Мой

Джон входит в спальню, с силой распахивая дверь, проходит в ванную, не глядя на развалившегося на кровати с ноутбуком в обнимку Джима. Сухое «Привет», раздражение, с которым Уотсон стягивает одежду, швыряя её прямо на пол, грохот очередной двери — всё это показывает степень плохого настроения доброго доктора. Джим довольно ухмыляется и предвкушающе облизывается. Джон редко бывает настолько взбешён, но его сосед отлично справляется с этой сложной задачей. Пожалуй, Шерлока стоило бы поблагодарить. Но об этом Джим подумает позже. Его взгляд падает на рубашку Джона, покрытую красноречивыми бурыми пятнами. Что за хрень, хмурится Мориарти, жалея, что не присмотрелся к раздевавшемуся Уотсону повнимательнее. Никто не смеет причинять вред его Джону. Кроме самого Джима, естественно. Он слишком не любит делиться. Ноутбук с планами отставлен на подоконник, дверь в ванную снова врезается в стену. — Хмм… — Свали, — зло бросает Джон, аккуратно промывающий три глубокие длинные царапины на левой груди, прямо над соском. Джим зачарованно наблюдает, как по золотистой коже стекают капли — прозрачные и ярко-алые. — Снимал котика с дерева? Джон не удостаивает его ответом, прижимая к груди полотенце. Джеймс рывком разворачивает его к себе лицом, вырывает полотенце и, чуть наклонившись, широким, влажным движением проводит языком по царапинам. Солёный пот, солёная кровь, безвкусная вода и едва заметный медовый привкус кожи Джона. Джим впивается губами и зубами, заставляя почти остановившуюся кровь вновь потечь из ранок, с наслаждением всасывает её. Джон шипит и вцепляется ему в волосы, но оторвать от себя не пытается. Джеймс отстраняется сам, облизывается, размазывая кровь вокруг рта. — Тоже мне, граф Дракула, — ворчит Джон. В его горле ещё клокочет злобное рычание, но Мориарти ясно слышит и другие нотки. Он довольно ухмыляется и мурлычет: — Я тебя жду, не задерживайся. — Взгляд его скользит по царапинам. — И не заклеивай. — Извращенец, — почти спокойно хмыкает Джон ему в спину. — Ра-зу-ме-ет-ся, — по слогам выпевает Джим и смеётся. Идёт к кровати, по пути отпинывая в сторону куртку и рубашку Джона, раскинув руки, плюхается на постель. Где-то в животе звенит предвкушение, заставляя дышать глубже и сжимать покрывало в пальцах. Он скучал. Джим не признается в этом даже себе. Он подумает, что соскучился по любимой игрушке, по сексу… По тому жару, что горит в глазах нависающего над ним Джона, по тихому стону, который вырывается у него только на самом пике… Где этот чёртов копуша, утонул он там, что ли?! Джим открывает глаза и встречает тот самый тёмный взгляд, о котором думал только что. Обнажённый Джон стоит у кровати и смотрит на него с кривой усмешкой. Рот Джима наполняется слюной, он хрипло командует: — Раздень меня. Глаза Джона чуть сужаются, он наклоняется и издевательски медленно расстёгивает молнию на любимых домашних джинсах Мориарти. Мало кому известно, что Джеймс Мориарти дома предпочитает носить старые, драные на коленях удобные джинсы и тонкие белоснежные футболки. Мало кому известно, что Джеймс Мориарти всегда спит нагишом. Мало кому известно, как Джеймс Мориарти запрокидывает голову и стонет, если провести ногтями по внутренней стороне его бедра. Джону Уотсону известно всё это и многое другое. Например, то, что футболку надо снимать, запустив под неё ладони и ведя ими вверх по гладкой, почти мальчишеской груди, обязательно жёстко провести большими пальцами по соскам, услышав в награду рваный выдох, и чуть-чуть, лёгким намёком натянуть её на горле, на миг перекрыв доступ воздуха. Это риск, Джим может после этого взвиться в бешеной ярости, но может и схватить Джона за запястья, сильнее натягивая тонкую ткань, и его член станет ещё твёрже и заблестит первой капелькой смазки. Джон не боится рисковать, кроме того, он тоже скучал. И пальцы Джима почти ласкают его предплечья, удерживая затянутую футболку на шее, пока Джон сам не решает, что уже хватит. Джим мелкими глотками втягивает воздух и смеётся, не выпуская руки Джона, тянет, одновременно делая подсечку, и Джон падает на кровать рядом с ним, неудобно вывернув правое плечо. От этого немного подсохшие царапины на груди Джона вновь начинают сочиться кровью, и глаза Джима вспыхивают адским пламенем. Он проводит по ранкам пальцами, растравливая, измазывает в крови ладонь и прижимает к губам Джона. Тот размыкает губы и скользит языком по окровавленной руке, ухмыляясь, принимается посасывать кончики пальцев. Джим целует его через растопыренную ладонь, их языки сталкиваются в отнюдь не невинном касании, но Джиму недостаточно, он досадливо рычит и убирает руку, целуя желанные губы уже по-настоящему, но продолжает ощущать ржавый привкус. Злобно кусает Джона за нижнюю губу, грубо разрывая поцелуй, и впивается ртом в царапины. Джон едва заметно вздрагивает, но это единственная реакция на боль. Джим разочарованно вскрикивает: — Ты когда-нибудь будешь стонать?! Джон снова улыбается. — Если ты хочешь, чтобы я стонал, то не с того начал. В ответ на эту дерзость Джим собирает в ладонь текущую крупными каплями по груди Джона кровь и обхватывает его член. Джон морщится. — Кровь не лучшая смазка. — А мне нравится, — Джим зачарованно смотрит на измазанный в крови член и с силой быстро, жёстко дрочит. Джон в конце концов сдаётся и тихо стонет. Джим довольно скалится, спускается ниже и слизывает кровь, намеренно стараясь не задеть головку или уздечку. Джон злобно шипит сквозь зубы. Джим поднимает голову и взгляд его вдруг становится ледяным. — Ты не мог сам так подставиться. Защищал своего Шерлока? Почти забытая злость вновь клокочет беззвучным рыком в горле Джона, вспыхивает в глазах, прорывается в резком движении рук. — Этот укурок попёр безоружным на загнанного в угол убийцу. — А ты кинулся его спасать. Как верный пёсик. Миг — и Джим прижат к кровати с заведёнными за голову руками. — Верные пёсики у тебя. А Шерлок — мой друг. Джим тонко смеётся, задыхаясь, вскидывает бёдра, стараясь прижаться поближе, потереться сильнее. Взгляд Джона чуть расфокусирован, но он не двигается. — Джо-о-он! — жалобно стонет Джим. Не сработало. Джим приподнимается, проводит носом по нежному местечку под ухом, влажно целует шею, жарко шепчет: — Почему ты не хочешь жить со мной? — Чтобы не стать твоим верным пёсиком, — отвечает Джон с иронией, но стальная хватка на запястьях Джеймса разжимается. — Этот дом настолько же твой, как и мой, — говорит Джим очень серьёзно, и видит такую нечастую спокойную, сияющую улыбку. — Спасибо. Я буду знать. — Но не переедешь? — сердито шипит Джим. — Ты так очаровательно ревнуешь, — усмехается Джон. — Но это совершенно не нужно. Шерлока я не интересую. — Шерлок, Шерлок, Шерлок! Мы можем не говорить о нём, хотя бы когда трахаемся?! — Это ты начал, не я, — Джон пожимает плечами, приподнимается и гладит Джима по груди, сжимает сосок, вырывая стон. — А если я попрошу вот так? Джим обхватывает Джона ногами за талию, прижимается промежностью к его члену. — Нечестный приём, — говорит Джон, задыхаясь, и Джим смеётся. Джон тянется за смазкой. Джим пользуется тем, что он отвлёкся и переворачивает их, оказываясь сверху, обхватывает горло Джона и слегка сжимает пальцы. Джон смотрит спокойно, он абсолютно расслаблен, за исключением одной части тела, красноречиво упирающейся Джиму между ягодиц. Джон не боится его, никогда не боялся. Даже в Афганистане, где они познакомились. Даже когда узнал, чем Джим на самом деле там занимался. Потому что Джон не пёс, он волк, а волки не сдают тех, кого приняли в стаю. Вот только Джим никак не ожидал, что этот седой синеглазый волк примет в свою стаю ещё кого-то кроме него! Он разжимает пальцы, злобно рычит: — Ты мой! — и впивается зубами Джону в плечо. — Мой! — жадный поцелуй иссушивает губы, выпивая спокойствие и расслабленность. — Мой! — ногти чертят алые полосы на груди поперёк ран, которые нанёс не он. — Мой, слышишь?! Джон прижимает Джима к себе, целует сильно, глубоко, не позволяя отстраниться, заставляя задыхаться, отчаянно цепляться за него руками и ногами, делиться последним воздухом на двоих. — Твой, — успокаивающе шепчет Джон, поглаживая Джима по щекам. — Только твой. Глаза в глаза, выдох-вдох, губы задевают губы, шепча всё те же слова: — Мой? — Твой. Взгляд Джима становится почти нормальным — настолько, насколько это для него вообще возможно. — Я весь в твоей крови, — фыркает он. — Трахни меня уже. Джон улыбается и целует его, ласково поддразнивает: — Тебе же вроде понравилась моя кровь. Джим смотрит темно исподлобья, чуть оскалив зубы, выдавливает смазку Джону на пальцы и толкает, заставляя лечь. Поднимается с его бёдер, становясь на колени, и ведёт руками по своему телу, собирая маслянистую ржавость, с жадной радостью глядя, как вспыхивают глаза Джона. — Понравилась, — низко тянет Джим и смешивает в ладони Джона лубрикант и кровь. Чёрт знает, что так возбуждает Джона в этой идее, но он сам стирает с себя ту кровь, что ещё не засохла и добавляет в смесь. Джим чуть сильнее расставляет ноги, оглаживает свой член и ждёт. Ждёт, когда умелые пальцы знакомо скользнут между ягодиц и уверенно двинутся внутрь. Ждёт, когда Джон оближет губы и удивлённо хмыкнет, почти не ощутив сопротивления, вдохнёт — и ничего не спросит. И Джим вновь вздёргивает верхнюю губу, не столько улыбаясь, сколько скалясь. И медленно опускается вниз, раздвигая ноги шире, откидываясь назад, и громко стонет, принимая Джона целиком. Тот сжимает его бёдра так, что на нежной белой коже наверняка останутся синяки, и заметно сдерживается, позволяя Джиму вести. Джим двигается неспешно, выгибая спину, запрокидывая голову, стонет и вскрикивает во весь голос, наслаждаясь жаркой, почти болезненной заполненностью, нанизывается на член до упора и плавно поднимается, почти выпуская его из себя. Он пылает от наслаждения, от ощущения плоти Джона внутри, его удовольствие яркое, острое, собственническое, почти звериное. Он чувствует, как Джон начинает подмахивать, как с силой практически натягивает его на себя, и ускоряется, сбивается и снова восстанавливает ритм. Джон с внезапным рыком хватает его за шею, заставляя наклониться, притягивая к себе, и жадно целует. Джим стонет ему в рот, и ему кажется, что Джон глотает его стон. Эта странная мысль подводит Джима почти к самому краю, и он ласкает себя в том же темпе, в котором в него вбивается Джон. И это обжигающее, тягучее, острое, безумно прекрасное взрывается фейерверком под веками и вырывается наружу коротким лающим вскриком и несколькими выплесками спермы. Он падает на Джона медленно, успевая почувствовать, как расслабляются всё мышцы, ощущая, что в его венах сейчас течёт чистейший концентрат удовольствия. Хриплый стон Джона заставляет его открыть глаза и выдохнуть удовлетворённо: — Мой… *** Иногда Шерлок ненавидит свои способности. Например, как сейчас. Выйдя из спальни в половину двенадцатого — когда нет Дела, он спит долго, — он обнаруживает расслабленного улыбчивого Джона, печатающего очередной ерундовый пост в блог. Шерлок не хочет, не хочет, не хочет знать, что сегодня ночью у Джона был секс. Секс с мужчиной. С тем самым загадочным мужчиной, от которого Джон всегда возвращается, почёсывая скрытые под одеждой царапины и неумело замазанные тональным кремом засосы. Тем самым мужчиной, от которого не остаётся даже несохранённых контактов в телефоне Джона. Тем самым мужчиной, после встречи с которым Джона целую неделю невозможно вывести из себя. Тем самым мужчиной, из-за которого Шерлок ненавидит Chanel Allure Sport. От Джона всё ещё слабо пахнет этим дорогим ароматом, хотя он явно принимал душ — но не здесь. И это «не здесь» Шерлок ненавидит больше всего. Он не может дышать от ревности. *** Джим развалился на кресле перед монитором. Место действия, ставшее привычным за этот год — гостиная квартиры «Б» по Бейкер-стрит 221. Само действие не менее привычно: Джон пытается уговорить Шерлока поесть, тот раздражённо отмахивается и в конце концов сворачивается на диване, демонстрируя Джону степень своего недовольства этим миром, а заодно весьма аппетитную задницу. Глаза Джима сужаются от ярости, он тихо угрожающе говорит: — Вам скучно, мистер Холмс? Пытаетесь отобрать у меня моё? Я найду, чем вас занять. Джим, ухмыляясь, смотрит на стеклянную витрину — в таких нормальные люди выставляют знаки своих отличий и достижений. У Джима там хранится пара старых кроссовок. В его голове выстраивается интересный план. Скучно не будет никому. *** Джон спокойно читает в кресле у камина. Попытки усмирить возмущённого устройством Вселенной Шерлока провалились — как всегда, впрочем. Джон точно знает, что, если не появится дело, ровно через два часа Шерлок сорвётся с дивана и убежит с криком: «Я в морг!», запретив себя сопровождать. Это только кажется, что он самый непредсказуемый в мире человек. Джон тихо посмеивается, переворачивая страницу. Шерлок мгновенно начинает возмущённо сопеть, что снова вызывает у Джона бесшумный смешок. Он почёсывает царапины на груди и плече, и глаза его на миг темнеют от воспоминаний о прошедшей ночи. Хорошо, что Шерлок не видит сейчас его улыбку. Теперь у Джона абсолютный иммунитет к его выходкам. Что бы Шерлок ни сотворил, Джон всегда может уйти. Уйти домой, к Джиму.