Эрик, нет!

Шла вторая неделя после сессии и Чарльзу казалось, что вот он, конец его страданий. Ещё немного, ещё чуть-чуть и Эрик выбросит в мусорку последнюю бутылку пива и вернётся в "семью", состоящую, собственно, из самого Чарльза и студента с их кафедры, Питера Максимова-Леншерра. Но шли дни и "ещё чуть-чуть" превратилось в "Эрик, кончай пить!". Питер старался подольше пропадать в библиотеке университета, отзваниваясь переживающему Ксавье каждый час: найти в себе силы вернуться домой, где Чарльз орёт на пьяного в хлам Эрика, он не мог, и поддерживал распсиховавшегося преподавателя-мамочку по телефону. Ночью он тайком пробирался в старый семейный особняк Ксавье через чёрный ход и через него же выбирался рано утром, пока Чарльз, вынужденный работать за двоих, с трудом поднимался с холодной одинокой кровати: в дни запоя Леншерр отправлялся в подвальные помещения, а Чарльз, пребывая в истерике от того, что приходится отдалять от себя Эрика, шёл на крышу особняка и писал Питеру курсовые. Однако, несмотря на все проблемы, Максимову иногда даже нравилось такое положение дел. Эрик был жёстким отцом и мало что разрешал сыну. Чарльз разрешал почти всё, если это не вредило жизни и здоровью его любимого Эрика и самого Питера. Но вот самого профессора Ксавье это всё бесило. Ему надоело каждый раз выкручиваться за Леншерра, надоело писать курсовые по гетерохромии за Максимова-Леншерра, надоело тихо плакать в подушку из-за того, что ужасно одиноко было без тёплого бока Эрика рядом. Слишком долго он жил один, слишком привык просыпаться вот так в холодной постели. Чарльз был сильным, но в долгие запои Леншерра эта сила покидала его и он чувствовал себя недолюбленным одиноким мальчишкой, разочаровавшимся в окружающих. Только одно его радовало: Питер не бросал его одного, а то и дело заходил посреди долгой бессонной ночи якобы с каким-то вопросом по курсовой, постоянно звонил из библиотеки, покупал еду, когда холодильник, благополучно забытый Чарльзом на нервные ночи, пустел окончательно и заставлял профессора Ксавье хотя бы раз в неделю хоть что-нибудь поесть. Этим чем-нибудь чаще всего оказывалась пицца, за которой Максимов заезжал вечером после университета и Чарльз долго отказывался от неё, но в итоге всё равно съедал половину пиццы, первый кусок проглатывая почти насильно, под бдительным надзором Питера. Когда в очередной раз Чарльз доел, наконец, последний кусок пиццы и Максимов благосклонно позволил ему уйти к себе и спокойно допсиховать там, Ксавье направился в подвалы. Дойдя до двери, за которой он запер Эрика, Чарльз глубоко вдохнул и нерешительно постучал. Даже зная, что Эрик лежит на старом продавленном диване пьяный в стельку, с бутылкой в руке и с полупустым ящиком пива в углу, он не мог позволить себе войти, не постучавшись. Естественно, ему никто не ответил и Чарльз толкнул дверь, отперев её висящим на шее ключом. Его взгляду предстал его любимый Эрик, сидящий на диване с красными от недосыпа глазами в малиновых лосинах и таком же малиновом свитере.       -Чарльз, я всё решил. Я присоединюсь к Апокалипсису и стану четвёртым Всадником...-Ксавье вздохнул и присел на край дивана. Апокалипсисом преподаватели давно прозвали одного третьекурсника, вокруг которого постоянно крутились неприятности. Из-за этого, а ещё из-за того, что все эти неприятности рушились на голову Чарльза, парня люто ненавидел Эрик. И если он решил стать заодно с Апокалипсисом, значит, он пьян больше, чем обычно. И это плохо.       Не присоединяйся к Апокалипсису, Эрик. Правда, не надо...       -Все, что было доброго во мне, умерло с моей семьёй...       -Я еще живой, придурок! Что я сыну скажу? Что папа, сбрендивший магнит для холодильника, оделся, как последний бомж и свалил с синим носом к парню, который постоянно издевается над Питером? Ты итак уже неделю не просыхаешь!       -Но Чарльз...       -Не Чарльзкай мне тут! Марш наверх, трезветь будешь!-Чарльз был злым. Очень злым. В такие моменты трезвый и влюблённый в Ксавье Эрик обычно обнимал любимого и называл его "бешеным хомячком".       -Но...       -Марш!-Эрик поднялся с дивана и понуро поплёлся наверх, а Чарльз поднял ящик и перетащил его в соседнюю комнату. От греха подальше. ***пару часов спустя***       -Я тебя ненавижу, Леншерр! Ты мне всю жизнь ломаешь! Я не могу жить с человеком, который только и делает, что пьёт после сессий! Ненавижу тебя! Ненавижу всех! Вот только выйдешь из дома-больше тебя обратно не пущу! Эгоист чёртов!-окончательно протрезвевший Эрик сидел на диване на втором этаже особняка, вжав голову в плечи, в то время как Чарльз вышагивал перед ним и выплёскивал всё своё раздражения на запойного любовника. Леншерр понимал, что Чарльзу просто необходимо выговориться, что он зол из-за затянувшегося запоя, но всё-таки немного переживал: ещё никогда Ксавье не злился на него так долго. Уже полтора часа после принудительного вытрезвления Чарльз ходил из угла в угол, как загнанный зверь, и орал, орал, орал на Эрика.-Присоединиться к Апокалипсису, вы это видели? Да я с тебя три шкуры спущу, если ты ему хотя бы зачёт поставишь! Он не сдал ни одного проекта за прошедший семестр, а ты его поддерживаешь!       -Чарльз, успокойся, я был пьян...       -Да, ты был пьян, и в этом-то проблема! В следующий раз ты по пьяни решишь из окна выброситься, а я с этим мириться должен? Я тебя ненавижу, ненавижу, ненавижу!-последнее слово Чарльз почти провизжал, падая на диван и утыкаясь в подушку. Его плечи дрожали от едва сдерживаемых слёз.-Из-за тебя я веду себя, как девчонка, глупая и влюблённая в своего преподавателя... Ненавижу тебя, Эрик...       -А я тебя люблю, Чарли... Ты прости, что в этот раз так, ладно? Я больше не буду...-Эрик вздохнул и осторожно коснулся рукой плеча любовника. Тот недовольно фыркнул, но руку Леншерра не скинул. Видя это, Эрик приподнял Чарльза и уложил к себе на колени. Ксавье глубоко вдохнул в себя воздух и вдруг расплакался, обняв мужчину за талию и уткнувшись носом в его живот. Он плакал тихо, без громких рыданий, но от этого Эрику становилось только хуже. Ещё никогда Чарльз не психовал так сильно, доводя самого себя до слёз. Впервые при нём Ксавье отпустил себя.-Чарли, Чарли, прости меня, не плачь... Я знаю, я бесчувственное дерьмо, которое наплевало на твои чувства, но я правда больше не буду... Прости...-Чарльз расплакался ещё сильнее от извинений Эрика и тому оставалось только поглаживать дрожащую спину Ксавье и шептать какую-то романтическую ерунду.       -Эрик... Я хочу мороженку...-прошептал наконец Чарльз через полчаса истерических рыданий. Леншерр нежно улыбнулся и хотел было подняться, но Ксавье ещё сильнее сжал руки на его талии и мужчина остался на месте.       -Чарльз... Я не смогу принести тебе мороженое, если ты меня не отпустишь...-как маленькому ребёнку попытался объяснить Ксавье Эрик, но тот только всхлипнул, плотнее прижимаясь к любимому.-Ну что мне с тобой делать, нервный ты мой... Питер!-дверь приоткрылась и в комнату просунулась голова Максимова.-Сбегай в магазин, купи моему чуду мороженое! Шоколадное, с ореховой обсыпкой!-Питер кивнул и исчез, а через несколько секунд хлопнула входная дверь.       -И всё-таки ты идиот, Эрик... И за что я тебя только люблю?-устало выдохнул Чарльз, чуть улыбаясь и ослабляя объятия. Леншерр нежно провёл большим пальцем под заплаканными голубыми глазами Ксавье, стирая последние слёзы, и сам прижал Чарльза к себе.       -За то, что я такой идиот...-прошептал Эрик, откидываясь на спинку дивана. Чарльз чуть приподнялся и улёгся на его груди, прерывисто дыша. Через несколько минут его дыхание всё же выровнялось и он задремал, обнимая Леншерра за шею. "И всё-таки надо завязывать пить..."-подумал про себя Эрик, прикрывая глаза.-"Не ради себя, а ради Чарли. Моего Чарли. Моего и больше ничьего. Нельзя этим глазёнкам плакать..." Когда Питер вернулся с мороженым, он застал самую умилительную картину за всю его жизнь: Чарльз Ксавье, счастливо улыбаясь во сне, свернулся на груди Эрика, обхватив его тело руками и ногами, а сам Леншерр, нежно глядя на своё чудо, ласково поглаживал его по спине...