Спасение

      По верхней палубе огромного круизного лайнера неторопливо прогуливалось множество туристов, наслаждающихся теплом и удивительным для такого скопления людей спокойствием. Кое-кто останавливался и, опершись о высокий бортик, вдыхал свежий морской воздух, вглядываясь в бескрайнюю синеву.       Одним из таких наблюдателей был высокий молодой человек лет двадцати, одетый в светлые брюки и легкую клетчатую рубашку. Уже около получаса он не двигался с места, только иногда откидывал назад челку, растрепавшуюся от нового порыва ветра.       Джин Элмерд — а именно так звали парня — с легкой улыбкой думал о том, что уже завтра он ступит на землю и отправится прямиком в Рим. Там у него будет целая неделя для того, чтобы встретиться со старыми друзьями и хорошо провести оставшееся до конца каникул время. Потом на самолете он вернется домой, в Нью-Йорк, и начнутся суровые трудовые будни. А пока можно не думать об этом, просто наслаждаясь солнцем и сонным покоем.       Еще несколько минут прошло, прежде чем парень двинулся с места. Становилось слишком жарко, чтобы находиться под открытым небом. Джин спустился на одну из нижних палуб, которые заприметил уже давно. Там всегда было малолюдно, и никто не приставал с глупыми вопросами. С комфортом расположившись за столиком небольшого кафе, заказал себе легкий овощной салат и мысленно поблагодарил родителей за такой чудесный отдых.       После еды Джина разморило окончательно, и сейчас ему хотелось только добраться до прохладной каюты и провести часок-другой, поглощая очередную книгу, которую отец посоветовал еще до поездки. Тем более что кафе постепенно заполнялось утомленными туристами, и вокруг становилось шумно.       Джин открыл глаза и несколько секунд всматривался в темноту. Единственным освещением был лунный свет, проникавший через окно рядом с кроватью. Одна рука нащупала твердый переплет обложки, а другая дотянулась до выключателя. Глаза защипало от яркого света. Ничего не изменилось: тот же диванчик, слегка помятая постель, картины на стенах и фрукты на журнальном столике.       Аккуратно положив книгу на тумбочку, Джин присел на край кровати, выбрав себе зеленое яблоко. Судя по времени, он успел хорошо выспаться, а основное веселье на судне уже стихло. Можно было выбраться на палубу и подышать свежим воздухом, как делал это и раньше. Тянуть парень не стал, догрыз яблоко, переоделся в свежую рубашку, на этот раз светло-зеленую, и тихо выскользнул из каюты.       Добраться до любимого места было делом хлопотным, но оно того стоило. Там был только небольшой бассейн и несколько диванчиков, то есть по сравнению со всем остальным великолепием эта часть выглядела достаточно невзрачно, а потому и людей там никогда не было много.       Юноша неторопливо шагал вдоль ряда громоздких шезлонгов. Как он и предполагал, здесь было пусто, и шум воды не заглушался бьющей по ушам музыкой, которая преследовала туристов едва ли не по всему кораблю.       Небо было безоблачным, а над водой висел яркий серп луны. Джин остановился, с удовольствием переводя взгляд на белую дорожку, стелющуюся по водной глади. Жаль, что завтра он будет в городе и уже не увидит эту красоту. Еще несколько минут парень провел в тишине, пока до его слуха не донеслись приглушенные, но уверенные голоса. Юноша чертыхнулся, понимая, что любование красотами в одиночестве придется отложить. Видимо, не ему одному хотелось провести эту ночь за пределами каюты. А потому Джин неторопливо двинулся дальше, жалея только о том, что вынужден будет потратить еще немного времени, находясь в компании глупых юнцов, ищущих место, чтобы развлечься.       Сделав еще несколько шагов, он, наконец, увидел те самые мягкие диванчики, но открывшаяся картина не слишком обнадеживала. Юноша вдруг понял, что не слышал взрывов хохота, звуков падающего в бассейн тела, громких голосов, граничащих с визгом и всех остальных признаков нахождения поблизости избалованных богатых деток, которые всегда раздражали получившего строгое воспитание молодого человека. Вместо этого он увидел группу высоких широкоплечих мужчин, которые были одеты в обычные здесь брюки и рубашки, однако держались они так строго и уверенно, с таким выражением на каменных лицах, что принять их за туристов мог только слепой, глухой и пьяный вдрызг маразматик.       Джин замер, боясь пошевелиться и как-то выдать свое присутствие. Разум буквально вопил о том, что нужно скорее сматываться, а не смотреть на то, что для чужих глаз не предназначено, но тело словно окаменело.       Тем временем мужчины достали подозрительно вида черные чемоданчики, продолжая неторопливый разговор. Парень стоял в тени, выравнивая дыхание. Он видел их, и даже отдельные слова долетали до его ушей, в которых слышалось только громкое биение сердца. Все было достаточно мирно, и Джин даже успокоился немного, понимая, что ничего страшного не увидел, можно тихонько проскользнуть обратно в каюту и дождаться утра, предаваясь мыслям о встрече с друзьями. Так оно и было бы, успей он уйти хоть на несколько секунд раньше и не увидеть, как один из мужчин достает непонятно откуда длинный черный предмет, а другой, сжимающий в руках чемоданчик, падает после глухого хлопка.       Трудно описать ужас, который охватил Джина. Ноги вмиг стали ватными, а в горле застыл хрип, который вырвался бы наружу, не успей парень прикрыть рот обеими ладонями. Словно во сне он медленно пятился назад, больше всего на свете мечтая оказаться в другой части корабля и проклиная свою любовь к ночным прогулкам, поэтому не сразу понял, что раздавшиеся в тишине громоподобные звуки издал чертов шезлонг, на который он упал, не заметив и споткнувшись.       Парни впереди мгновенно прислушались и зашевелились. Тут же послышался топот и короткие фразы, которыми они обменивались друг с другом. Джин вскочил, заставляя шевелиться оцепеневшее тело и бросаясь назад, прекрасно понимая, что они рядом, они сильнее, быстрее, и они не боятся.       — Сюда, он здесь! — послышался сзади грубый голос.       Раздался уже знакомый хлопок, еще один, и рубашка на боку оказалась разорвана. Джин рванул еще быстрее, понимая, как ему только что повезло. Сзади слышался топот и крики уже нескольких человек, а заветная дверь еще далеко. Выстрелы прекратились, но это почему-то не успокаивало. Через несколько метров парень понял, почему. Из темноты, непонятно откуда, вынырнул еще один. Джин понял, что оказался в ловушке. Спереди и сзади — парни с пистолетами, справа — стена, слева — море. А ведь можно…       Даже не пытаясь оценить последствия своего поступка, парень, не останавливаясь, с разбега перемахнул через бортик, уже в который раз называя себя идиотом. Сзади слышалась отборная ругань и новые выстрелы, но Джин почти не слышал их, пытаясь правильно сгруппироваться в прыжке. Он уже почти коснулся воды, когда правое предплечье обожгло болью, и парень буквально почувствовал, как металл прошел через плоть. Новый приступ боли скрутил его, когда в рану попала соленая вода. Джин закричал против воли, захлебываясь, и, нелепо перебирая здоровой рукой, с головой ушел под воду.

***

      Когда совсем рядом в воду свалилось нечто очень шумное, Марьям не сразу понял, что именно это было. Только когда он почувствовал запах крови, а рядом пронеслось несколько пуль, едва не задев хвостовой плавник, тритон решил, что пора уплывать. Взгляд его равнодушно скользнул по погружающемуся в воду юноше, отметил его закрытые глаза, неподвижность и кровоточащую рану, прежде чем поплыть прочь от судна. Он приплыл сюда для того, дабы понять, сколько тритонов потребуется, чтобы затопить корабль. Если один человек скончается раньше остальных, большой беды не случится.       Булькнуло еще несколько пуль. Юноша тонул. Вода вокруг него окрашивалась в алый. Тритон проводил взглядом крупную хищную рыбу… и поплыл обратно, схватил парня за здоровую руку и потянул за собой. Дотащить его до берега и оставить, пусть люди сами друг друга спасают, а он и так делает то, чего не должен. Корабль остался далеко позади, но до более-менее обитаемого берега было еще плыть и плыть. Даже если развить всю скорость, на которую способны тритоны, парень задохнется, не достигнув суши. Словно бы слыша мысли Марьяма, юноша задергался, хватая ртом воду. Тритон взмыл ввысь, давая ему возможность выплыть на поверхность.       Откашлявшись и отдышавшись, Джин смог рассмотреть того, кто спас ему жизнь. Им оказался широкоплечий мужчина с длинными темными волосами и изумрудными, чуть светящимися глазами. Это все, что удалось рассмотреть в темноте, плюс тот факт, что он легко держится на воде, умудряясь удерживать кого-то еще.       — Ты… кто? — сипло выдохнул Джин, борясь с болью во всем теле, особенно в раненой руке, и слабостью.        — Задержи дыхание, — в этот момент голос показался шипением, а странный мужчина не стал дожидаться новых вопросов. Он перехватил поудобнее слабо сопротивляющееся тело и нырнул под воду.       Через несколько минут парень снова стал задыхаться, чем вызвал только раздражение тритона. Тот зашипел новые проклятия сквозь зубы и активнее заработал плавниками. До грота, к которому он направлялся, оставалось всего-ничего, но человек оказался слишком слабым.       — И почему я должен этим заниматься, — ворчал Марьям, принимая человеческую форму и затаскивая парня на мокрый песок.       Рана продолжала кровоточить, но несостоявшийся утопленник дышал, хоть и не открывал глаз. Без раздумий Марьям оторвал рукав от рубашки человека и перевязал рану. Потом, подумав, вернулся в воду и быстро поплыл на глубину, разгоняя стайки маленьких рыбок. Вскоре он нашел то, что искал: водоросли, о свойствах которых издавна знали русалки. Зажимая в кулаке добычу, тритон поплыл обратно, с раздражением думая о том, что непутевое существо может истечь кровью за время его отсутствия.       Объект его размышлений обнаружился на том же месте, разве что кусок ткани теперь был алым, и Марьям с наслаждением вдохнул запах свежей крови. Размяв в руках водоросль, он уложил ее под повязку и присел на камень, задумчиво разглядывая спасенного парня.       Тритон и раньше видел людей. Но давно, очень давно. Тогда они выглядели по-другому. Впрочем, внешний вид не важен. Вне зависимости от внешности враг так и останется врагом. Однако вызвать в себе ту ненависть к людям, что сжигала его на протяжении долгих лет, Марьям так и не смог. Человек выглядел слишком беззащитным, слишком слабым. Тритон не видел, не чувствовал в нем угрозы, и это раздражало его еще больше.       Начинало светать. Теперь Марьям без труда мог разглядеть темные волосы, загорелую кожу, родинки на щеках, чуть курносый нос и пухлую верхнюю губу. Симпатичный. Для человека.       — И что мне с тобой делать? — вслух подумал тритон, не слезая с облюбованного им ранее камня.       Благодаря лечебным свойствам водоросли, рана заживет быстрее, но настолько, чтобы тянуть парня в море. Конечно, если тритон планировал спасти его жизнь. Но тогда нужно было бы оставаться здесь, кормить его, менять повязку и собирать водоросли. А еще и объяснять остальным, куда пропадает командующий личной охраной короля. Проследить труда не составит, а тот факт, что тритон выхаживает человека, вряд ли пойдет ему на пользу. В измене не обвинят, конечно, в конце концов давно известны случаи пополнения морского народа человеческими утопленниками, и принимали их достаточно радушно, все-таки уже свои. Но для этого нужно проводить особый обряд, а самое главное, человек должен умереть. А этот парнишка еще живехонек. Логичнее было бы его утопить.       Марьям снова окинул человека оценивающим взглядом. Встал с камня и протянул было руку, чтобы утащить бессознательное тело на дно, но пальцы застыли в нескольких миллиметрах от загорелой кожи.       Тритон опустил руку, с раздражением фыркнув. Человек на это тихо вздохнул и, как показалось Марьяму, сморщился особенно жалостливо.       Тритон недовольно отпрянул. Человек был слабым, хрупким, требовал неустанной заботы. Его следовало защищать. Так обращаться с живым существом Марьям не привык. Даже для представителя своего народа он был слишком замкнутым, слишком суровым, слишком холодным.       Еще раз окинув взглядом бессознательного парня, тритон представил все связанные с ним неудобства и решительно спрыгнул с камня.       — Люди — паразиты, — четко проговорил он, не сводя глаз с молодого человека. — Я не дал тебе утонуть. Будь благодарен.       Парень, естественно, никак не отреагировал. Постояв еще несколько мгновений, будто бы сомневаясь, Марьям одним прыжком достиг воды, а в следующую минуту уже уплывал подальше от грота, уверенный в том, что мысли о едва не утонувшем человеке больше его не потревожат.       Сейчас он думал о том, что упустил корабль. Посудина была просто огромной, и ее крушение доставило бы тритону истинное наслаждение. Но, судя по всему, уже завтра корабль причалит к берегу. При должной сноровке и упорстве еще можно было успеть собрать отряд и даже напасть. Но вместо того, чтобы получше оценить противника, рассчитать силы и скоординировать действия, Марьям занимался спасением человеческого мальчишки, который и так проживет недолго.       Еще раз вспомнив о совершенной им глупости, тритон фыркнул и раздраженно махнул плавником, разгоняя стайку маленьких рыбок. Следующего такого корабля можно было ждать еще долго, а небольшие суда с парой десятков человек на борту были ему не интересны.       Тритон остановился, провожая взглядом крупную рыбу, проскользнувшую мимо него и скрывшуюся в водорослях. Куда же теперь? Никаких срочных поручений от короля не было уже давно, а с повседневной рутиной прекрасно справлялся выбранный Марьямом лично помощник. Уже не в первый раз тритон подумал о том, что зря еще каких-то пять лет назад стремился сделать все, чтобы облегчить себе жизнь и не плавать по окрестностям дворца с патрулем из-за каждой шалости юных русалок, обожавших устраивать маленькие, но очень веселые — по их мнению — переполохи. Теперь, когда ежеминутная надобность в нем отпала, заняться было совершенно нечем.       Где-то справа блеснул знакомо серебристый плавник, отвлекая Марьяма.       — Что ты делаешь здесь, Милена? — негромко проговорил тритон, едва заметно хмуря брови. — Я видел тебя, не стоит прятаться.       Несколько мгновений ничего не происходило, но он не сдвинулся с места, замирая в ожидании. Наконец из-за ближайшей скалы несмело выплыла красавица-русалка, недовольно сжав маленькие кулачки.       — Что ты делаешь так далеко от дворца? — повторил свой вопрос тритон, уже заранее зная ответ.       — Следишь за мной? — смешно надула губки девушка. — Почему ты оказываешься везде, куда бы я ни поплыла?       — Потому что я отвечаю за охрану всего Подводного Царства, а тебе, кажется, еще несколько недель назад запретили уплывать далеко от дворца, — холодно отчеканил Марьям, небрежным взмахом руки веля русалке следовать ним.       — Спасибо, что не заперли, — вздохнула Милена, но уже через мгновение заулыбалась еще ослепительнее, нетерпеливо кружа вокруг неторопливо плывущего Марьяма. — А ты где был?        Тритон стиснул зубы, стараясь справиться с раздражением. Юная красавица была дочерью одного из трех советников короля, жила во дворце в нескольких отведенных специально для нее комнатах, была чересчур весела и игрива, но больше всего злил Марьяма ее навязчивый интерес к людям. Девушка частенько сбегала из дворца и уплывала слишком близко к берегу, надеясь понаблюдать за ними хотя бы часок. Самой большой ее мечтой было поговорить с человеком на равных. Ее отец осуждал такую легкомысленность, а вместе с ним и практически весь морской народ. Знакомство Марьяма с Миленой произошло много лет назад, когда он только-только получил высокую должность, а она впервые решилась на настоящий побег из-под присмотра собственной прислуги. Тогда нашли русалку только через два дня, довольную до невероятности и полную новых впечатлений. В тот раз Марьям получил свой первый — и последний — в жизни выговор от короля. Что это за охрана, если ее смогла провести даже молоденькая русалка, за которой, к тому же, ему было велено особенно присматривать. По этой причине молодые люди часто сталкивались в самых неожиданных местах, и, видимо, из-за этого тритон занял прочное положение в числе друзей Милены, о чем он сам очень не любил вспоминать. При каждой встрече русалка считала своим долгом сообщить ему обо всех новостях, начиная прошедшим накануне королевским советом и заканчивая свежими сплетнями о несуществующем романе старшего принца и какой-нибудь красавицы, каждый раз новой. Марьям терпел, сцепив зубы, и спешил передать русалку с рук на руки заботливой матери. Этот раз ничем не отличался от остальных. Разве что сегодня девушка рассказывала о собственных поклонниках, и тритон с некоторым удивлением расслышал в бурном потоке слов несколько знакомых имен.       Уже на подходах ко дворцу их заметили, и несколько слуг выскочили встречать мигом поскучневшую девушку. Выслушав очередной поток благодарностей за возвращение в сохранности ценного члена знатной семьи, Марьям с нескрываемым облегчением поплыл в сторону ближайшего охранного поста нагонять ужас на новобранцев.       За главными воротами как раз проплыл небольшой отряд тритонов, блестящих новенькими доспехами. Марьям, оскалив зубы в довольной улыбке, двинулся за ними, но путь ему снова преградили.       — Ваше Высочество, — он выпрямился по струнке перед молодым златовласым тритоном.       — Сколько раз я просил обращаться ко мне по имени, — с шутливым укором произнес тот, подплывая поближе. — Советник считает, что ты был бы идеальным мужем для Милены. Только у тебя получается находить ее везде, куда бы она ни поплыла.       — Это случайность, — проскрипел тритон, скорчив недовольную гримасу. Принц засмеялся, игриво махнув плавником:       — Чем же она не мила тебе, Марьям?       — Ваше Высочество, довольно этих глупостей, — отмахнулся от него тритон, уже жалея, что решил вернуться во дворец. — Вы знаете, что я не намерен жениться в ближайшую сотню лет. И знаете, почему я избегаю встреч с этой русалкой.       — Из-за людей, — вздохнул принц. — Ты слишком суров. Люди живут в своем мире, мы в своем. И лучше бы нам не встречаться друг с другом.       — Однако людям дозволено уничтожать наш дом, губить наших братьев и сестер, — зашипел Марьям. Черты его лица заострились, и даже глаза угрожающе засияли.       — Верно, мы страдаем, — молодой тритон нахмурился, понимая, что затронул неприятную для мужчины тему. — Но люди не знают о нас. Они забыли нас много сотен лет назад.       — А тогда они устраивали на нас охоту. Ловили сетями и вытаскивали на берег, и никто не знает, что стало с теми несчастными. А человеческие войны, которыми они обрекают на смерть и нас?       Его Высочество вздохнул, не отводя глаз от мужчины, который продолжал приводить новые аргументы. Что ж, даже такое яростное выражение ничуть не портило его прекрасного лица.       — Марьям, — прервал принц тритона, — подумай о том, что не все люди одинаковы. Я не хочу спорить с тобой, ты все равно не послушаешь. Но ты пытаешься отомстить всему миру. Может, кто-то из них и заслуживает смерти, но мне жаль, когда погибают невиновные.       — Вы слишком добры, — скрипнул зубами Марьям после недолгого молчания.       Обоим было ясно, что этот разговор ни к чему не приведет. Однако тритон, прислушиваясь к словам принца, вдруг вспомнил юношу, оставшегося в гроте. И хоть особой жалости по отношению к нему мужчина не испытывал, его голову не покидала мысль о том, что оставлять его там было неправильно. Рана не слишком опасна, а смерть от голода и жажды будет слишком мучительна, возможно, мальчишка ее не заслужил.       Марьям тут же фыркнул: с чего это его интересует, будет ли страдать какой-то человек? Но что-то внутри не давало покоя. Да, много людей погибло при его непосредственном участии, но все они умирали быстро.       Промелькнувшее перед внутренним взором воспоминание о лежащем на песке бессознательном мальчишке заставило тритона нервно стиснуть зубы. Он ненавидел жалких созданий, требовавших постоянного присмотра. В том, что человек относится именно к ним, Марьям не сомневался.       — Мне почему-то кажется, что я говорю сам с собой, — неожиданно лицо принца оказалось в нескольких сантиметрах от лица мужчины, тонкие пальчики легко коснулись его плеча. — Вернись ко мне, Марьям.       Тритон хмуро глянул на парня и отпрянул. Решение созрело мгновенно, он взмахнул плавником и ответил, уже оборачиваясь черед плечо:       — Довольно шуток, Ваше Высочество. У меня еще дела.       — Меня зовут Истон, — в спину ему крикнул светловолосый тритон, наблюдая за удаляющимся мужчиной. И с усмешкой добавил, когда тот почти скрылся из виду: — Ну и упрямый же ты, Марьям.       Придя в сознание всего несколько минут назад, Джин уже почти пожалел об этом. Легкие словно горели, дышать было тяжело, все мышцы словно налились свинцом, а раненая рука ужасно болела и почему-то чесалась. Воспоминания возвращались медленно, но Джин — хоть убей — не помнил, как оказался в маленьком гроте посреди моря. Он помнил, как увидел то, что видеть был не должен, как прыгнул за борт, как его ранили, помнил даже странного человека, который почему-то оказался в воде вместе с ним, но дальше была темнота. Парень предположил было, что мужчина ему просто привиделся, но разорванная рубашка и не слишком аккуратно перевязанная рана убедили его в обратном.       Джин попытался было вспомнить, куда делся его спаситель, но голова тут же отозвалась тупой болью. Парень шумно выдохнул и закрыл глаза. Лежать на песке было гораздо легче, чем думать, и Джин даже смог расслабиться. Внезапная мысль лениво всплыла в сознании, и парень резко вскочил, тут же застонав от головокружения и боли в раненой руке.       Он был один. Совершенно один посреди моря. Где находится ближайший берег — неизвестно. Как туда добраться — тоже. Еды нет. Воды нет. Плыть куда-то в таком состоянии — самоубийство.       Джин, казалось, забыл, как дышать от охватившего его ужаса. Он хватал ртом воздух, что есть сил вглядываясь вдаль, надеясь зацепиться за что-то, что даст ему надежду на спасение. Словно в ответ из воды вынырнула темноволосая макушка. Джин едва сдержался, чтобы не закричать от облегчения. Человек, тем временем, приближался, и вскоре парень узнал того самого мужчину, что помог ему не так давно.       Марьям же уже пожалел, что решил вернуться. Он совершенно не знал, что будет делать, когда окажется рядом с мальчишкой, но и просто выбросить из головы свой поступок не получалось. Все-таки надо было его утопить, меньше мороки. А сейчас парень смотрит на него таким отвратительно-радостным взглядом, что тритон едва сдерживает желание немедленно развернуться обратно.       Впрочем, облегчение на лице мальчишки тут же сменяется непониманием и страхом, когда Марьям выплывает на берег, и хвостовой плавник на его глазах превращается в длинные крепкие ноги.       В напряженно тишине, нарушаемой лишь шумом прибоя, парень круглыми от изумления глазами таращится на стоящего перед ним абсолютно обнаженного мужчину. Нескольких минут понадобилось Джину, чтобы понять, что внезапно появившийся человек ему не мерещится. Вместе с этим пришлось осознать, что появился он со дна морского, и вместо ног у него только что был переливающийся черной чешуей хвост.       Марьям насмешливо наблюдал за мальчишкой. Весь сложный процесс принятия происходящего можно было легко увидеть в его глазах. Парень всем своим видом выказывал недоумение. Впрочем, как понял тритон, бояться человек перестал почти мгновенно, и это не могло не нравиться.       — Я еще сплю? — неожиданно спросил парнишка, растерянно глядя на мужчину. Голос был хриплым и заметно подрагивал.       — Нет, — бросил Марьям, делая несколько шагов к человеку. Тот мгновенно попытался отползти подальше. — Хотя для тебя было бы лучше вообще не просыпаться.       Джин помолчал, переваривая, но не сводя с незнакомца настороженного взгляда. Больше всего ему не понравился голос мужчины, больше похожий на угрожающее шипение.       — Кто вы?       — Ты и сам все понял, — тритон сдвинул голову набок, чтобы получше рассмотреть человека. — Мой народ все еще обитает на дне, несмотря на все попытки твоего народа уничтожить нас.       — Но… я никогда не слышал, чтобы в мире существовала хоть одна… русалка, — робко проговорил Джин и тут же пожалел об этом.       — Замолчи, — зло прошипел тритон. — Вы убиваете все живое, даже не задумываясь об этом! Сколько грязи в океане по вашей вине! Из-за вас гибнут рыбы и водоросли, а сколько молодых русалок лишилось жизни, случайно оказавшись рядом с вашими кораблями! Еще хуже, когда вы начинаете убивать друг друга. И невдомек, что от ваших взрывов погибаем и мы!       Джин молчал, съежившись под яростным взглядом тритона. Его глаза горели зеленым огнем прямо как тогда, ночью, руки сжимались в кулаки, и парень разглядел длинные острые ногти, царапающие ладони.       — У вас кровь, — тихо проговорил Джин, когда мужчина замолчал. Тот резким движением поднес руки к лицу и небрежно отряхнул их. — Зачем вы спасли меня, если так ненавидите?       Марьям даже как-то растерялся. Ярость застилала ему глаза, и он уже успел пожалеть о своей несдержанности, ожидая, что слабое существо испугается, лишится сознания или, того хуже, начнет плакать и просить о пощаде. А этот как будто совсем не боится, более того, кажется равнодушным к своей участи.       — Не знаю, — нехотя прошипел тритон, чувствуя, как в нем кипит гнев на человека. Он не должен вести себя так! — Это можно легко исправить.       — Убьете меня? — Джин смотрел на мужчину и словно не видел его. Безумно хотелось есть и пить, и парень чувствовал ужасную слабость во всем теле, а рана на руке разболелась с новой силой. — Но я ничего вам не сделал.       Эта фраза ничуть не впечатлила Марьяма. Он хмыкнул и уверенно произнес:       — Все люди в чем-то виноваты.       Джин хотел было возразить, но сил на споры у него уже не осталось. Он опустился на спину, прикрыв глаза. Умирать не хотелось, но… чем оставаться в одиночестве и трястись от страха, лучше оставаться в компании пусть и злобного, но единственного здесь живого существа. Может, он окажется милосерден и не позволит ему мучиться.       Уже погрузившийся в свои мысли парень как будто издалека услышал плеск воды. С трудом приподняв голову, он мутным взглядом окинул грот и понял, что снова остался один. Черноволосый мужчина исчез, только следы на песке и остались. Джин почувствовал, как по телу пробежала крупная дрожь. Лучше бы его застрелили там, на корабле.       Марьям был невероятно зол на себя. Сначала он приплыл к человеку, сам не зная, зачем, теперь снова оставил его. То, что парню становится хуже, видно было невооруженным взглядом. Тритон упорно плыл прочь, но чувствовал себя так, словно его разум, сердце, весь он сам остался в этом проклятом гроте. В мыслях его, пусть и сумбурных, по-прежнему яростных, царил тот парень.       Тритон остановился. До дворца было далеко, никто, кроме рыб и водорослей, не мог его увидеть. Можно было спокойно подумать.       Итак, человек умрет в ближайшее время, если ему не помочь. Но Марьяму безразлична его судьба, как и любого из представителей этого народа. Он хочет только добраться до дворца, вернуться к своим прямым обязанностям и никогда не вспоминать об этой встрече. Мужчина вздохнул, махнул плавником, и, ругая себя за мягкотелость, которой раньше за ним никто не замечал, поплыл назад. Но не к гроту, нет. Тритон знал, что голыми руками вернуть человека к жизни не сможет.       Джин почему-то прекрасно понимал, что времени осталось немного. Он то приходил в сознание, то снова проваливался в темноту, мечтая только, чтобы все закончилось. Но следующее его пробуждение оказалось не таким, как предыдущие. Парню казалось, что все вокруг качается, и от этого к горлу подступала тошнота. Вскоре до затухающего сознания дошел тот факт, что это его трясут из стороны в сторону.       — Давай же, человек, — следующим до него дошло злобное шипение, — я знаю, вас так просто не убьешь.       Еще чуть позже, уже кое-как разлепив веки и разглядев расплывающееся лицо уже знакомого мужчины, Джин почувствовал боль в потревоженной ране, из которой снова сочилась кровь, и новую, не такую заметную боль от глубоких порезов, только что появившихся на его плечах от длинных острых ногтей.       Марьям не был осторожен, сейчас ему требовалось привести человека в сознание, чего тот делать категорически не желал. Тритона охватывала злость, как и всякий раз, когда все шло не так, как он хотел, и шелестело внутри что-то вроде омерзительно-сопливого «Не успел». Подобное чувство Марьяму не нравилось совершенно, и, чтобы избавиться от него раз и навсегда, тритон тряс человека с удвоенным энтузиазмом, не забывая с воодушевлением бить его по щекам.       Подобные действия возымели успех: мальчишка открыл глаза. Но соображал по-прежнему мало. Марьям, еще раз встряхнув паренька, размял в ладонях кусок не слишком приятной на вид водоросли и засунул ее ему рот.       — Глотай, слышишь, немедленно глотай, — приговаривал он, уже притягивая руку к следующему куску.       От такой встряски Джин быстро пришел в себя. На вкус водоросль оказалась еще омерзительней, чем на вид, но тритон был неумолим. Человек кашлял, пытался выплюнуть противную склизкую массу, все еще не понимая, что происходит. Только увидев перед собой светящиеся глаза мужчины, обнаженные в яростном оскале зубы и услышав угрожающее шипение, Джин расслабился и подчинился. Тритон, тем временем, продолжал подсовывать человеку кусочки водоросли, которые тот теперь уже безропотно глотал. Когда они закончились, Марьям еще раз встряхнул парня, усадив поудобнее, и занялся раной. Он снял повязку, убрал уже высохшие кусочки, некоторое время рассматривал рану, кивнул сам себе, размял свежую водоросль и наложил повязку.       Джин тем временем уже вполне осознавал происходящее. Он вяло наблюдал за мужчиной, с удивлением понимая, что ему становится лучше: боль никуда не делась, но голод и жажда притупились, слабость понемногу отступала.       — Что ты делаешь? — прокашлялся Джин, когда мужчина закончил с повязкой и отошел в сторону, повернувшись к человеку спиной.       Тот не ответил, но скоро вернулся и протянул Джину какие-то ракушки:       — Ешь.       При ближайшем рассмотрении парень с удивлением узнал устриц, которые мужчина уже открыл и подготовил специально для него. Джин чуть подрагивающими руками схватил ракушки и жадно выпил, проглотил, не разжевывая. Ощущения были необычными, но гораздо лучше, чем от мерзкой водоросли. Расправившись с устрицами, парень отбросил в сторону ненужные уже ракушки и оперся спиной о камень. Это была не самая приятная в его жизни трапеза, но сейчас Джин чувствовал себя сытым.       — Спасибо, — сказал он мужчине, который все это время сидел на камне и смотрел куда угодно, но не на человека.       Тот кивнул.       Джину хотелось задать сотню вопросов, начиная с того, что будет с ним дальше, и заканчивая особенностями жизни подводных существ, но все они застревали в горле, стоило лишь взглянуть на мужчину. Его хмурое лицо, напряженное тело, задумчивый взгляд, обращенный куда-то за горизонт, ясно говорили о том, что дружелюбной беседы в любом случае не выйдет. Придя к этому выводу, молодой человек тихо вздохнул и прикрыл глаза: его одолевала сонливость. Он здраво рассудил, что раз мужчина помог ему сейчас, значит и дальше не бросит, и позволил себе расслабиться.       — Имя, — голос прозвучал резко, а тритон даже не шевельнулся, так что Джин решил поначалу, что ему просто показалось. Но мужчина повернулся к нему и требовательно повторил: — Имя.       — Мое? — сипло выдохнул парень.       — Свое я знаю, — закатил глаза мужчина.       — Джин.       Тритон спрыгнул с камня, подошел к человеку и присел рядом, с интересом разглядывая его. Парень поежился, чувствуя себя маленьким и ничтожным под его взглядом, а мужчина ухмыльнулся и тоже представился:       — Марьям.       После чего он отошел обратно к облюбованному им камню, сам не зная, что следует делать дальше. Просто уйти? Или попытаться поговорить? Ведь тритон сам только что привязал себя к этому существу минимум на неделю. Гордость не позволяла ему первым заговорить с человеком, да и о чем им можно разговаривать? Уплыть бы просто, от недостатка внимания парень точно не умрет. Наверняка Марьям так и поступил бы, если бы не четкое ощущение чужого взгляда, скользящего по коже. Резко повернув голову, он увидел, что человек не отрывает от него глаз. Но мальчишка снова удивил его. Он не стал отворачиваться, смущенно краснеть, бормотать извинения или делать еще что-то подобное. Джин продолжал рассматривать сидящего перед ним мужчину внимательно, совершенно не скрываясь. Марьям ответил тем же, и некоторое время человек и тритон не отрывали друг от друга испытующих взглядов, ожидая, кто отвернется первым.       — Не боишься меня? — наконец спросил мужчина, весьма позабавленный поведением мальчишки.       — Без тебя я умру, — флегматично пожал плечами Джин. — Если надоем тебе — я умру. В любом случае, от меня мало что зависит. Сейчас я боюсь только того, что ты бросишь меня здесь.       Тритон помолчал, обдумывая, пробуя на вкус слова парня. Каждое из них было пропитано горечью, отчего Марьям почувствовал легкий дискомфорт. Правда, через несколько мгновений это ощущение прошло, и он легко смог посмотреть в глаза человека с прежним равнодушием.       — Все верно. Только я могу тебе помочь.       «Хоть и не знаю, зачем», — добавил мужчина про себя, но вслух почему-то этого не произнес.       — Что будет со мной дальше? — прямо спросил Джин, как-то легко осознав, что незаметно перешел на «ты».       — Ты слаб, — помолчав, ответил Марьям. — Не советую резко шевелиться, если не хочешь, чтобы рана снова открылась. Придется ждать, пока она затянется. Тогда я смогу дотащить тебя до обитаемого берега.       — Сколько? — выпалил парень, прикрыв глаза.       — Около недели. Может, больше, — равнодушно пожал плечами тритон, задумчиво глядя куда-то в небо.       — И ты будешь помогать мне? — с недоверием уточнил Джин.       — Придется, раз я имел глупость тебя спасти, — фыркнул тритон, поднявшись с камня. Если бы в этот момент он взглянул на человека, то заметил бы, как быстро тот отвел глаза.       — Куда ты? — забеспокоился Джин, когда через несколько минут мужчина уверенно шагнул к воде.       — Скоро вернусь, — бросил тот и в два прыжка оказался в воде. Через несколько мгновений на поверхности мелькнул широкий хвостовой плавник.       Джин попытался было подняться и как-то остановить мужчину, но слабость и резкая боль в раненой руке не позволили ему шевелиться, а слабых окриков тритон уже не слышал. Парень глухо застонал и попытался устроить поудобнее. Было жарко. Жажда быстро вернулась. Хорошо еще, что грот оказался достаточно большим и позволял ему спрятаться от солнца. Джин снова прикрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Все-таки чуть раньше парень сказал правду: сейчас все зависело только от Марьяма, ему оставалось лишь ждать. Вздумай тритон серьез бросить его здесь, Джин ничего не сможет поделать.       Тритон вернулся действительно быстро, хотя человеку казалось, что прошла почти вечность. В состоянии вялого испуга он думал о том, хватит ли ему сил и терпения провести так целую неделю. Марьям сказал, что поможет, но не уточнял, что будет сидеть здесь и не давать ему скучать.       Едва расслышав плеск воды, юноша распахнул глаза и жадно уставился на уверенно шагающего к нему мужчину. В руках он держал две огромные раковины, которые тут же аккуратно уложил на берегу.       — Ночью будет дождь, — пояснил Марьям наблюдающему за ним мальчишке.       — Будет тебе вода.       — Тогда, может, набрать побольше?       — Испарится на жаре, — возразил мужчина, но, подумав, добавил: — Принесу еще несколько.       На этот раз Джин спокойно ждал возвращения тритона и, кажется, даже задремал. Марьяму даже пришлось разбудить его, легко коснувшись плеча. Он молча указал растерянно заморгавшему человеку на уложенные в ряд раковины и сунул ему в руки новую порцию моллюсков. После того, как парень отбросил в сторону ракушки, Марьям взялся за больную руку, хотя повязка была достаточно свежей. Он сменил водоросли и крепко обмотал рану рукавом рубашки.       — Ее ведь можно было не менять сейчас, — заметил Джин после того, как мужчина закончил перевязку.       — Я не собираюсь торчать здесь постоянно, — хмуро отозвался тритон. Еще несколько минут он рассматривал юношу, который всеми силами пытался скрыть разочарование и страх, и усмехнулся. — Вернусь позже.       Джин не стал уточнять, когда именно, только тихо поблагодарил, впрочем, он не был уверен, что Марьям услышал. Парню оставалось лишь смотреть, как он уверенно приближается к воде. Один длинный прыжок — и Джин остался один.       Впервые море и теплый песок вызывали у юноши панику. А ведь когда-то он мечтал о том, что будет долго гулять по пустынному берегу вдали от шума и суеты. Теперь же Джин больше всего на свете хотел вернуться домой, к людям. Двигаться ему все еще было тяжело, поэтому юноша просто лежал на песке и предавался воспоминаниям. Он думал о том, что корабль уже, наверно, причалил, друзья обязательно поднимут панику, когда не обнаружат его среди пассажиров, а родители сойдут с ума от беспокойства. А ведь у матери слабое сердце. Вернуться бы поскорее…       Кажется, он снова задремал. И снова открыл глаза тогда, когда уже стемнело. Кроме этого, как и предсказывал Марьям, снаружи лил дождь. Хорошо еще, что не было сильного ветра и море оставалось спокойным, иначе грот оказался бы залит водой. Раковины уже были наполнены, и Джин бросился к ним так быстро, как только было возможно в его положении. Вода утолила жажду и притупила голод. Парень хотел было перенести одну из раковин в грот, чтобы не нужно было лишний раз выходить под дождь, но в своем нынешнем состоянии едва смог сдвинуть ее с места. Решив оставить все как есть, Джин вернулся в грот и устроился в облюбованном ранее углу, с удивлением нащупав несколько ракушек, которые оставил предусмотрительный Марьям. Правда, они были закрыты, и юноше пришлось изрядно повозиться, чтобы извлечь из них моллюсков голыми рукам и в темноте. Как ни странно, есть захотелось еще больше, и Джин подумал, что если выберется отсюда, то никогда больше не притронется к морепродуктам.       Тритон приплыл ближе к полудню. К этому моменту парень мог думать только о Марьяме и его возвращении. Каждая минута казалась ему бесконечной, внутренности как будто скручивало от голода.       Мужчина же был совершенно невозмутимым. Без лишних слов он вложил в руки парня уже знакомые ему омерзительные, но очень полезные водоросли. Джин засунул их в рот не раздумывая. Далее настала очередь устриц, которые Марьям принес в огромном зеленом листе.       — Как самочувствие? — с насмешкой поинтересовался тритон, наблюдая, как юноша разделывается с моллюсками.       Джин ответил уничтожающим взглядом, только через несколько мгновений подумав о том, что ненавистник всего рода человеческого может рассердиться. Однако Марьяма это, кажется, только позабавило. Он наложил новые водоросли на рану, с некоторым удовлетворением отметив, что она больше не кровоточит от малейшего движения, передвинул раковины с водой в тень и с чистой совестью оставил мальчишку в одиночестве.       Как ни странно, все это время тритон чувствовал себя просто прекрасно. Несмотря на упущенный корабль и спасение человеческого мальчишки Марьям находился в весьма приподнятом настроении, не ворчал на подчиненных солдат и всего лишь молча развернул назад Милену, поймав ее у одного из запасных выходов из дворца. Удивленная девушка, уже приготовившаяся к долгим нотациям и злобному шипению, проводила его неверящим взглядом и покорно поплыла к себе.       К работе, которая уже давно перестала казаться чем-то захватывающим, Марьям в этот день вернулся с прежним энтузиазмом. И хоть никакого особо важного занятия не нашлось, даже возня с патрулями увлекла его с головой. Откладывая в сторону сделанные за несколько часов заметки, тритон размял затекшую шею, невольно вспоминая, как вот точно так же засиживался за работой днем и ночью, с присущим ему упорством пытаясь доказать, что, несмотря на молодость, достоин высокой должности. Но это было много лет назад. Тогда были живы братья. Тогда и сам он был немного другим.       Предаваться воспоминаниям Марьям не желал. Они поднимали в душе что-то омерзительно-горькое, как те водоросли, которые он скармливал мальчишке. Такие ощущения тритону не нравились. Он не желал возвращаться к прошлому и снова чувствовать то, что чувствовал тогда.       Тритон тяжело вздохнул и окинул взглядом свое рабочее место. Судя по ощущениям, уже давно перевалило за полночь, а он не спал уже несколько суток. Даже такому, как Марьям требуется отдых. К тому же, рано утром ему придется навестить парня. Губы тритона сами собой расплылись в ядовитой улыбке, когда он вспомнил оголодавшего мальчишку, бросившегося к моллюскам в его последний визит. Мужчину это порядком позабавило, как и то, что он забывает о своем положении и начинает показывать зубки. Будет интересно посмотреть, что он будет делать дальше.       Утром Марьям не смог в точности реализовать свои планы. Помешал ему наглый тритон, вовсю пользовавшийся своими привилегиями. Принц Истон ворвался в его владения и потребовал отчета по изменению режима и состава патрулей, которыми Марьям занимался накануне. Исполнять приказ Его Высочества пришлось беспрекословно, хотя как младший принц узнал о том, что он собирается внести эти изменения, для мужчины так и осталось загадкой. Тритон терпеливо объяснял ход своих мыслей, стараясь не дать раздражению показаться на лице или в голосе, особенно через несколько минут, когда понял, что все эти умозаключения юному принцу совершенно не интересны.       Его Высочество с легкой полуулыбкой любовался тритоном перед собой и совершенно этого не скрывал. Его глаза восхищенно сверкали, а на щеках, как показалось Марьяму, играл едва заметный румянец. Тритон, как ни в чем не бывало продолжая рассказ, прекрасно понимал, что для младшего принца контролировать эмоции не составляет труда, и все, что происходит сейчас — осознанное и хорошо поставленное представление.       Марьям шумно выдохнул и процедил сквозь зубы:       — У меня все. Данный план требует дальнейшего осмысления и корректировки, но, полагаю, учитывая недостаточную эффективность патрулирования на сегодняшний день, подобные изменения будут иметь место.       — Замечательно, — Истон и подплыл ближе к тритону. — Продолжай работать в этом направлении и доложи мне, когда все будет готово.       — Как прикажете, — кивнул Марьям, изображая поклон. — А сейчас я хотел бы приступить к работе. Если позволите.       — Позволю, — тритон игриво улыбнулся в ответ. — Ты можешь прийти и до того, как закончишь. В любое время.       — Учту, — прошипел Марьям.       Его Высочество снова улыбнулся, махнул плавником, направив поток воды в лицо тритону и уплыл, довольный собой. Марьям же долго еще оставался на месте, стараясь успокоиться. Поведение младшего принца чрезвычайно разозлило его. Глупый юнец! Никакого интереса к Истону тритон не испытывал, хотя некоторые поползновения в его сторону периодически предпринимались. Подобные фокусы Марьям строго игнорировал, надеясь, что со временем красавец-принц найдет себе новое развлечение. В то, что чувства тритона могут быть искренними, он не верил. Вряд ли Истон вообще знает, что такое любовь.       Марьям резко мотнул головой, отгоняя странные мысли, которые стали появляться у него в последнее время. Он не любил, когда что-то идет не по плану. А думать о подобной чепухе тритон точно не собирался. У него и так дел по горло. И неплохо было бы начать. Человек наверняка заждался.       Криво усмехнувшись этой мысли, тритон еще раз окинул придирчивым взглядом рабочее место, и, убедившись, что все лежит на своих местах, быстро покинул дворец.       Джин ждал тритона с рассвета. Он и рад был бы заснуть, чтобы эта кошмарная неделя закончилась поскорее, но не мог. Много часов он смотрел на спокойное море, солнце, тени на стенах грота и думал, лишь иногда припадая к оставшейся воде. Юноша старался экономить, но это помогало мало. Все же Марьям был прав, и живительная влага, так необходимая Джину, стремительно исчезала на жаре. Запас ненавидимых теперь моллюсков иссяк еще поздно ночью, и теперь юноша тоскливо думал о том, что может не пережить эту неделю не из-за раны, а из-за слишком «богатого» рациона. Он думал о родителях, друзьях, вспоминал яркие моменты своей жизни, проговаривал цитаты из любимых книг. Все это помогало ему хоть немного забыться.       Когда же из воды, наконец, показалась темная макушка тритона, Джин выдохнул с облегчением. На задворках сознания прочно засел страх того, что Марьям передумает и просто не вернется, так что каждое появление этого хмурого существа воспринимал с некоторой радостью.       Оказавшись на берегу, Марьям первым делом придирчиво осмотрел своего подопечного. Бледный, измученный, но глаза жадно впились в тритона, засверкали ярко, сухие губы, до этого плотно сжатые, приоткрылись, словно расслабившись. Мужчина неопределенно хмыкнул. Судя по всему, человек рад ему.       Марьям привычно уже сгрузил перед парнем ракушки и вложил в руки свежую водоросль. Джин, невольно поморщившись при виде моллюсков, без предисловий жадно набросился на еду. Тритон насмешливо вскинул брови, заметив, с каким отвращением на лице парнишка берет в руки ракушки. Глядя на него, Марьям вдруг поймал себя на мысли, что убить этого человека ему уже не хочется. Наблюдать за ним было довольно забавно, как за маленькой зверушкой, и, возможно, тритон даже рассмеялся бы. Конечно, если бы еще умел смеяться.       — Спасибо, — проскрипел Джин, утирая губы. Сегодня моллюски казались ему еще более противными, чем вчера. А вот водоросль показалась вполне сносной. Марьям кивнул, уже занявшись раной. Четкими движениями выполняя уже привычные действия тритон, тем не менее, не забывал хищно ухмыляться.       — Что там? — с тревогой поинтересовался юноша, заглядывая в лицо тритона. Уж очень не понравилось ему такое его выражение.       Марьям отпрянул, зло зашипев. Движение было чисто интуитивным, и уже через мгновение мужчина понял, что оно было лишним. Человек вздрогнул и испугался, так и замерев с приоткрытым ртом, боясь даже вздохнуть. Марьям раздраженно выдохнул и нехотя ответил:       — Все в порядке. Хорошо заживает.       — Правда? — мгновенно отмер и заметно оживился человек. — Я смогу скоро убраться отсюда?       Тритон неопределенно повел плечом, закрепляя повязку. Он лишь сказал то, что увидел, а пророчествовать он не собирался. Джин тоже затих. После их небольшого… недопонимания в воздухе повисла некоторая неловкость. Юноша и хотел бы наконец-то побыть в компании, хоть немного поговорить, задать множество вопросов. Но понимал, что сейчас тритон уплывет, и ему придется снова остаться наедине со своими переживаниями.       Так и случилось. Марьям еще раз окинул взглядом грот и, кивнув не сводящему с него глаз Джину, удалился. Юноша тяжело вздохнул и оперся о камень. Так много он хотел бы спросить, например о том, почему рану так жжет. Не получилось. Видимо, придется ждать следующего раза.       Марьям же снова погрузился в тоску. С вопросами о патрулировании он разобрался очень скоро и теперь снова не знал, чем себя занять. Подумав о докладе принцу, он устало поморщился. Нет, лучше уж новобранцы.       — Эти юнцы совсем отбились от рук, — сам себе кивнул тритон, решительно направляясь к ближайшему посту.       От строгой муштры солдат снова спасло провидение в лице неугомонной Милены. Стоило Марьяму отплыть сотню метров от главных ворот, как за скалой мелькнул серебристый плавник. Тритон устало закатил глаза и обогнул ее с другой стороны, представ перед вскрикнувшей от неожиданности девушкой.       — Третий раз за эту неделю, — нахмурился он, пока русалка пыталась отдышаться, картинно сложив руки на груди. — У тебя совесть есть?       — Кто бы говорил о совести, — фыркнула девушка. — Неужели так сложно хоть разочек меня «не заметить»? Честное слово, я бы тогда сидела дома целую неделю!       Тритон снисходительно поднял бровь. Оба знали, что это явное преувеличение.       — Я не могу больше сидеть взаперти, — заныла Милена, мгновенно сменив тактику. — Сколько можно уже?       — Наверно, ровно до тех пор, пока ты не исправишься. Скажи на милость, зачем вообще тебе это нужно?        — Как это зачем? — искренне удивилась русалка, даже всплеснув руками. — Это невероятно интересно! Один раз я наблюдала за человеком целых три часа подряд! А ты знаешь, что…       — Я не желаю ничего знать о людях, — раздраженно перебил ее Марьям и махнул рукой, веля следовать за ним во дворец. Однако в его сознании уже возникла картинка, и вытравить ее оттуда не получалось. — Милена…       — Да? — резко развернулась девушка, вперив в тритона горящий взгляд.       Но отвечать он не спешил. Вопрос буквально вертелся на кончике языка, но Марьям не решался задать его. Просто не мог позволить себе задать вопрос о… людях. Словно все его существо противилось этому. Но перед глазами так и стояло перекошенное от отвращения лицо парнишки, когда он глотал устрицы. Это еще казалось таким забавным.       — Что люди едят? — деревянными губами просипел Марьям, мысленно проклиная себя, Милену, Джина, а заодно и весь род человеческий.       Вопросительный взгляд сменился недоверчивым, а потом глаза девушки засияли от восторга. В это же мгновение тритон пожалел о своих словах еще больше, но было уже поздно. Русалка заговорила. Она тараторила с бешеной скоростью, вываливая на Марьма все, что знала сама, словно боялась, что сейчас он передумает. Несколько минут мужчина честно пытался вслушиваться в совершенно незнакомые слова, прежде чем остановить девушку уверенным взмахом руки. Милена обиженно замолчала на полуслове.       — Я весьма удивлен твоими познаниями, — старательно сдерживаясь, чтобы не зашипеть, проговорил Марьям, — но все это меня не интересует. Оглянись вокруг и скажи, что из этого может съесть человек.       Милена послушно завертела головой по сторонам и почти мгновенно ответила:       — Ничего.       — Совсем? — невольно вырвалось у тритона, почему-то почувствовавшего некоторое разочарование.       — Ага. Рыбу только, но не сырую. Они разводят огонь и жарят ее. Правда, здорово?       У Марьяма было свое мнение на этот счет, но он предпочел сменить тему:       — И откуда ты все это знаешь?       — В королевском архиве можно найти много информации. Кое-что, правда, больше похоже на выдумку, но все равно очень интересно. А зачем ты спрашиваешь? О, может быть, ты оказался пленен красотой юной человеческой девы, похитил ее и держишь где-то в плену, надеясь добиться взаимности? — мечтательно затараторила Милена с самым радостным выражением на прекрасном личике.       Удивление во взгляде Марьяма показалось только на мгновение, и лишь потому, что девчонка оказалась весьма проницательной. Романтическая же подоплека ее теории, которая так нравится всем русалкам поголовно, заставила мужчину скривиться и демонстративно смерить Милену снисходительно-сочувствующим взглядом, словно он смотрел на умалишенную. Русалка в ответ раздраженно фыркнула, мигом сменив восторженное выражение лица на умеренно-добродушное.       — Знаешь что, — внезапно щелкнула она пальчиками, — следуй-ка со мной. Покажу кое-что. Только плыви рядом, сам же охрану везде расставил.       И не дожидаясь какой-либо реакции, девушка стремительно бросилась вперед. Марьям, замешкавшись на мгновение, последовал за ней, даже чувствуя нечто похожее на заинтересованность.       Плыть пришлось довольно долго, хотя и очень быстро. Несколько раз, еще в окрестностях дворца, на их пути действительно показались солдаты, мгновенно напрягавшиеся при виде Милены. Однако разглядев рядом с ней своего командира, тритоны мгновенно выпрямлялись и почтительно склоняли головы. Русалка, видя это, надувалась от гордости, заливисто смеялась и довольно поглядывала на Марьяма.       Наконец они достигли цели. Милена, едва оказавшись на поверхности, приняла человеческий облик, оказавшись стройной длинноногой девушкой. Тритон последовал ее примеру, недовольно поджав губы. Солнце светило прямо в глаза, заставляя щуриться, к тому же, было достаточно жарко. И даже замечательный вид на зеленоватые холмы где-то впереди не произвел на мужчину должного впечатления.       — Красиво, правда? — мечтательно протянула русалка, не отрывая взгляда от линии горизонта.       — Зачем мы здесь? — недовольно поинтересовался тритон.       — Ты же сам просил. Пошли скорее.       Милена первой двинулась дальше, тритон, чуть помедлив и окинув цепким взглядом окружающее пространство, последовал за ней. На этот раз шли они недолго. Буквально через несколько минут оба поднялись на ближайший холм, с которого открывался вид на небольшую долину. Вся она была разделена на длинные зеленые полосы.       — Что это? — с некоторой долей недоумения спросил Марьям.       — Не знаю точно, как это называется, — отозвалась русалка, зорко оглядывая долину. — Вроде никого нет. Идем!       И, несильно ткнув его в плечо кулачком, побежала вниз, смешно размахивая руками. Мужчина тяжело вздохнул, уже десять раз пожалев, что вообще заговорил с ней, а не просто отправил домой. Но отступать на полпути было глупо.       Наконец они достигли зеленых полос, и Марьям понял, что это всего лишь кусты, растущие одной ровной линией. Среди крупных зеленых листьев он разглядел ветки с множеством желтоватых плодов.       — Я иногда осматриваю такие небольшие острова, когда получается сбежать, — девушка бросила укоризненный взгляд на тритона. — Этот я нашла довольно давно, но поначалу не обратила на него большого внимания. Людей здесь почти не было, построек тоже, ничего интересного не происходило. На некоторое время я забыла о нем, а когда позже наведалась снова, увидела людей, которые что-то делали с этими кустами. Подождала, пока они уйдут, и подошла поближе. Теперь приплываю сюда иногда, чтобы позаимствовать немного еды.       С этими словами Милена сорвала несколько ягод с ветки и протянула мужчине. Некоторое время он сверлил их недоверчивым взглядом, но все же положил в рот. На язык брызнул сладкий сок, и Марьям нахмурился от непривычного вкуса. Слишком сладко.       Русалка же оторвала целую ветку и теперь с удовольствием поглощала ягоды.       — Тебе не нравится? — с тенью обиды спросила она, поглядывая на хмурое лицо тритона.       — Вполне по-человечески, — буркнул тот, думая о том, что отсюда до грота рукой подать.       — Какой же ты злой, — вздохнула девушка. Настроение мгновенно испортилось, даже сладких ягод больше не хотелось. — Если это все, что ты хотел увидеть, можем уходить. Вернешь меня домой.       Сказав это, Милена побрела обратно к берегу. Аккуратные плечики поникли, и даже волосы, казалось, блестели уже не так ярко. Что-то болезненно шевельнулось в груди холодного тритона, что-то, что несколькими днями раньше заставило его вернуться в грот.       — У меня еще есть дела, — негромко и неторопливо произнес он. — Я не смогу сопровождать тебя. Охраны здесь нет, плыви сама.       С полминуты русалка молчала, недоуменно глядя на Марьяма. Понимание приходило медленно, но вскоре ее глаза засветились радостью, и девушка, счастливо попискивая, бросилась обратно.       — Даже не думай, — непреклонно заявил тритон, понимая, что Милена собралась повиснуть на нем, щедро делясь своим восторгом. — И чтобы к вечеру была во дворце. Иначе клянусь, ты не покинешь его еще очень долго.       Мрачное шипение отнюдь не напугало Милену. Она рассмеялась и быстро исчезла. Марьям же снова взглянул на ягоды. И с чего вдруг он решил, что мальчишке они необходимы? С чего он вообще начал думать о нем?       Вздохнув, тритон сорвала самую большую ветку. Всю жизнь он делал так, как считал необходимым, иногда поддаваясь минутному порыву, каким-то внутренним чутьем понимая, что именно так будет правильней всего. И не единожды это здорово его выручало, даже если решения поначалу казались дикими. Марьям просто делал то, что хотел, и никогда не задумывался, почему именно ему этого хотелось. Поэтому сейчас оставалось стиснуть зубы, аккуратнее перехватить ветку и поскорее добраться до воды.       Уже стоя на теплом песке и глядя на удивленное лицо парня, Марьям понял, что совершенно не знает, что ему сказать. Поэтому он просто подошел и положил гроздь прямо в его руки.       С минуту Джин таращился на виноград, не до конца веря в то, что все это ему не снится. Злобный русал оказался добр настолько, что поделился с ним лакомством? Да и откуда он мог взять виноград, если старается держаться подальше от людей?       — И почему ты не ешь? — прямо над ухом раздался раздраженный голос Марьяма.       Джин, подскочив от неожиданности, понял, что тритон придвинулся так близко, что их лица оказались всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Несмотря на это, Марьям казался весьма озлобленным: брови были угрожающе нахмурены, челюсти крепко сжаты, а глаза едва ли не молнии мечут.       — Это для меня? — кое-как выдавил Джин, отчего-то краснея. Близость этого существа была смущающей, волнующей и, чего лукавить, опасной.       — А ты видишь здесь кого-то еще? — Марьям сделал шаг назад, разводя руки в стороны. — Тебе что, не нравится?       В голосе тритона Джину послышалась неприкрытая угроза, а потому он предпочел вернуться к подарку, а о странном поведении Марьяма подумать позже. Виноград Джин любил всегда, а теперь, после нескольких дней питания одними устрицами и мерзкими водорослями, крупные виноградины казались пищей богов. Первую ягоду он отправил в рот осторожно, с некоторой опаской. Снаружи она оказалась соленой от морской воды, но уже мгновение спустя на язык брызнул сладкий сок. Джин, не сдержавшись, глухо застонал от восторга, вызвав этим кривую ухмылку тритона. Казалось, что ничего вкуснее он в жизни не пробовал. Хотелось есть помедленнее и растянуть удовольствие, но юноша никак не мог сдержаться, в мгновение ока расправляясь со всей гроздью.       Марьям же с интересом наблюдал за человеком, в какой-то момент даже забыв обо всем своем раздражении. Джин жмурился от удовольствия, обычно бледные щеки алели здоровым румянцем, острый язычок то и дело мелькал на порозовевших губах, слизывая сок. Невзрачный ранее юноша, казалось, лучился счастьем. И выглядел невероятно хорошеньким.       Тритон недоверчиво сощурился, наклоняя голову и так, и эдак, разглядывая Джина со всех сторон и пытаясь понять, что изменилось в юноше, почему он стал таким привлекательным. Да нет, вроде бы все то же: нос, рот, губы, нечесанные волосы, грязная рубашка. Или это лишь Марьям увидел его по-другому?       Наконец Джин разделался с виноградом, с сожалением глядя на голую ветку. Казалось, что сейчас он способен съесть еще с десяток таких же. Во рту еще оставался сладкий привкус, и юноша с удовольствием прикрыл глаза, улыбаясь. Он даже и не подозревал никогда, что подобная малость сделает его таким счастливым. Даже дальнейшие перспективы вдруг перестали казаться такими мрачными.       Джин, вдруг опомнившись, повернулся к тритону. Радуясь, он даже позабыл на время о том, кто, собственно, и стал причиной его хорошего настроения. В этот момент он не боялся Марьяма и готов был даже пожать ему руку или дружески хлопнуть по плечу. Но увиденное несколько поумерило его пыл.       Тритон сверлил его пристальным взглядом исподлобья, словно ждал, что юноша бросится на него в любую минуту. При этом сам Марьям выглядел несколько растерянным. Это было так не похоже на него, что Джин и сам опешил. Он собирался долго и счастливо благодарить тритона, стойко перенося его недовольство, но сейчас все слова просто застряли в горле.       — Судя по всему, это оказалось съедобным, — губы Марьяма растянулись в ехидной усмешке, а на лицо вернулось привычное отстраненное выражение.       Удивительно, но возвращение прежнего язвительного существа успокоило Джина. Он вдруг подумал о том, что Марьям не такой уж и злой, каким хочет казаться. Твердит, что ненавидит людей, но все-таки принес ему вкусненького, хотя для этого ему наверняка пришлось потрудиться. Ведь, как известно Джину, на морском дне виноград не растет. А еще парень был почти уверен, что не только с ним Марьям ведет себя подобным образом. Наверно, он просто не умеет по-другому. Джину невольно вспомнился Энди, один из его приятелей в старших классах. Парень был общительным и веселым, даже слишком. Настолько, что не мог вытерпеть и десяти минут без веселья и шуток. Он умудрялся подколоть собеседника, даже прося передать ему ручку. Сначала это казалось забавным, но вынести целый день в обществе Энди в конечном итоге мог далеко не каждый. Джин, оправдывая репутацию примерного мальчика, не раз пытался поговорить с весельчаком, вразумить его по просьбе многих других одноклассников, но однажды понял, что парень просто не умеет быть другим. Он такой до самых кончиков пальцев, и наверняка просто взорвется, если попытается хоть один день прожить серьезно. Джин научился понимать приятеля и отвечать ему в его же манере. Как ни странно, они поддерживают связь до сих пор, хотя Энди и уехал из города сразу после окончания школы.       Парень окинул Марьяма оценивающим взглядом. И как же он не замечал этого раньше? Нужно просто принять его скверный характер и найти правильный подход. Тогда они наверняка смогут мирно сосуществовать эту неделю.       — Я даже больше скажу, — наконец ответил он на вопрос тритона, хотя тот уже и не надеялся на какую-то реакцию, — это было просто восхитительно.       Марьям удивленно моргнул, глядя на довольно улыбающегося юношу. Он чувствовал, что что-то неуловимо изменилось. Человек смотрел на него по-другому: по-прежнему без страха, но с какой-то странной теплотой, которой раньше, определенно, не было. Это привело тритона в еще большее замешательство.       — Спасибо, — тем временем продолжил Джин, — я очень люблю виноград, а этот просто великолепен.       — После морских водорослей тебе любая еда даром Богов покажется, — автоматически съязвил Марьям, но сам почти не обратил внимания на свои же слова. Он не мог понять, что произошло за эти несколько минут. Мало того, что он вдруг посмотрел на парня совсем по-другому, не как на источник всех несчастий, а как на разумное и очень привлекательное существо, так еще и сам Джин вдруг поменял свое отношение к Марьяму. Это было странно и в крайней степени неожиданно. Тритону просто необходимо было остаться наедине с собой и все хорошенько обдумать. К тому же, он все еще надеялся, что после восторженного писка Милены все это ему просто померещилось.       Поэтому он, не обратив внимания на говорящего что-то Джина, размеренным шагом двинулся к воде, одновременно размышляя, куда ему лучше отправиться. Исчезать надолго не стоит: его отсутствие всегда очень уж заметно. Но и во дворце редко можно было забыть о работе. Что ж, выбор не слишком велик.       — Эй, ты куда? — послышался за спиной Марьяма обеспокоенный голос.       — Я же сказал, что не собираюсь торчать здесь постоянно, — раздраженно бросил тритон.       — А как же…       — Позже принесу водоросли для перевязки и твоих любимых моллюсков.       — Ну, а если…       — Тогда и поговорим.       Джин обиженно замолчал. Казалось, наглый тритон читает мысли. Это было странно, волнующе… и чертовски приятно. Джин еще ни разу не встречал человека, который понимал бы его без слов. Хотя может быть дело в том, что Марьям не совсем человек?       Парень улыбнулся этой мысли, только в этот момент заметив, что снова остался один. Но почему-то сейчас это не вызвало почти привычного уже страха. Джин был занят тем, что усиленно думал о Марьяме. Конечно, человек мало что понимал в вопросах, связанных с русалками, но в привычном ему мире подобные личности — замкнутые, холодные и острые на язык — в компаниях особой популярностью не пользовались. Вряд ли у Марьяма было много друзей.       На какое-то мгновение Джину даже стало жаль тритона. Но в следующую секунду он напомнил себе, что ничего о Марьяме не знает, а потому судить о нем не вправе. Хотя, признаться честно, Джин был бы не против узнать его получше. И не только потому, что впервые встретился с представителем совершенно другой расы. Просто он был… интересен парню.       В следующие несколько часов о мужчине с рыбьим хвостом Джин думал много. В основном потому, что в этом чертовом гроте только и оставалось, что думать. Заняться было совершенно нечем, и Джин действительно иногда чувствовал себя так, словно находится на грани безумия. Поэтому мысли о Марьяме, лицо которого и так стояло перед глазами человека довольно долго, были почти спасением.       Сначала Джин размышлял о том, какой он, этот Марьям, и как с ним следует говорить. И именно тогда вдруг понял, что не знает о нем ничего, кроме того, что характер у его невольного помощника на редкость скверный и ворчливый. А еще то, что для такой ненависти нужна какая-то причина, и вряд ли Марьям расскажет о своей.       Конечно, в любом другом случае все это и не должно было бы интересовать Джина. Но сейчас он решил, что хочет узнать тритона получше. Может быть, они даже смогут стать друзьями. От этой мысли парень невольно улыбнулся, тут же вспомнив о том, что за подобной инициативой может последовать близкое знакомство с острыми ногтями Марьяма. Впрочем, это его почему-то не пугало. Пусть шипит, только бы возвращался снова.       Потом Джин старался припомнить все подробности их коротких встреч, придя к совершенно невероятному выводу: кажется, тритону и самому нравилось быть здесь. Думать так было бы глупо и весьма наивно, учитывая не слишком хорошо сложившиеся отношения Марьяма с людьми, но другого объяснения такому его довольному виду, пусть даже он сопровождался язвительным шипением, парень придумать не смог. Впрочем, возможно, Марьям радуется лишь бедственному положению ненавистного человека.       По прошествии еще некоторого времени, Джин решил, что будь Марьям человеком и встреться они в каком-нибудь тихом баре, он наверняка захотел бы познакомиться с ним так близко, насколько это возможно. Что ни говори, Марьям был невероятно привлекательным, хотя противный характер буквально отпечатался на лице, делая его суровым и даже жестким, временами.       Правда, когда объект его размышлений предстал перед ним с крайне недовольным выражением на красивом — как уже успел решить Джин — лице, парень невольно вжался в стену. Очень уж кровожадно ухмылялся Марьям, глядя на него.       — Ты быстро, — нервно брякнул Джин, не зная, что еще можно сказать, но чувствуя необходимость вызвать тритона на разговор, понять, в каком он настроении.       — Неужели? — насмешливо протянул Марьям, демонстративно поглядев себе через плечо, где уже садилось солнце. Когда он уплывал, оно было в зените. — Ты даже не проголодался? Стоит запомнить, что подобные сладости делают людей менее прожорливыми.       — Откуда ты знаешь, что виноград сладкий? Неужели решил взять в рот что-то настолько человеческое? — не удержался Джин, но все-таки вжал голову в плечи, не совсем представляя, чего следует ждать от этого существа.       Однако Марьям, кажется, все-таки был настроен весьма миролюбиво. Он лишь снисходительно хмыкнул и положил перед парнем большой зеленый лист, полный устриц.       — Твоя еда, — с нескрываемым злорадством произнес тритон, обнажив зубы в торжествующем оскале.       Джина передернуло. Однако голод, о котором он и впрямь забыл, погрязнув в своих мыслях, и гордость вкупе с неожиданным раздражением на тритона сделали свое дело. Парень молча взялся за ракушки, привычно выпивая содержимое, и даже поблагодарил Марьяма, изобразив на лице некоторое подобие улыбки.       Тритон, все это время внимательно наблюдавший за человеком, рассеянно кивнул и приступил к привычным уже процедурам.       — Ты не боишься меня больше, — безо всякого выражения заметил он, не отрываясь от перевязки, однако Джину в его голосе послышалась некоторая растерянность.       — А ты больше не хочешь меня убить, — ответил он, напряженно наблюдая за реакцией тритона.       Марьям замер на мгновение, поднял настороженный взгляд на Джина и неожиданно кивнул:       — Пожалуй, не хочу.       И снова взялся за перевязку, словно сказал что-то вполне обыденное. Парень же растерянно наблюдал за его манипуляциями, не в силах отвести глаз от пальцев тритона. Хоть они и были снабжены таким опасным атрибутом, как длинные острые ногти, Марьям еще ни разу не оцарапал Джина, хотя и действовал всегда очень быстро. Пальцы переходили в сильные руки с четко очерченными мышцами. Парень вдруг поймал себя на мысли, что объятия Марьяма наверняка будут крепкими и очень приятными, и густо покраснел, отводя глаза. Черт возьми, это же грот посреди моря и злобный тритон. С чего вообще в его голову забрались мысли о чем-то кроме спасения собственной жизни?       Марьям же, тем временем, закончил с перевязкой и отошел в сторону, присев на облюбованный с самого первого дня камень, и с интересом уставился на парня.       — Ты не уходишь? — осторожно поинтересовался Джин спустя несколько минут напряженного молчания.       — А ты, разве, не хотел мне что-то сказать?       — Просто кажется, что я сойду с ума, если проведу еще один день в одиночестве. Я даже разговаривать сам с собой стал, представляешь? — нервно хохотнул Джин, стараясь скрыть неловкость. Помолчал немного и, пряча взгляд, тихо попросил: — Останься со мной ненадолго, пожалуйста.       Марьям не ответил, глядя куда-то в сторону моря, и, кажется, даже не услышал человека. Джин огорченно вздохнул, надеясь, что это было почти неслышно. И на что он, собственно, рассчитывал? На задушевную беседу с тем, кто готов был бросить его на дно только потому, что он человек?       — Тебе нравится этот… слишком человеческий? — наконец проговорил Марьям, так и не глядя на парня.       Джин даже не сразу понял, что тот имеет в виду сегодняшний виноград. А поняв, не смог сдержать улыбки. Очень уж коряво тритон пытался начать разговор.       — Очень нравится. Я всегда его любил. И получал, стоило лишь захотеть. Поэтому и воспринимал как нечто обыденное. А сейчас… у меня было такое чувство, будто ты звезду с неба достал, — усмехнулся Джин, а Марьям лишь насмешливо хмыкнул. — А тебе сладости не нравятся, так ведь?       Тритон в ответ неопределенно повел плечом. Это могло означать что угодно, но парень не стал переспрашивать. Он уже и так понял, что Марьям не умеет поддерживать беседу с незнакомцами, особенно если они относятся к группе тех существ, которых, по его мнению, следовало бы уничтожить в первую очередь. Некоторое время тишину нарушил лишь шум воды. Уже начинало смеркаться. Джину вдруг подумалось, что темная гладь воды и бегущая по ней лунная дорожка теперь всегда будет напоминать ему об этом гроте и, как ни странно, о Марьяме.       — Я хочу вернуться домой, — неожиданно даже для самого себя заговорил парень. — Если бы ты только знал, как я скучаю по своей семье, друзьям. Наверняка они с ума сходят, надеясь отыскать меня.       Джин говорил еще очень долго. Он рассказывал о том, что его отец — известный писатель, а семья матери владеет крупным издательством, и, собственно, благодаря этому они и познакомились. Говорил о старшем брате и о том, что он работает в этой же сфере, а однажды займет кресло их деда. И о себе, о том, что больше всего любит читать и с самого детства мечтал стать хорошим редактором и выпускать в свет качественные книги. О своих непутевых университетских друзьях, просто обожающих попадать в неприятности, и о нескольких хороших приятелях в Италии, к которым он и собирался попасть сразу после этого чертового круиза.       Во время его долгого монолога Марьям неподвижно сидел на камне, не произнося ни звука, но неотрывно глядя на парня, как тому показалось, с нескрываемым интересом.       — Впрочем, возможно, хорошо, что все так сложилось, — задумчиво произнес Джин после недолго молчания.       — Это почему же? — впервые разомкнул губы Марьям, и в голосе его парню послышалась некоторая заинтересованность.       — Я бы спокойно спал в своей каюте, не получил бы пулю и не свалился тебе на голову. А ты не лечил бы меня сейчас, а… может, праздновал бы крушение корабля.       Марьям поджал губы, но согласно кивнул.       — И наверняка мне и в голову не пришло бы даже заговорить с подобными тебе, — добавил он.       — А я никогда бы не узнал, что такие как ты существуют, — в тон ему сказал Джин. — Признай, что все могло сложиться куда хуже.       — Мне пришлось бы выхаживать сразу двоих? — иронично выгнул бровь Марьям, а парень, не сдержавшись, расхохотался.       — А знаешь, я рад, что познакомился с тобой, — с улыбкой произнес он, поддавшись внезапному порыву. — Ты неплохой парень, хоть и ворчун еще тот. Марьям от этих слов ощутимо вздрогнул и уставился на Джина круглыми от изумления глазами.       — И тебя совершенно не волнует, что я стал причиной гибели нескольких сотен твоих собратьев? — вкрадчиво поинтересовался он, вперившись в парня еще более заинтересованным взглядом, и даже наклонился вперед, чтобы не упустить ни одного звука или жеста.       — Я стараюсь об этом не думать, — честно ответил тот. — Хотя я уже не раз видел, как на месте ног у тебя появляется хвост, все это кажется слишком невероятным.       Марьям, подумав, кивнул. Кажется, ответ его удовлетворил, и тритон снова погрузился в задумчивость.       — Допрос уже окончен? — на всякий случай уточнил Джин.       — Ты еще не знаешь, что такое допрос, — мгновенно отозвался тритон и встал с камня. — Но в целом, да. Уже поздно, вам, людям, нужно много спать.       — А вам, русалкам, не нужно вообще? — недовольно передразнил Джин, услышав насмешку в его голосе.       Марьям на это усмехнулся себе под нос и двинулся к воде.       — Эй, не сбегай! — крикнул Джин ему в спину, мгновением спустя услышав громкий всплеск. Парень раздраженно стукнулся затылком о стену грота и пробурчал: — Собеседник из тебя ужасный.       Марьям же, оказавшись на глубине, сделал то, чего не позволял себе ни разу в жизни, считая до безобразия глупым уделом не в меру впечатлительных русалок: он растянулся на песке, широко раскинув руки и бессмысленно вглядываясь в толщу воды над головой. Ему нужно было подумать, а в таком положении это, как оказалось, приятнее всего.       Из долгого рассказа Джина тритон понял далеко не все, хотя бы потому, что доброй половины слов просто не знал. Однако кое-что он впервые осознал четко: у этого человека есть счастливая любящая семья, друзья, мечты и планы на будущее. Его любят, скучают, ждут. И его мать наверняка будет плакать, так, как когда-то мать Марьяма.       Тритон погубил множество жизней и, конечно, подобные мысли часто вертелись в его голове. Но только сейчас, слыша тихий прерывающийся голос парня, по-настоящему почувствовал, какую боль причиняет другим. Это осознание резануло гораздо больнее, чем сам он мог предположить. Марьям всегда рассматривал себя лишь как орудие возмездия, а свои поступки — месть за безвинно убитых сородичей. А сейчас понял, что все эти люди просто жили, не желая становиться убийцами, да и вряд ли все они были на это способны. То, что всегда говорили ему более миролюбивые тритоны и от чего он всегда отмахивался, навалилось одним большим комом вины и отвращения к самому себе.       Но и измениться в один миг Марьям не мог. Понимал ли он, что поступки его были ошибочными? Да, безусловно. Раскаялся ли он в них? Нет. Убил бы снова, зная, что эти существа медленно разрушают его дом, губят его собратьев? Несомненно. Но теперь, глядя на опускающиеся на дно тела, его будет преследовать голос Джина, с болью говорящего о своей семье.       Марьям резко зажмурился, стараясь отогнать путающиеся мысли. Он ощущал, как внутри идет борьба, как новые чувства пытаются проникнуть в его сознание, заставить его измениться. Этого тритон категорически не желал, но понимал, что от этих выводов никуда не деться. Нужно дать им время улечься в голове, обдумать со всех сторон, и только тогда, на холодную голову, принимать решения. Сейчас Марьям был не в том состоянии, а потому решил сосредоточиться на другом.       Мальчишка.       Он смог удивить Марьяма дважды за один день, чего еще не удавалось никому. Тритон многого не понимал в его речи, но это было вовсе не обязательно. Ему нравилось слушать его голос, наполненный теплом, радостью, весельем, тоской, болью — все эмоции были настолько яркими, искренними, что Марьям понимал их, ощущал так, словно они были его собственными. А выражение лица Джина, все его движения, жесты? Тот прекрасный юноша, который привиделся тритону недавно, все никак не хотел исчезать, возвращая на положенное место бледного и невзрачного парнишку.       Обдумав все это несколько раз, Марьям пришел к неутешительному выводу: ему до ужаса нравилось наблюдать за этим человечком, смотреть на него, слушать его.       — В бездну, — прошипел тритон, резко вскакивая, так, что от мощного движения гибкого плавника поднялся песок, взбаламутив прозрачную воду.       Но как бы ни пытался Марьям выбросить из головы все то, что видел и слышал накануне, утром он снова приплыл в грот, наблюдая за тем, как ест мальчишка, слушая его оживленную болтовню. Джин чувствовал себя гораздо лучше, о чем не преминул сообщить тритону, только рассеянно кивнувшему в ответ. Сообщение о скорой возможности избавиться от человека почему-то не вызвала у него волну неконтролируемого счастья. Наоборот, как будто екнуло что-то в груди от невнятного страха, и Марьям снова нахмурился. Джин, чувствуя его настроение, замолчал ненадолго, что-то припоминая, а потом заговорил снова, увлеченно описывая сюжет одной из своих любимых книг, да так, что даже Марьям невольно заслушался, на некоторое время успокоившись. Правда, когда парень, наконец, замолчал, восстанавливая дыхание, и глядя на тритона блестящими от восторга, такими живыми глазами, тот, ничего не говоря, поднялся с места и поспешил вернуться на дно, игнорируя направленный ему в спину обиженный взгляд. А все потому, что внезапно его охватило жгучее желание прикоснуться к Джину.       Парень же еще долго смотрел туда, где исчезла под водой темная макушка, и не мог понять, что сделал не так. Ведь не может быть, чтобы веселая приключенческая история так расстроила тритона?       — А ведь все было так хорошо, — тяжело вздохнул Джин. — Попробуй пойми его.       А Марьям еще долго ощущал некоторое смутное неудобство, хотя не понимал, почему. Но ощущение это продлилось недолго: как ни крути, а еще дольше отлынивать от работы не представлялось возможным, и тритон вынужден был просить о встрече с королем. Его приняли быстро, впрочем, как и всегда, правда, кроме него самого в Зале Совещаний оказалось еще весь Совет в полном составе, да еще и оба принца в придачу. Но это оказалось только на руку Марьяму: после сообщений о том, что несколько совсем еще юных тритонов едва остались в живых после столкновения с большим судном, его доклад об изменении системы патрулирования оказался очень кстати.       — Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул Его Величество, внимательно выслушав Марьяма. — С завтрашнего дня начинайте воплощать в жизнь свой план.       Тритон сдержанно склонил голову, сдерживая торжествующую ухмылку. Не то, чтобы он не верил в свою победу, но все же не ожидал, что все будет так легко.       — Кстати, — вспомнил вдруг король, и собирающиеся расходиться тритоны замерли, прислушиваясь, — вчера мне доложили о том, что всего в десятке километров отсюда затонул катер. Марьям, вы ничего не хотите сказать?       — Я не причастен к этому, — впервые он произнес эти слова с чистой совестью. — Впервые слышу о случившемся от вас.       Старый тритон, сощурившись, некоторое время всматривался в его лицо, затем кивнул и жестом велел всем удалиться, первым покинув Зал. Советники, негромко переговариваясь и с важным видом покачивая плавниками, последовали за ним. Марьям же повернулся к другому выходу, уже просчитывая, как лучше разбить на группы всех своих солдат, и совершенно не обратил внимания на то, что за ним следует еще кто-то. Правда, свою ошибку он понял очень скоро, когда в ближайшем коридоре его окликнули голосом, который он совсем не хотел сейчас слышать:       — Я ждал, что ты придешь ко мне гораздо раньше. Но ты так и не появился, Марьям, и мне пришлось искать тебя самому.       Тритон, мысленно выругавшись, повернулся к принцу, привычно принимая холодно-отстраненное выражение.       — Было много работы, Ваше Высочество.       — Истон, — привычно поправил принц. — Не думаю, что это было главное причиной. Я приходил и раньше, но тебя не было в твоих комнатах, и никто во дворце тоже тебя не видел. Где ты пропадаешь, Марьям?       — Мои обязанности не ограничиваются пребыванием в своем кабинете. Я должен находиться везде одновременно, чтобы держать под контролем абсолютно все. Только тогда в царстве будет порядок.       Нельзя сказать, что Марьям так уж не любил или не умел лгать. Наоборот, делал он это довольно часто, хотя бы потому, что иначе не смог бы делать то, что в итоге столкнуло на его голову мальчишку. Но именно сейчас, думая о нем, тритон не мог, как и раньше, с холодным высокомерием говорить слова лжи. Он чувствовал нарастающее раздражение, и это делало то, что он произносил, не таким убедительным.       — Уверен? — иронично выгнул бровь златовласый принц. — Если у тебя появилась личная жизнь…       — Ваше Высочество, — перебил тритон, нервно дернув плавником, — у меня нет времени на этот вздор. И у вас его тоже не должно быть.       — Ты пытаешься меня воспитывать? — фыркнул Истон.       — Кто-то ведь должен, — в тон ему ответил Марьям. Принц недовольно сузил глаза — первый признак подступающей ярости. — Вам тоже не помешало бы помнить о своих обязанностях. А сейчас и мне и впрямь пора.       И, отвесив поклон, Марьям поплыл к себе, мыслями возвращаясь к патрулям. Никто другой никогда не позволил бы себе вот так открыто сказать младшему принцу о том, что он, по сути, давно наплевал на королевские заботы и живет лишь в свое удовольствие. Но Марьям уже давно перестал бояться чего-либо, поэтому уже через несколько минут и думать забыл о принце и всех связанных с ним глупостях.       До самого вечера он разбивал своих солдат на группы по трое, тщательно обдумывая, кого куда и с кем поставить. Конфликты были совершенно ни к чему, а потому решения нужно было принимать осмысленно. Марьям так увлекся, что забыл обо всем на свете, и о мальчишке вспомнил уже глубокой ночью. Громко выругавшись, он мгновенно рванул в сторону грота. Хорошо еще, что утром принес много моллюсков, и у Джина еще осталось немного пищи. О воде он не мог сказать того же, но и сделать ничего бы не смог. Возможно, завтра будет дождь, и раковины снова наполнятся необходимой человеку влагой.       Для того, чтобы собрать устриц, потребовалось еще некоторое время, поэтому в грот Марьям плыл со всей скоростью, на которую только был способен. Почему-то мысль о том, что парень сидит без еды целый день, страдает от голода и не может даже позвать на помощь, заставляла его еще сильнее работать плавником.       Тритон уже приготовился выслушать ворчание осмелевшего в последнее время человека и даже пытался представить, что может услышать по прибытии, но берег встретил его подозрительной тишиной. Заметив силуэт парня, Марьям тихо подошел ближе, с каким-то невероятным облегчением понимая, что тот просто спит и, видимо, крепко. Осторожно положив рядом лист с моллюсками, тритон хотел было сразу уйти, но взгляд снова остановился на парне. Немного подумав, Марьям вернулся, присев рядом с ним, разглядывая его. Джин чуть поморщился во сне, поерзал, устраиваясь удобнее, и снова затих. Тритон не отрывал от него глаз, с каждой секундой все больше убеждаясь в том, что юноша красив. Хотелось коснуться его и, возможно, даже больше. Давно забытое чувство захлестнуло его, и Марьям, словно завороженный, протянул руку, невесомо проводя пальцем по щеке Джина. Тот снова нахмурился, и тритон отпрянул, помотав головой. И что на него нашло? Однако теперь эти мысли и желания не казались ему такими уж безумными.       Пообещав себе подумать об этом завтра, Марьям вошел в воду, стараясь не слишком шуметь. В конце концов, ему тоже требовался отдых.       Джин проснулся резко и очень неожиданно для самого себя: дернувшись во сне, ударился лбом о камни. Потирая ушибленное место, парень попытался прийти в себя и восстановить в памяти последние события. Недовольно заворчавший живот очень ему в этом помог. Джин вспомнил, как с нетерпением не отрывал глаз от горизонта в ожидании появления тритона, но он так и не приплывал. Парень перебрал все возможные причины его отсутствия, стараясь запихнуть подальше навязчивую мысль о том, что его бросили. Когда окончательно стемнело, а голод скрутил его с новой силой, Джин решил попытаться заснуть. Видимо, ему это удалось.       Несколькими мгновениями спустя он заметил лист с устрицами и невольно улыбнулся. Может быть, Марьям и не смог прийти вовремя, но все-таки не забыл о нем. Джин потянулся к ракушкам, с радостью заметив, что раненая рука почти не болит, даже когда он двигается. Насытившись, парень снова привалился спиной к камню, сложив руки на животе. Пусть его уже подташнивало от одного только вида моллюсков, наполненный желудок делал его почти счастливым.       Неожиданно что-то заставило Джина поднять голову и прислушаться, вглядываясь в темноту вокруг. Как назло небо полностью заволокло плотным покрывалом облаков, и увидеть что-либо дальше своего носа было весьма затруднительно. Однако то ли плеск воды показался ему не таким, как обычно, то ли песок зашелестел под чужими ногами, но парень точно чувствовал, что рядом кто-то есть. А несколькими секундами позже он понял, что не ошибся: от скалы отделилась темная фигура, сделала несколько шагов вперед и замерла неподвижно.       — Марьям? — облегченно выдохнул Джин. — Какого черта ты так меня пугаешь? Думаешь, с меня сегодня не достаточно?       Но ответа не последовало. Парень позвал тритона еще раз, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Фигура не двигалась, а Джин с подступающим ужасом заметил, что плечи у Марьяма были гораздо шире, а волосы, кажется, короче. Но не успел он даже обдумать свои наблюдения, неведомое существо резко дернулось обратно, к воде, мгновенно исчезая.       Джин еще долго не отрывал глаз от моря, каждую секунду ожидая, что перед ним снова окажется зловещая фигура. Теперь он точно был уверен, что это был не Марьям, и это пугало еще больше. Остаток ночи он провел в постоянном напряжении, ни на мгновение не смыкая глаз, и только появление темной макушки над водой заставило его выдохнуть с облегчением.       — Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть, — искренне проговорил он, действительно чувствуя, как при виде Марьяма по телу разливается приятное тепло.       — Я был занят, — бросил тритон, удивленный, и, чего скрывать, обрадованный таким приемом.       — Понимаю, порядок, забыли, — махнул раненой рукой Джин и даже не заметил этого, чего нельзя было сказать о сразу нахмурившемся Марьяме. — Ты ведь не приходил ночью во второй раз? Уже после того, как принес еду?       — Нет, что я здесь забыл? — фыркнул тритон, приблизившись к юноше и привычно потянувшись к раненой руке, но тот резко отпрянул.       — Да послушай ты, — требовательно повысил голос Джин, хватая за плечи упрямца и заставляя посмотреть себе в лицо, — здесь кто-то был, уже после тебя. Какой-то парень с длинными волосами. Он стоял и смотрел, а потом ушел. Просто прыгнул в воду и исчез! Это явно кто-то из твоих сородичей, Марьям!       Тритон замер, всматриваясь в лицо парня и понимая, что он не лжет. Мозг мгновенно заработал, анализируя ситуацию и возможные пути решения.       — Как он выглядел? Описать сможешь? — наконец выдал он.       — Нет, темно было. Я вообще сперва решил, что это ты, — поморщился Джин. В голову приходил только один возможный вариант, ведь только он мог додуматься проследить за Марьямом. Но утром тритон видел Истона, и тот ни словом, ни жестом не показал, что знает о человеке.       — Не бери в голову, — отозвался Марьям, с невозмутимым видом принимаясь за повязку. — Я разберусь, если что.       Особого доверия его слова не вызывали, но уверенность, с которой их произнесли, передалась и Джину. Марьям сказал, что защитит, и он ему поверил, почти спокойно наблюдая за манипуляциями тритона. Тот, в свою очередь, постарался сосредоточиться на ране, которая, к слову сказать, покрылась плотной коркой, выглядела просто превосходно и, по словам Джина, почти не причиняла боли, только нестерпимо чесалась. Через пару недель останется только шрам, но это малая плата за подобное приключение. Однако уже сейчас никакой опасности для парня рана не представляла, и Марьям легко мог бы доставить его на берег. Но почему-то одна мысль об этом заставляла его яростно стискивать зубы, да и сообщать Джину радостную весть тритон не спешил.       — Ну что там?       Марьям поднял голову на глядящего с любопытством парня, но так и не произнес нужных слов:       — Хорошо заживает. Позже принесу еще еды.       — Эй, погоди… Ну конечно, Джин, поговорим позже, — вздохнул парень, глядя на спокойное море.       Марьям, тем временем, вернулся во дворец. Он был почти уверен в том, что следил за ним именно Истон, и не мог понять, как ему удалось сделать это так незаметно. Но еще больше он не понимал, что нужно глупому принцу, почему он молчит о том, что видел? Ждет подходящего момента?       — Здравствуй, Марьям, — видимо, этот момент настал очень скоро.       — Ваше Высочество, — он повернулся к принцу, сияющему улыбкой.       — Снова работал всю ночь? Побереги себя, Марьям. Ты приносишь столько пользы нашему народу. Думаю, не только я могу сказать так же.       — Чего ты хочешь? — зашипел тритон. Теперь он уже не сомневался.       — Есть кое-что, о чем я мечтаю уже очень давно. Только оно постоянно ускользает, сводя меня с ума. И знаешь, что это? Это ты. Но это ведь и так понятно. Ты слишком умен, чтобы не понимать.       — Не всегда можно получить то, что хочешь.       — Разве? — сощурился белокурый тритон, наклоняясь ближе к Марьяму, чтобы прошептать ему на ухо: — А я думаю, что можно. Все имеет свою цену: и ты, и я, и даже какой-нибудь жалкий человек. Подумай.       С этими словами принц хлопнул его по плечу и поплыл дальше. Марьям остался на месте, стискивая зубы и пытаясь унять гнев. Этот юнец пытался им манипулировать, предложил обменять свое тело на репутацию и жизнь человека. Хотелось немедленно вонзить когти в грудь наглеца, выдрать ребра, достать теплое, еще трепещущее сердце и раздавить его в ладони. Видение было настолько ярким, что Марьям, казалось, даже почувствовал запах свежей крови и услышал хрипы умирающей жертвы. Рядом послышались голоса, и он опомнился: останавливаться посреди дворца с кровожадной улыбкой явно не самая лучшая идея.       Тритон вернулся к себе, пытаясь с головой погрузиться в работу. Раньше это помогало избавиться от ненужных мыслей, но не в этот раз. Сейчас, что бы он ни делал, перед мысленным взором проносились тревожные картины, в которых Истон подплывает к гроту и… Марьям даже не хотел думать о том, что может взбрести в голову избалованному принцу, обиженному невниманием.       Кое-как дотерпев до вечера и выполнив ту часть работы, которая полностью лежала на его плечах, а все остальное сбросив на изумленного таким безразличием помощника, Марьям немедленно бросился к гроту. Ему просто необходимо было убедиться в том, что мальчишка в порядке, чтобы не начать крушить все вокруг. Никакой радости это чувство ему не приносило, впрочем, как и все остальные эмоции, которые он считал совершенно ненужными. Но если привязанность к парню была хоть и лишней, но приятной, то бурлящий внутри ураган из беспокойства, боли и ярости Марьяму не нравился совершенно.       Он лишь облегченно выдохнул, когда обнаружил Джина живого, почти здорового и глядящего на него с плохо сдерживаемым нетерпением.       — Новая стадия выздоровления подразумевает лечебное голодание? — с иронией поинтересовался он, оглядывая тритона с ног до головы.       Марьям проследил за его взглядом и мысленно чертыхнулся. Он был так занят мыслями о безопасности, что забыл даже о моллюсках.       — Тебе нельзя здесь оставаться, — неожиданно для самого себя сказал тритон. Фраза ненадолго повисла в воздухе. Марьям хмурился, коря себя за глупые необдуманные порывы. Умом он прекрасно понимал, что это самый лучший и даже единственный вариант для них всех, но почему-то где-то внутри него все противилось подобному решению. Джин же открывал и закрывал рот, даже не зная, что должен сказать в первую очередь. Новость была замечательной, и ему уже следовало начинать прыгать от счастья, но выражение лица Марьяма говорила об обратном.       — А как же… рана? — наконец выдавил он.       — Уже не опасна. Я легко доставлю тебя на берег.       — Это же хорошо? — неуверенно проговорил Джин, глядя на тритона, хмурившегося так, словно за ним гнались все черти ада.       — Очень хорошо, — отозвался он.       — Но я не понимаю, откуда такая спешка? Еще утром ты ведь даже не думал об этом, я прав?       — О тебе узнали, — нехотя ответил Марьям. Впрочем, говорить всей правды он все равно не собирался. — Могут быть неприятности.       — Трясешься за свою репутацию? — попытался съязвить Джин, но в голосе все равно проскользнуло что-то похожее на обиду.       — Мне плевать. А тебя передадут Совету, если найдут. Как думаешь, какое решение они примут?       — Меня убьют?       — Возможно.       Марьям не отводил глаз от Джина, наблюдая за его реакцией. К его радости, на лице мальчишки отражалась лишь растерянность и активный мыслительный процесс в попытке понять, что следует делать прямо сейчас.       Самому же Марьяму почему-то было иррационально обидно. Он только-только начал открывать для себя новые, незнакомые ранее эмоции, ощущения, знания, пусть поначалу это и казалось ему абсурдным. Казалось, что он стоит на пороге чего-то неизведанного, способного полностью изменить его жизнь. Но вот человека, без которого все это будет невозможно, у него почему-то отбирают.       Парень тоже молчал, не зная, что следует говорить. И следует ли вообще? Наверняка нужно поблагодарить тритона за спасение и помощь, но язык словно прилип к небу, и даже раскрыть рот было неимоверно сложно. Но когда он, вынырнув из потока своих мыслей, перевел взгляд на Марьяма, тот почему-то оказался непозволительно близко к нему, как еще ни разу не приближался ранее. В глазах его было что-то такое… завораживающее, что заставило его замереть и судорожно сглотнуть, чувствуя, как кровь приливает к щекам, а по телу бегут мурашки.       — Почему ты.? — попытался выдавить Джин, отказываясь верить, что в глазах тритона плещется желание и жадность, нежелание отдавать свое.       — Молчи, — услышал он, прежде чем Марьям бросился к нему, требовательно целуя.       Спиной Джин больно ударился о камни, и острые ногти, кажется, впились в плечи, но он этого почти не заметил, мгновенно откликнувшись на жадный поцелуй, и почти застонал от накатившего облегчения. Сколько раз он думал о Марьяме, несколько раз осмеливаясь предположить, каким будет его поцелуй, и понравится ли он Джину. Но теперь все его сомнения исчезли под напором Марьяма, впрочем, как и все посторонние мысли.       — Это было очень своеобразное прощание? — хрипло поинтересовался Джин, пытаясь восстановить дыхание, когда, наконец, оторвался от тритона.       Тот некоторое время молчал, не отрывая глаз от парня, словно стараясь найти что-то на его лице.       — Предложение остаться, — наконец ответил он.       — Что, прости? — Джин решил, что ослышался, но лицо тритона говорило об обратном. — Остаться здесь навсегда? А как же… ты ведь сказал, что меня убьют!       — Не совсем. Ты станешь одним из нас.       — Как же это… — пробормотал Джин, совершенно потрясенный и сбитый с толку. — Зачем ты предлагаешь мне такое?       — Я хочу, чтобы ты остался, — терпеливо проговорил Марьям, чувствуя непривычное волнение. — Для этого тебе нужно будет всего лишь умереть. И тогда для тебя начнется новая жизнь.       — Жизнь с тобой? — нервно хохотнул Джин, взмахнув руками. Пальцы дрожали. — А что будет, если еще через неделю ты передумаешь? Убьешь меня снова? И что станет с моими родными?       — Ничего, — дернул плечом тритон, словно это было сущим пустяком. — Они и так уже живут без тебя. Ты к ним не вернешься. И я не передумаю.       — Нет, это невозможно, — пробормотал Джин.       — Ты не хочешь остаться со мной?       — Вздор! Ты нравишься мне, и сам прекрасно это знаешь. Но ты хоть понимаешь, что предлагаешь мне? Бросить всех и вся и умереть! Ты предлагаешь мне умереть, — последние слова он пробормотал едва слышно, обхватив плечи руками и ежась, словно от холода.       — Я предложил бы что-нибудь еще, если б третий вариант существовал, — прошипел Марьям. Мальчишка делал не то, что он хотел, к тому же, пытался устроить истерику. — Но их только два, и времени на раздумья у тебя нет.       — Я не могу так, — упрямо заявил Джин. — Слишком быстро, понимаешь? Мы ведь едва знакомы…       Тритон прикрыл глаза, глубоко вдыхая и стискивая кулаки так, что на песок тут же потекла кровь.       — Приду за тобой утром, — стальным голосом проговорил Марьям, возвращаясь в море, чтобы случайно не свернуть мальчишке шею.       Правда, уже через несколько минут он вспомнил о том, что не приносил ему еды, и вынужден был вернуться. Джин пытался заговорить с ним, но тритон даже не смотрел на парня. Он оставил рядом лист с моллюсками, даже водоросли положил, словно напоминая о том, что было бы без его помощи.       В эту ночь оба так и не сомкнули глаз.       Марьям, вернувшись во дворец, разгромил свой кабинет, выплескивая ярость и на наглого принца, и на упрямого парня. Единственный раз в жизни он по-доброму отнесся к человеку, спас ему жизнь и даже предложил великий дар, о котором люди-то и знать недостойны! И чем отплатил ему неблагодарный мальчишка? Правда, ближе к утру, успокоившись, Марьям вынужден был признать, что в словах парня есть доля истины. Возможно, он и сам бы не раз подумал, прежде чем принять столько сомнительное предложение. Возможно, все было бы иначе, будь у них чуть больше времени. Но благодаря длинному носу Истона они никогда не узнают, что было бы, будь у них это «если». Но ведь ничего не мешает ему просто попрощаться с Джином и зажить как раньше?       Парень тоже не мог заснуть, раз за разом прокручивая в памяти то, что произошло. На коже все ощущались прикосновения Марьяма, а в ушах звучал его голос, сперва спокойный, уверенный, а в конце холодный и жесткий. И все это время он думал, думал. Да, Марьям нравился парню, понравился почти сразу. Наверняка он смог бы полюбить его, если б узнал получше. А может и не смог бы, столкнувшись с жестокостью и замкнутостью тритона. Джин не был тем, кто смог бы бросить любящую его семью ради призрачной надежды. Да и есть ли она вообще? Марьям обещал, что он умрет и станет тритоном. А что если нет? Умирать Джину тоже не хотелось, и к утру он смог окончательно убедить себя в том, что принял верное решение.       Марьям появился в гроте на рассвете. Парень не был уверен в том, как ему следует вести себя, и даже пытался прокручивать в голове возможные варианты развития событий. Но тритон выглядел совершенно спокойным и вполне миролюбивым. Он молча присел на песок рядом с Джином, как и он глядя на спокойное море.       — Много лет назад вы, люди, в очередной раз решили поубивать друг друга. Такое случалось и раньше, и мы старались быть осторожными. Но это не помогло. Много тритонов погибло тогда. В их числе были мой отец и старший брат.       — И после этого ты начал топить корабли? Но ведь война давно закончилась, — вырвалось у Джина, и он прикусил язык, боясь, что Марьям разозлится и замолчит. Но тот лишь усмехнулся.       — Именно так. Я и мой младший брат собрали тех, кто хотел бы отомстить. Но особой сноровкой в этом деле мы похвастаться не могли. Брат и еще четверо тритонов погибли под винтами ваших судов.       Марьям замолчал. Джин, поняв, что он не собирается добавлять еще что-либо, спросил:       — Зачем ты мне все это рассказываешь?       — Ты хотел знать, — равнодушно дернул плечом тритон. — Теперь можем отправляться.       Джин кивнул. Молча они поднялись и вошли в воду. Парень и глазом моргнуть не успел, как рядом мелькнул большой хвост. Он повернулся к тритону, не зная, что ему делать дальше. Тот, вздохнув, подхватил человека и поплыл. Джин пытался расслабиться, но сделать это оказалось не так-то просто, когда от падения в бездну тебя отделяет лишь рука с длинными острыми ногтями. Наконец он просто переместился за спину Марьяму, крепко обхватив его за шею. Тритон плыл довольно быстро, не отвлекаясь на Джина и не посвящая его в свои планы, а тот и не спрашивал. Парень думал о том, что скоро он окажется на твердой земле, в окружении людей, увидит свою семью. Он представлял, каковой будет их первая встреча, и улыбался, уже чувствуя объятия матери.       Наконец на горизонте показались очертания земли, и вскоре они достигли скалистого берега с небольшим пляжем.       — И что теперь? — произнес Джин, прежде чем Марьям сорвал повязку с его руки. — Ты что творишь?       — Тебе не больно, — сказал тритон, и парень с удивлением сообразил, что раненая рука не беспокоила его даже во время плавания. Взглянув туда, где раньше была кровоточащая рана, он увидел только плотную корочку.       — Это невероятно! Ты просто волшебник, — воскликнул он, с восхищением глядя на Марьяма, на что тот только хмыкнул. — Спасибо.       — Довольно восторгов. Посмотри туда, — тритон указал вправо, туда, где оканчивался пляж, и за низкими деревьями виднелись очертания дома. — Люди, которые живут там, найдут тебя.       — Что? Погоди, что значит… — Джин не успел договорить. Он оказался в крепких объятиях, губ коснулись губы Марьяма, а потом свет почему-то померк.       Несколько часов спустя тритон уже подплывал ко дворцу. И почему-то чувствовал себя невероятно паршиво. На попытавшуюся проскользнуть мимо русалку он даже не обратил внимания. Красавица сперва затормозила, быстро юркнув за ближайший камень, но, поняв, что вытаскивать ее никто не собирается, высунула наружу любопытную головку:       — И даже ничего не скажешь?       — Делай, что хочешь, — бросил Марьям через плечо, повергнув Милену в состояние крайнего недоумения.       Однако и на этом сюрпризы не закончились. В кабинете его уже ждали.       — Судя по обстановке, — хмыкнул Истон при его появлении, — у тебя была весьма напряженная ночь.       — Не принимайте это на свой счет, — фыркнул Марьям.       — Думаю, тебе есть что сказать мне.       — Вы правы. Я хочу сказать, что мне до смерти надоели эти игры. Если вам нечем заняться, Милена или кто-нибудь еще может составить вам компанию. У меня нет времени на глупые шутки. Поэтому прошу вас обращаться ко мне только в случае крайней необходимости, — ледяным тоном проговорил Марьям.       — Вот как? Мне казалось, мы пришли к пониманию, — несколько обиженно ответил Истон.       — Не знаю, что вам показалось и какие еще глупости роятся в вашей голове. Я сказал все, что хотел.       Принц некоторое время сверлил Марьяма горящим взглядом и, пождав губы, удалился. Тритон хмыкнул. Ему казалось, что Истон обязательно оставит за собой последнее слово, прошипев что-нибудь язвительное на прощание.       Оставшись в одиночестве, Марьям оглядел разгромленную комнату и, вздохнув, впервые на своем веку почесал затылок. Все это было лишь глупым сном, который совершенно точно забудется уже через несколько дней, и все вернется на круги своя.

***

      Джин устало потер глаза, откладывая в сторону бумаги. За окном давно стемнело, а маленькая настольная лампа не давала достаточно света. Мужчина откинулся на спинку кресла, поворачиваясь к окну и тихо вздыхая.       С того дня, как он оказался на берегу, прошло почти пятнадцать лет. За это время Джин ни разу больше не путешествовал по морю, да и вообще, тот памятный круиз отбил у него любовь к заграничным поездкам.       Впрочем, тогда все сложилось как нельзя лучше. Джина, как он впоследствии узнал, действительно нашли люди, живущие на побережье, когда решили выйти на пляж. Парень пришел в себя уже в больнице, очень скоро сообразив, что предприимчивый тритон решил, что для потерпевшего крушение человек выглядит слишком хорошо. На теле появились ссадины и мелкие порезы, по крайней мере, это то, что видел сам Джин, но врачи местной больницы не выказали сомнения в том, что он действительно чудом смог оказаться на берегу. Больше вопросов вызвал тот факт, что лайнер причалил чуть менее недели назад. На вопрос о том, что с ним происходило в эти дни, Джин так и не смог придумать внятного ответа, предпочтя сделать вид, что ничего не помнит. Рана на руке показалась врачам слишком давней, чтобы отнести ее к делу, потому и про людей с пистолетами парень предпочел промолчать. Он сказал, что бродил по судну ночью, наклонился к воде слишком сильно и просто выпал за борт. Ему не слишком поверили, и еще много раз пытались допрашивать, но отцовские деньги сделали свое дело: о нем предпочли забыть. В первую же встречу с родителями, когда они примчались сразу же, как только узнали, что он нашелся, Джин окончательно понял, что принял правильное решение. Он действительно предпочел выбросить из головы свое небольшое приключение, почти не вспоминая о Марьяме. Спустя несколько лет женился и даже думал, что счастлив. Однако чем хуже становились отношения в семье, тем больше он думал о днях, проведенных в гроте.       Джин стал главным редактором, как и мечтал. С женой он развелся уже давно, тем не менее, продолжая ценить ее и искренне любить их общего сына. Он был богатым и уважаемым человеком, достигнувшим всего того, о чем мечтал. Тем не менее, почему-то с каждым днем мужчина все больше и больше жалел о том, что не смог решиться.       — Надеюсь, ты сейчас счастлив, — пробормотал Джин, из окна глядя на плещущееся море.       Совсем недавно, подчинившись какому-то отчаянному порыву, он купил тот самый дом, рядом с тем самым пляжем. Владельцы долго упрямились, пришлось выложить кругленькую сумму. Появляться здесь часто не получалось, а когда Джин прилетал, безвылазно сидел в пустом доме, с каким-то мучительным удовольствием восстанавливая в памяти тот день и мечтая о том, что могло бы быть. Он сам не понимал, зачем ему это понадобилось, словно дом и редкие часы, проведенные на пляже, смогут что-то изменить.       — Что я здесь делаю? — тяжело вздохнул Джин, сидя на песке и глядя на море.       Это напоминало ему о днях в гроте. Если закрыть глаза и только слушать шум прибоя, можно даже представить, что скоро приплывет Марьям с очередной порцией моллюсков. Да, именно так шелестел песок под его ногами. Джин легко улыбнулся, стараясь припомнить тритона в мельчайших подробностях. Получалось мало, с каждым годом его образ в памяти становился все более размытым.       — И чем ты занят, позволь спросить? — раздался за спиной шипящий голос.       Джин резко обернулся, едва не завалившись в песок и глядя на тритона неприлично круглыми глазами. Вот он, все такой же, как и пятнадцать лет назад, только волосы, кажется, стали длиннее да глаза сверкают в темноте до невозможности ярко.       — Ты постарел, — сообщил Марьям, оглядев человека с ног до головы.       — А ты ни капли не изменился, — наконец выдавил Джин.       — Как жизнь?       — Тоска смертная.       — Все еще хочешь остаться?       — Уже не так уверен.       Марьям протянул руку, и Джин ухватился за нее, не раздумывая. Молча они по шею вошли в море. Человеку не было страшно. Он не думал о том, что сейчас умрет. Он лишь был рад видеть Марьяма снова.       — Пути назад не будет, — предупредил тритон, глядя в глаза Джину. — Ты станешь моим. Навсегда.       — Раньше ты меньше болтал, — усмехнулся Джин.       Марьям удовлетворенно хмыкнул, притягивая его к себе. А мгновение спустя оба исчезли в морской пучине.