Девичьи ресницы.

      Белые волосы рассыпаются от резкого движения, ломая выверенную небрежность причёски, упругими прядями скользят по изогнутой в наклоне головы светлой шее и длинные ресницы трепещут мелкой дрожью от сотрясающего тело смеха. Ты жмуришься и всё никак не прекращаешь смеяться, будто бы нож, вонзившийся в подтянутый живот с поджавшимися от неудобной позы мышцами, совершено не доставляет неудобств. Хотя мои пальцы, сжимающие скользкую от крови рукоять, уже полностью окрасились багрянцем и покрылись теплой и густой жидкостью.       И не голубая у тебя кровь, мой король, самая обычная. Вот невезуха, да? У тебя и обычная.       Набираю в лёгкие больше воздуха, до небольшой головной боли, готовясь к рывку.       Поднимаю глаза, встречаясь со стальными бархатками радужек напротив.       С этого момента верным псом страх изливается на меня вместе с вязкой кровью, безумным смехом и оледеневшим взором намертво сцепившимся с моим. В замешательстве моё сошедшее с ума сердце пытается вырваться из клети рёбер, словно суматошная дикая птица на волю. Размеренным дыханием пытаюсь взять это под контроль. Должна признаться… получается отвратительно.       «Драко».       Тишина наваливается внезапно, оглушая.       Мы лежим на полу, подкатившись под глубокую оконную арку с выходом на балкон, и твоё тело нависает, съедая картинку окружающего пространства. Тихие, слишком частые вдохи прорываются сквозь зубы, неравномерно гоняя воздух по телам, изгибающимся волной. И это объединяет нас не хуже орендольха, удерживаемого в твоём животе моей рукой.       Мужская грудная клетка кузнечными мехами ходит надо мной, заставляя проворачиваться узкий клинок, масляно и наново вонзаясь в плоть, выворачиваясь из крепкого захвата пальцев. Сжимаю сильнее, до побелевших костяшек, собираясь совершить самый безрассудный поступок в жизни.       Но, сбивая меня с мысли, заставляя оцепенеть от ужаса, наклоняешься сильнее, почти ложишься сверху, придавливая всем телом, и невесомо целуешь охристые пряди волос почти у самой кожи головы. Медленно, затем всё быстрее. Раз, второй, третий…       Мелкие поцелуи осыпаются с твоих ядовитых уст, горячее дыхание обжигает щёку.       Что же ты делаешь?! Нет!       Инстинктивно пытаюсь вывернуться из железной хватки, стремясь уйти от обезумевшего в схватке зверя в расхристанной драной рубашке и мягких домашних штанах на широкой резинке не скрывающих явно нездоровое возбуждение, тяжестью плоти оттопыривающих серую ткань.       Правильно, ведь я застала тебя переодевающимся.       Резким движением, изгибаясь в спине до хруста, до касания грудью и животом к напряженным мышцам живота Драко, проворачиваясь, отталкиваюсь согнутыми в коленях ногами от пола, сдирая кожу на лопатках, но вырываюсь, давая себе место для манёвра. Нужно пространство, у нас разные весовые категории и он априори сильнее, особенно в ближнем бою.       Крепкие пальцы сжимаются на запястье. Рывок. Шиплю одновременно с раздавшимся щелчком плечевого сустава и резко наваливающимся на спину мужчиной.       Жаркое дыхание опаляет правое ухо, а рука, загнутая за спину начинает немилосердно ныть.       «Драко?!»       Задыхаясь на полу в луже дымящейся крови, думаю, что решение сегодня вывести его из себя, стало фатальной ошибкой. Боюсь признаться даже самой себе, смертельной.       Допрыгалась? Теперь лежи, с вывернутыми руками, придавленными ногами и, судя по разрывающей лодыжку боли, вывихнутым суставом. Дыша загнанной лошадью, прижатая оголённым животом к холодному полу и лицом к шершавому ворсу ковра едкого зелёного цвета с логотипом факультета. Как назло змеиная чешуя узора карябает висок и часть скулы.       Напрягаю более свободную руку, собираясь ударить в оголённый и временно беззащитный звериный бок.       С пронзительным металлическим звоном стали моё единственное оружие отлетает в другой угол гостиной, несколько раз отскакивая от каменного пола и останавливаясь у ножки стола. Меткий бросок сильной руки с вздувшимися венами и перекатывающимися жилами, был оценен мной по достоинству, то есть, совершенно не понравился.       С нарастающим внутренним ужасом ощущаю, как волна понимания ударяется прямо в виски. В неверии трясу головой. Чёртов менталист, ты ведь слышишь меня!       Ожогом горит под кожей, вспыхнувшая в плече боль, плюющаяся исками от увеличивающейся силы нажима крепкой мужской руки.       Разгорячённое схваткой тяжелое тело, прижимается подтянутым, залитым кровью животом к моей оголённой попыткой бегства спине, бёдрами мягко толкаясь в расщелину ягодиц, прижимаясь вплотную, позволяя в полной мере прочувствовать давление, угрозу этого действия.       И ужаснуться.       Хриплые, рваные вдохи звучат в комнате беспрерывной музыкой жизни.       Толчёк.       Распахиваю глаза, цепляясь обломанными ногтями свободной кисти в неровности каменного пола, судорожно дёргаясь от этого пугающего действа в сторону. И уже не имеет значения в какую. Главное, что моим рукам, которые сводит от напряжения, не составить конкуренцию более мощным. О, Мерлин!       Чёртова физиология!       Чувствую влагу на щеках, гостиная перед глазами расплывается, теряя чёткость.       Голыми ягодицами чувствую мягкость хлопковых штанов и, лёгшую точно между половинок, тяжёлую горячую плоть, оттянувшую набухшей головкой резинку брюк так, что влажный кончик касается моего копчика, пачкая его тягучей смазкой.       «Драко!»       Мысленно захожусь криком, но он, будто в забытьи, не слышит, потираясь всем телом, щекоча ноздри усилившимся запахом мускуса и пряностей с островатой ноткой возбуждения. Слишком горячо.       Безостановочно мысленно воплю, зову по имени, ругаюсь. Трясясь, словно заяц под когтистой звериной лапой вслух не могу вымолвить ни слова, только зажатые всхлипывания прорываются сквозь сжатые зубы. Кажется, ещё чуть-чуть и они начнут крошиться. Липкий страх дерёт горло, заставляя верного пса жадно облизываться в ожидании хозяйской команды. Затылком, под опаляющим мужским дыханием, ощущаю этот голодный взгляд, следящий, ждущий секундной слабости, момента для нападения, ведь цепь уже порвана, огрызком звеньев взвизгнув в тишине.       Крепкие пальцы сжимают левое бедро. Инстинктивно дёргаюсь, но не могу ничего противопоставить этому рывку, ставящего моё тело почти на колени, сильнее вдавливая в нависающего беловолосого зверя, прижимающего меня грудью к камню пола за вывернутую в плече руку.       Сухие кубы касаются уха, горячее дыхание овевает скулу, выворачивая душу наизнанку.       Толчёк.       Обездвиженная, придавленная и заходящаяся мысленным криком, я чётко осознаю, что никогда не была охотницей, поймавшей и удерживающей его рядом в рамках законодательства, так, жалким подобием, той звериной грации, хищной жестокости, прорывающейся в каждом его движении, даже мимолётном. Вся узаконенная защита и месть постфактум. И ничто сейчас меня не убережёт от насилия, кроме…       -- Драко. – неслышным шелестом прорывается изо рта, раздирая сухое горло. Голос ломкий, срывающийся, совершенно не похожий на мой.       Зверь замирает.       Неверяще распахиваю глаза, поворачивая голову на бок, обдирая щёку о жесткую вышивку ковра. Вижу закрытые глаза с дрожащими длинными ресницами, высокие бледные скулы и губы, обескровленные сжатые в тонкую натянутую линию. Желваки ярко выраженной волной пробегают по впалым щекам, из-за скудного освещения хранящим серые сумеречные тени и отсветы бушующего за окном шторма.       -- Драко. – Тихо, голосом полусломленного, больного человека произношу имя зверя, будто это спасёт мою душу, еле тлеющую в пустоте груди, сотрясаемой обезумевшим сердцем.       Сильные пальцы, крепостью сжатия только что не дробящие кости рук и бедра разжимаются, отпуская на волю тело, мгновенно складывающееся руинами города под неподвижно застывшим хищником. Пытаюсь взять себя в руки, говоря, что нужно драться, вырывать жизнь из когтистой хватки, ведь больше шанса может и не представиться, но… обессилевшее схваткой и переживаниями тело остаётся неподвижным, неестественно изогнувшимся и застывшим под грузом произошедшего.       -- Драко. – Звучит более звонко. Чувствую, как пытается прорваться истерический смех сквозь сведённые судорогой зубы, подумать только, горжусь этим задушенным полушепотом.       Медленно, приоткрывая грозовые глаза с расплывшейся на всю радужку чернотой зрачка, разомкнулись полупрозрачные в смутном свете веки. Угольные ресницы с загнутыми кончиками должны были бы смягчить жесткое, стальное выражение глаз, но голодный расчётливый зверь смотрел на меня через их тёмную глубину.       Усмешка искривила уголок идеальных губ.       Плавно, устрашающе медленно, не разрывая зрительного контакта, ты наклоняешься, почти касаясь губами моей щеки. Чувствую, как взрытые венами сильные руки протискиваются под грудью, в извращённом объятии. Прижимая к своему пылающему телу, отрываешь от заледеневшего пола. Или перепад температур мне только кажется?       Резко неумолимо приближается сводчатый потолок, затем движение вверх прекращается, изменяясь по горизонтальной траектории. Значит, эти беспощадные руки подняли повисшее на них тело и теперь несут куда-то. Прикрываю глаза, всё расплывается, впервые зрение предаёт меня в такой ответственный момент, хотя мозг продолжает фиксировать и подмечать мельчайшие детали. Профессиональная привычка? Может ли она работать сейчас, когда мысли текут так вяло и незаметно, словно во сне?       Неожиданная встряска заставляет мои глаза распахнуться, а язык попасть между клацнувших зубов. Больно, недовольная мысль пробегает по нервам, заставляя нахмуриться.       Зато теперь я лежу, свернувшись калачиком, удерживаемая крепкими руками, прижимаясь к торсу их обладателя боком, а не спиной, как раньше. Так даже удобнее.       Вот движение прекращается, а спина касается казённых подушек дивана, после холодных камней пола, кажущихся невообразимо воздушными и мягкими. Дикость.       Пока ты устраиваешь меня ровнее, вижу лишь скособоченный воротник, да прядь белоснежных волос, закручивающуюся в небольшую завитушку на влажной шее.       Встречаюсь с тобой глазами, в них всё тоже заледеневшее бездушное выражение, что и прежде.       Усмешка кривит губы.       Движение.       Обжигающий поцелуй оставляет свою метку между моих бровей, разглаживая на переносице морщинку недовольства.       -- Осторожней, сегодня ты была плохой девочкой, – шепчут губы.       Прохладный ветерок пробегает по моему лицу, когда ты резко поднимаешься и направляешься к двери, на ходу одёргивая рубашку.       Оставляя меня в одиночестве, отщёлкнувшим дверным замком.       Последняя мысль пред тем, как моё сознание канула в небытье, была о том, что…       …я так и не успела сказать какие у тебя красивые и абсолютно девичьи ресницы.