Если, расставшись, услышу «Жду» — твой зов в шелесте сосен, Растущих на горе Инаба, Ни медля ни мига, В обратный путь я пущусь. Тюнагон Юкихира (16 стих из «Ста поэтов»)
Воздух наполнен болтовней, — выпускников, наконец, отпустили со сцены. Тихая, проталкиваясь сквозь толпу, пытается найти своих родных. А, вот они! Отец щелкает фотоаппаратом для книги, которую ведет про свою младшую дочурку, в то время как ее мама сияет от гордости; Титосэ смотрит по сторонам. Облегченно вздохнув, Тихая присоединяется к Юми-чан, Булкоеду и Прилипарте, чьи лица раскраснелись от счастья. Гордость бурчит в животе Тихаи похуже, чем бабочки; она оставляет на их плечах небольшой, но всеми уважаемый клуб каруты. Когда наступает время обнимашек, ее нервы едва не срываются. В некотором роде. Затем они отдаляются, и вокруг девушки образуется слишком много свободного пространства. «Что я буду делать в университете, — паникует Тихая, — когда я с трудом могу не думать о чем-либо другом, кроме как о каруте?» Таити треплет ее по волосам: — Перестань смотреть так мрачно. Аясэ вздрагивает, потирая лоб. Тихая знает, что будет дальше. Таити найдет свое место, а она… Ну, она будет продолжать мечтать о несбыточном. Это одна из причин, почему Таити смог поступить в престижный университет, а она — нет. Вслух же девушка говорит: — Я горжусь тобой, Таити, — и дергает его за рукав. «Он мягкий», — отвлекает себя Тихая этим фактом, проглатывая все слова, что не готова еще сказать. Например, «прощай». Или, может быть, они просто не идут. Не в этот раз. — Я тоже тобой горжусь, — улыбается Таити и, взяв ее за руку, сжимает ее пальцы. — Я знаю, ты собираешься сделать много великих вещей, — лепечет Аясэ, — и ты, наверно, найдешь хорошую подружку! Я уверена, госпожа Давление будет очень довольна! Она смеется, потому что Машима смотрит на нее с усмешкой. И боль в груди не уменьшается, а лишь увеличивается. И девушка не знает, что это за чувство, но хочет, чтобы оно прекратилось. — Тихая… — Таити внимательнее всматривается в девушку. — Можешь кое-что пообещать, Таити? — вдруг с отчаянием просит Аясэ. Машима моргает: — Конечно. — Обещай мне, что ты никогда не прекратишь играть в каруту! Слова висят между ними, в воздухе, и девушка вспоминает другого юношу, с глазами как темный океан, с пальцами как стрелка компаса, которые всегда находят нужную карточку. Другой юноша, который ушел от нее. Другой юноша, чтобы вернуть которого пришлось ух как постараться. Волосы падают на лицо Таити. Он не спеша их убирает со лба и отвечает пустым голосом: — Конечно, я не прекращу. — Вдруг его зовет его мать, и Машима идет мимо девушки, но не прежде чем добавляет: — Я буду видеть тебя везде, Тихая. Аясэ едва успевает прошептать «Пока, Таити» в ответ, прежде чем он исчезает в толпе.***
Тихая знает, что Таити на самом деле ее не оставил, просто они оба должны учиться в университетах. Но, когда она вспоминает их прощание, во рту появляется неприятный привкус. И она боится, что без Араты, Юми и всех ее друзей из клуба каруты останется в полном одиночестве. Аясэ много думает о будущем, настоящем, но больше всего — о начале. О моменте, когда, словно после выстрела пистолета, она может двигаться свободнее. Лишь фантомное ощущение, покалывание по всему телу, чувство, как напрягается слух, чтобы услышать первую реплику чтеца. Тихая чувствует, что она на пороге чего-то нового, но не совсем…***
Она не видит Таити в обществе каруты Ширанами. Конечно, теперь она не ходит туда так часто, как, например, раньше. Университет отнимает больше энергии, чем она думала, и без руководства Прилипарты-куна и терпения Юми-чан у нее вряд ли бы оставались вообще силы делать что-то еще помимо уроков. Но Таити всегда был хорош в учебе. У Таити должно быть время. Таити… «Таити должен был быть здесь», — думает девушка, и ладони невольно сжимаются в кулаки.***
Некоторое время Аясэ избегала спрашивать об этом у Харады-сэнсэя. Она боится, каков будет его ответ. Она не хочет, чтобы пузырек надежды в ее груди лопнул. Но надежда не всегда легкая. У Тихаи такое чувство, словно ее шарик надежды готов лопнуть в любой момент, особенно, когда ее глаза замечают шевелюру светло-каштановых волос. Девушка спешит окликнуть его… Но вот юноша не оборачивается, и она понимает, что это не он. С каждым разом голос ее становился все тише и тише, пока его имя не застряло у нее в горле. — Тебя что-то беспокоит? — Голос доктора Харады нежен и обеспокоенный. Воздушный шарик в ее груди сдулся уже достаточно, чтобы она могла свободно дышать. Достаточно, чтобы она могла позволить себе шепот. Ногти впились в ладони. — Может ли Таити сюда приходить? — Ресничкин? Да, конечно. Просто, наверное, у него много работы. — Мужчина наклоняет голову. — Вы, двое, вообще видели друг друга? Тихая покачала головой. — Нет, — отвечает она, но облегченно вздыхает — она не заметила, как задержала дыхание.***
Токио — большой город. Аясэ чувствует это больше, чем когда-либо, стоя на автобусной остановке. Может, ей стоит сходить ему в гости на следующей неделе, как в старые добрые времена? В конце концов, они друзья. Она имеет на это полное право. А если его мать дома? Но они уже студенты! Она не должна бояться кого попало. «Но что, если он слишком занят, — шепчет разум, — чтобы увидеть меня? А что, если он увлекся другими вещами? А что, если…? Если…? Если…?» До ее ушей достиг звук шагов. Обернувшись, Тихая видит прямо перед собой Таити, одетого в белую рубашку, которая свободно заправлена в штаны, и галстук, аккуратно завязанный на незамысловатый узел. — Тихая… — со вздохом срывается ее имя, полное теплоты. — Давно не виделись! — Э-это потому, что… Где ты был? — заикается девушка, указывая на него пальцем. Таити нежно треплет ее по голове. — В универе завал. Я как бы учиться должен, знаешь ли… Привычная тяжесть на голове. Обнадеживает. Вакуум беспокойства, мешающий все это время дышать, наконец, сдувается. Она скучала по нему. Машима, не переставая ерошить волосы Аясэ и гладя по голове, тянет ее за собой. — Мы все еще под присмотром госпожи Давления, или она передумала и считает, что мы уже достаточно взрослые? — спрашивает Тихая. Таити улыбается и качает головой. — Ты все еще боишься моей мамы? Аясэ состроила мордочку. — Всегда буду. Если бы она меня не ненавидела, то… — Она не ненавидит тебя. — Нет, ненавидит. — Ну, я так не думаю, — говорит Таити. Его голос мягкий. Тихая заправляет прядь за ушко, а сердце оставило записку: «Я покидаю вас». Они стоят рядом друг с другом. Тихо. Таити бросает взгляд на часы. — Скоро должен быть поезд… Ты идешь? Тихая кивает и делает несколько шагов, но вдруг носок обуви за что-то зацепился, и она спотыкается. Вспышка. Рука Таити. И темнота…***
Его теплая рука сжимает ее запястье. Она мигает, вспоминая, как Машима поймал ее. Лестница… И она вырубается (как всегда, в самом подходящем месте)… Дыхание становится рванным, когда она замечает его и его медовые глаза, волосы, падающие на его лицо, складка между бровями. Такое ощущение, что если бы она перерыла все старые фотографии, то обязательно нашла бы фотку с таким же выражением лица. Удивительно, как он мало изменился; они могут стоять в школьном коридоре или на остановке после занятий, но выражение бы не изменилось. С Аратой Тихае пришлось бы повторно жить в вихре разбитых коленок и грязной одежды. Но воссоединение с Таити не требует никаких усилий, как два потока, которым суждено слиться в одну реку. «От листьев клена кроваво-алы воды реки Тацута», — думает Аясэ, невольно связывая явь с карутой. — Тихая? — обеспокоенно спрашивает Таити. — Ты, видимо, о чем-то глубоко задумалась. Тихая чувствует себя счастливой, слезы набегают на глаза, и она доверчиво поддается вперед — Таити, если что, ее поймает. — Т-таити! — Девушка зарывается в белую рубашку, испытывая при этом благодарность, радость и облегчение. — Я так рада, что ты вернулся! Машима неловко заключает ее в объятия, и Аясэ вспоминает, что это ей тоже знакомо. Скольжение окна в обществе каруты Ширанами и объятия. Она точно знает, что Таити чувствует то же самое. Она буквально тонула в его тепле, надежности и запахе… Словно он ее никогда не покидал.