секунду готовый к броску. Эти алые губки и искренне блестящие глазки… Священник был готов зарычать от переполнившего его желания. Хотя к нему примешивалось что-то доселе неведомое, будто в любимое блюдо добавили незнакомую приправу… Он пригласил её к себе почти машинально, по давно отработанной привычке. Что-то во всём этом было не так. Он совсем не контролировал ситуацию. Когда она говорила с ним, у него дрожали руки. Неужто он её боится? Или… - Добрый вечер, святой отец. Это я, Мари. - Да, Мари, я тебя ждал. Входи быстрее. Нет, он ничуть не контролировал ситуацию. Это Мари контролировала её. Усадила его в кресла и снова начала разговор об Иисусе и любви к ближнему. И что самое страшное – священник не чувствовал никакого желания с того самого момента, как открыл ей дверь. Он лишь слушал, не отрывая взгляда от её вдохновлённого личика. - …и я действительно ощущаю его любовь! Он безгранично любит всех, даже папу, который не верит в Него! А потом я всегда думаю: как такое возможно? Воистину, чтобы любить нас всех, нужно иметь силу, равную божественной… С каждым словом он всё больше утопал в её речи. Не потому, что она была как-то особенно умна или нова для него… Он просто погрузился в блаженное спокойствие, которого не ощущал, кажется, никогда. С того самого времени, как лишился невинности с какой-то женщиной из его первого прихода. А ведь до этого… До этого он был сродни Мари – восторженным и полным любви к миру молодым человеком… Его лицо вытянулось, и Мари сразу это заметила. После долгих расспросов священник сдался и рассказал всю свою историю от начала до конца. Сирота, воспитанный при монастыре, быстро овладел Божьим словом и стал священником… Он быстро полюбился своему первому приходу и был счастлив, пока та развратница, вдвое старше его, не явилась прямиком в его келью. После своего первого опыта он стал одержим и начал видеть кошмары; и вместе с этим он просто не смог остановиться и делал всё, чтобы кто-то грел его постель каждую ночь. Не просто кто-то – этот кто-то должен был быть новым и ещё незнакомым. Иначе зверь внутри не насыщался и просто сжирал его… Меняя город за городом и приход за приходом, он всё больше и больше погрязал в грехе разврата; но это лишь подкармливало его Грех. Только когда он насыщал свою похоть, к нему приходило осознание вины… В остальное же время он испытывал лишь злобное наслаждение. Рассказывая, он едва ли понимал, что происходит. Вопреки его ожиданиям, девушка ни разу не выразила какого-либо отвращения; она лишь стала чуть печальнее к концу его рассказа. - И вы позвали меня, чтобы… Молодой мужчина густо покраснел – впервые за долгие годы – и закрыл лицо руками. Боже, такого стыда он никогда не чувствовал. А она… Нет, она не убежала, не закричала на него, не стала его укорять. Задумчивость оттенила её прелестное личико. - Но вы говорите, что чувствуете вину, когда… Когда заканчиваете с этим. И читаете молитву. Ваши грехи тяжки, но… Но вы можете быть спасены. Вы будете спасены. Я вам помогу. Священник хотел ядовито улыбнуться, как делал всегда, когда предвкушал встречу с новой жертвой. Девочка попалась в сети, да так удачно, что ей точно не выпутаться… Но улыбка вышла кривой и неуверенной. Глаза выдавали в нём страх. Зверь, только недавно метавшийся и рычавший, притих и заскулил. Да что с ним такое? - В ваших глазах мечется демон. Он напуган, потому что знает, что ему не пережить эту ночь. - Кто ты? Священник потерял всю свою уверенность и внутренне сжался. Он чувствовал ужасный страх – перед Богом, его наказанием и этой странной девушкой, которая будто знает о нём всё… - Я Мари, вы забыли? В вас сидит демон, отец. И он приходит в ваши сны. Сегодня вы не будете его кормить, и он ослабнет. Он сидел в своём кресле, раздавленный. Почему он не может ничего возразить этой девочке, так решительно сверкающей своими глазами, так искренне желающей ему помочь? Ещё никогда он не испытывал страха перед женщиной… После той, первой. Её дикое желание, помнится, сильно испугало его тогда… Мари заварила чай. Ещё около часа она просто говорила с ним. Он осторожно отвечал, озираясь в собственном зале, будто вор. Зверь метался внутри него, будто в клетке, окружённой огнём. - Нам пора спать, отец. Сегодня ваша постель не будет ристалищем греха. Священник почти упал рядом со своей кроватью и прочитал молитву, тихо всхлипывая. Его мучило чувство, что сегодняшняя ночь будет для него страшной. Он заснул, едва коснувшись головой подушки. Снова тот же сон… Сейчас должна прийти она. Раздаётся голос… «Ты меня больше не любишь?!» И вместо лиловой фигуры на него сразу набросилась чудовищная тварь, обросшая ядовитыми шипами и клацающая кривыми клыками. Она на бегу сбивает его с ног и разворачивается, чтобы прыгнуть на него… Но вдруг между ними возникает третья фигура. Высокий бородатый мужчина в белых одеждах раскинул руки, закрывая твари путь. Но чудовище слишком огромно – ударом покрытой язвами лапы оно развеивает образ защитника и кидается на беднягу-священника. Мари всю ночь сидела у изголовья его кровати. Он несколько часов подряд метался на кровати, крича так, будто его разрывают на куски, но не просыпался. Она отирала его лоб тканью, смоченной в холодной воде, а потом читала молитвы. Иногда её личико выражало сильнейшую жалость, и тогда она наклонялась и целовала одержимого в горячий лоб. К рассвету он успокоился. В этот день священник не покинул стен своего дома. Мари убежала на несколько минут рассказать обо всём дома, чтобы домашние не волновались об её долгом отсутствии; всё это время он сидел на кровати, закутавшись в одеяло и всхлипывая от необъяснимого страха. Лишь когда она вернулась, он согласился выбраться из кровати, одеться и поесть. Весь день напролёт они разговаривали. Сегодня эти беседы были вовсе не о Христе и религии, но об обычной жизни. Мари рассказывала о себе в свою очередь, священник кротко слушал. Она увлекалась, шутила, смеялась своим шуткам, качала прелестной головкой, а он хотел лишь одного – чтобы это никогда не заканчивалось… и чтобы никогда больше не приходила ночь. Но ночь это часть дня, как Дьявол – часть Бога (что бы ни говорили некоторые ревностные верующие, считала Мари) и не может не прийти. Она вновь напоила его чаем и он вновь читал свою еженощную молитву, захлёбываясь слезами. Этой ночью зверь был столь же ужасен, но почему-то стал меньше ростом. Он безжалостно кусал и царапал священника, а тот мог лишь бессильно закрываться руками. Тварь отбежала на несколько шагов, чтобы сделать последний прыжок – и вновь, как прошлой ночью, меж ними возник мужчина, вчерашний защитник бедного грешника. Сейчас он на миг повернулся к священнику и ободряюще улыбнулся, сверкнув лучезарными глазами. Зверь прыгнул прямо на мужчину, но тот не исчез, а обхватил врага руками и покатился с ним по земле, начав жестокую борьбу… - Мари, он… Он спас меня! Но я проснулся, когда она подмяла его под себя и он растаял как дым… Мари улыбалась. Они шли по верному пути. - Ты всю ночь кричал, но не как кричат от боли. Видимо, ты болел за своего заступника… В этот день молодой человек снова не выходил из дома, хотя весь день напролёт метался по комнатам в зудящей тревоге. Мари спала, а потом читала ему книги, в изобилии находившиеся в его доме, но он слушал вполуха. В нём вспыхивали и угасали надежды, появлялись и уничтожались чудовищные мысли, к которым он уже, казалось, давно привык… А третья ночь неотвратимо приближалась. Зверь скулил и истекал отвратительной лиловой жижей. Сегодня он был не больше собаки. А бородатый мужчина, его друг и заступник, сегодня сиял какой-то необыкновенной мощью. Лицо его всё так же лучилось необъяснимым светлым чувством. Потом священник говорил, что это была та самая безграничная любовь, которую невозможно познать простому человеку. Мерзкая тварь попыталась прыгнуть на мужчину, но он легко отбросил её от себя и священника. Пронзительно завыв, зверь обратился в прежнюю рогатую женщину. Её лицо более не походило на светлое личико Мари – оно было дряхлым и уродливым. Женщина зашлась злобным плачем, когда они подошли к ней, держась за руки. - Мы всегда были вместе! Я любила тебя!.. Священник лишь улыбнулся, а затем спокойно сказал: - Я больше не люблю тебя. Уходи. Её лицо исказилось ненавистью и гневом. Она закричала и истаяла чёрным дымом, с ног до головы. Бородатый мужчина взял его руки в свои и кивнул, всё так же улыбаясь. А потом исчез в мягком золотистом сиянии. Священник успел услышать слова, прежде чем проснулся. «Я всегда буду с тобой. Я люблю тебя.» Этот день был самым счастливым днём его жизни за долгие-долгие годы. Он вышел на проповедь, оправдав двухдневное отсутствие болезнью, и с широкой улыбкой обозревал свой приход. Это были всё те же спящие старички и похотливые женские взгляды –но что-то в этом мире кардинально изменилось. - …и помните: Он всегда защитит вас, каков бы ни был ваш Грех; Он будет любить вас и никогда вас не оставит. Аминь. Под нестройные возгласы «Аминь» он сошёл со своей кафедры и поспешил домой. Там его ждала Мари. Он более не отпустил свою спасительницу. Хотя ей было всего девятнадцать (выглядела она действительно на шестнадцать, как и было сказано), он женился на ней. Это вызвало некоторое негодование со стороны женщин, в разное время посещавших его дом раньше, и одна из них в сердцах выложила всё на исповеди одному из старших священнослужителей его церкви. Тот необычайно разгневался и добился того, чтобы молодого человека лишили сана. Позже, бывший священник говорил с ним; после разговора старший святой отец несколько дней был тих и задумчив, а потом стал каждую неделю навещать дом Мари и Джона. Ах да, его звали Джон. Он действительно чувствовал опьяняющую свободу. Теперь каждую ночь рядом с ним спала Мари, и он не ощущал более того голода, что раньше поедал его; она будто разом утолила его жажду. Да, влюбился без памяти и навечно. Не правда ли, порой спасение и направляющая рука вашего Бога приходят оттуда, откуда совсем не ждёшь?