Only if for a night

And the only solution was to stand and fight And my body was bruised and I was set alight But you came over me like some holy rite And although I was burning You're the only light Only if for a night florence + the machine

- Профессор! Профессор! Голос Хэнка вырвал его из забытья. Сквозь плотные шторы в комнату пытались пробиться яркие солнечные лучи. Там, где это им удавалось, тонкие полоски света ложились на пыльный стол, ползли по разбросанной на полу одежде к человеку, лежащему поперек кровати. Чарльз прикрыл воспаленные глаза, вслепую зашарил по захламленной тумбочке в поисках сигареты. Голова раскалывалась, во рту чувствовался привкус крови. Безумно хотелось курить. Зажечь спичку удалось не сразу – руки дрожали слишком сильно - но после первой затяжки стало легче. - Профессор! – Хэнк безжалостно распахнул дверь, впуская в душную комнату свет из коридора и запах свежесваренного кофе. - Я же просил не называть меня так, - простонал Чарльз, - и ради всего святого, говори тише. - Хорошо, - нахмурился Хэнк, с нескрываемым отвращением обозревая свалку, в которую превратилась комната. – Я съезжу в город, никуда не выходите без меня. Кофе на плите, бутерброды в холодильнике. И хватит курить! - Да, мамочка, – у Чарльза еще хватило сил на ехидство. Вторую сигарету он закурил, как только за Хэнком закрылась дверь. Раньше, в другой жизни, Чарльз никогда не считал, что использовать свой дар – плохо. Особенно когда дело касалось достижения его собственных – конечно же, всегда самых благих - целей. Дар был такой же частью его самого, как зрение или слух, поэтому он никогда не колебался, если нужно было очаровать девушку, убедить влиятельного скептика, внушить уважение или страх. Рейвен не раз упрекала его в эгоизме, и, в сущности, была абсолютно права, хотя сам профессор эгоистом себя не считал. Тому, что цели могут быть не такими уж и светлыми, его научил Эрик. Врать самому себе Чарльз тоже не привык, поэтому он с легкостью принял тот факт, что встреча с этим человеком с элегантностью бульдозера перепахала всю его жизнь. Эрик… Даже мысленно произносить его имя было больно. Вслух же – и вовсе невозможно. Чарльз честно пытался. Горло тут же перехватывало спазмом, да так, что с трудом удавалось даже вдохнуть. Как ученый, Чарльз говорил себе, что это просто психосоматика, гребанные реакции нестабильного организма. Это пройдет со временем, эта боль и даже эта ноющая пустота внутри. Но как новоиспеченный наркоман он знал, что проклятый Эрик – хуже героина, и избавиться от него будет нелегко. Слишком сильно въелся в него этот холодный синий взгляд и фирменная акулья улыбка. Чарльз много раз представлял себе встречу с Эриком. Господи, да он представлял ее каждую долбаную ночь, когда пытался уснуть, не приняв лекарство. Так это называл Хэнк, «принять лекарство». Чарльз скривился, пропустил сквозь пальцы давно не мытые пряди. Милый, деликатный Хэнк, который слишком легко и быстро забыл свою влюбленность в Рейвен. Чарльз очень долго злился на него за это – просто не мог принять, что чья-то жизнь продолжается, как будто ничего не случилось. Потом злость прошла, уступив место зависти. Сам Чарльз забыть не мог. Управляя чужими мыслями, не мог выбросить из собственной головы предателя, убийцу, врага, который забрал у него все. Чарльз уткнулся лицом в подушку и застонал. Хотелось завыть в голос, но у Зверя слишком тонкий слух… Он не хотел тревожить Хэнка, тот и так сделал для него слишком многое. Чарльз потянулся к полке, где лежал запас шприцов. Лекарство поставило его на ноги, но главное – позволило забыть про Эрика. Хотя бы на время унять боль. А то, что пришлось пожертвовать даром, даже к лучшему – больше не нужно бороться с искушением воспользоваться «Церебро» и найти Эрика среди сотен мутантов. Но этого было мало. Слишком мало. Зыбкий покой приходил только на короткое время, и с каждым днем Чарльз чувствовал, что он все ближе к краю бездны. Чувствовал это и Хэнк. Друг убеждал Чарльза в том, во что верил сам - что ему не хватило самой малости – последнего разговора, прощания. Вряд ли корчась от боли на песчаном берегу можно было расставить все точки над i. Иногда Чарльз верил, что Хэнк прав, что это и есть его настоящее лекарство. Последний разговор. Прощание. Что бы это не значило. Чарльз перекатился на спину. Закурил сигарету, снова не позаботившись даже открыть окно. По комнате поплыл синеватый дым. Что сказал бы Эрик, если бы увидел его таким? Заросшим двухнедельной щетиной, с немытыми отросшими волосами, в мятой пижаме… А, к черту! Чарльз уронил тлеющий окурок прямо на пол. «Я найду его. Найду и сделаю это. А потом, если останусь в живых…» Чарльз уже давно решил, что ему наплевать на то, что будет потом. Решение зрело в нем все эти месяцы, выжигая его изнутри, будто питаясь жизненной силой. Противиться ему было все равно, что пытаться в одиночку поднять стадион. План действий у него был, по крайней мере, в общих чертах. Но для его осуществления ему нужны были и способности, и ноги. В теперешнем положении профессор мог выбирать только что-то одно, и не видел выхода. Где-то на первом этаже послышался грохот. Наверняка Хэнк разбил очередную тарелку из родительской коллекции. Хэнк!!! Чарльз хлопнул себя по лбу. Какой же он болван! Чертов тупица! Все это время в двух шагах от него был гениальный ученый, который создал одно лекарство, а значит, способен создать и другое с аналогичными свойствами. Подавив желание рвануть к Хэнку прямо сейчас, профессор вытащил из полки очередную ампулу. Чарльз закрыл глаза, когда желтое вещество смешалось с его кровью. Последнее, что он запомнил, было лицо Эрика, будто выжженное на внутренней стороне век. На следующий день за завтраком Чарльз постарался вести себя как обычно - то есть молча пил чай, глядя в одну точку. Хэнк уже привык к этой апатии, поэтому уткнулся в распечатки каких-то графиков, не замечая, что машинально кладет в свой кофе уже четвертый кусок сахара. - Хэнк, мне нужно кое о чем тебя попросить, - Чарльз начал самым будничным тоном, но ученый сразу напрягся. Впился взглядом в помятое лицо профессора, нервно поправил очки. - У вас снова кончилось лекарство? Но на прошлой неделе я уже… Чарльз покачал головой. Заставил себя посмотреть Хэнку в глаза. - Нет, этого лекарства достаточно. Но мне нужно новое. - Что вы имееете в виду? - Хэнк удивленно приподнял брови. Когда Чарльз закончил говорить, Зверь уже метался по комнате, от волнения приняв свой настоящий облик. В треснувшей по швам рубашке и весь взъерошенный, он выглядел так, будто побывал в серьезной переделке. - Зелье и впрямь разъело вам мозги. Вы хоть представляете, насколько это опасно? - О, - обрадовался Чарльз, - то есть это возможно? Хэнк зарычал от досады. Но отрицать не стал. - Чарльз, вы не только мой учитель, но и друг. Неужели вы думаете, что я могу спокойно смотреть, как вы превращаетесь в… - Хэнк осекся. - Продолжай, - нехорошо прищурился Чарльз, - мне интересно. - … в овощ! – Зверь сбавил тон. – Я уже давно занимаюсь вашей проблемой, но опытный образец… - Значит, уже есть опытный образец! – чтобы успокоиться, профессор пару раз глубоко вздохнул. – Хэнк, он мне нужен. - Я не дам вам его, и не просите! Побочные эффекты могут просто убить вас. - Это важно! И срочно! - И что же тут такого важного и срочного? Спешите на тот свет? - Ты не понимаешь, - глаза Чарльза блеснули. Как всегда в те редкие моменты, когда он был в бешенстве. - Это вы не понимаете! – Зверь досадливо оскалил клыки. - Въелся же вам в печенку этот ублюдок! Не думайте, будто я не знаю! Хотите поговорить с ним – я найду номер в телефонной книге. Это хотя бы безопасно. - Мне плевать на опасность! – Чарльз уже орал, забыв обо всем на свете. - Плевать на побочные эффекты! И на эту дерьмовую жизнь! - А мне - нет! – рявкнул Зверь прямо ему в лицо, и выскочил из кухни, хлопнув дверью так, что задрожали стены. Если бы Чарльз не был так зол на Хэнка, возможно, он не смог бы выдержать следующие три дня. От боли в спине, которая вернулась после отказа от лекарства, хотелось кричать, спать он не мог вовсе, а голоса в голове, слишком громкие, чтобы их контролировать, казались порогом безумия. Наверное, он бы сдался, если бы пришлось пройти этот путь до конца. К счастью, для осуществления его плана хватало и небольшой части дара, поэтому пришлось потерпеть всего несколько дней. Сыворотка выводилась из организма постепенно, как и любое лекарство, поэтому Чарльз – хоть и с немалым трудом - смог войти в лабораторию Хэнка на своих ногах. Конечно, Хэнк еще не спал – он часто работал заполночь, когда был увлечен какой-то новой идеей. Чарльз открыл дверь, стараясь не опираться на косяк слишком сильно. Если Зверь заметит его слабость слишком рано, вся затея может сорваться. Чарльз опасался, что интуиция подскажет Хэнку, зачем он заявился в лабораторию ночью, чего раньше никогда не делал. Боялся, что дар подведет его в самый неподходящий момент, или откажут подгибающиеся ноги… Но этого не произошло. Хэнк не заподозрил подвоха, наоборот – взволнованно обернулся к Чарльзу, и в близоруких глазах скользнул не страх – жалость. Именно это подстегнуло Чарльза, придало недостающей решимости. Дар едва чувствовался, но вернулся легко, будто был взведенной пружиной, затаившейся змеей, только и ждущей шанса на мгновенный выпад. Чарльзу не пришлось даже прикладывать пальцы к виску, чтобы сосредоточиться – один только взгляд на Хэнка, и тот оказался в полной его власти. Стараясь действовать как можно осторожнее, профессор заставил Хэнка подойти к потайному шкафчику, где хранилась сыворотка – сам Чарльз никогда не нашел бы искусно замаскированную дверку. - Прости, Хэнк. Но мне нужна эта ампула, - когда молчать стало невыносимо, Чарльз вернул Хэнку способность говорить. Но выпускать из стазиса не спешил. - Вы на самом деле сошли с ума! – Хэнк смотрел на него с ужасом, и все с той же проклятой жалостью. – Это убьет вас! Чарльз поджал губы, чувствуя глубокое отвращение к самому себе. - Я должен поговорить с ним, Хэнк. Ученый покачал головой, и в его голосе явственно скользнула обреченность. – Зря я не придушил его тогда, на аэродроме, когда была возможность. Но теперь поздно жалеть, а переубедить вас не удастся. - Ты прав. Хэнк вздохнул. - Что ж… Сыворотка будет действовать около трех-четырех часов, не больше. За то, что будет потом – я не ручаюсь. Удачи, Чарльз. - Спасибо. Она мне понадобится. Часом раньше Чарльз с помощью «Церебро» отыскал Эрика, и совсем не удивился, что тот оказался совсем близко – в небольшом городке неподалеку от замка, примечательным разве что барами, где до утра наливали крепкий алкоголь и предлагали разнообразные нелегальные увеселения. Чарльзу не хотелось думать о том, какие из них привели туда Эрика. Такси с неразговорчивым водителем домчало Чарльза до места за тридцать восемь минут. Еще десять ушли на три сигареты подряд. Кажется, это помогло - в вестибюль безликого отельчика Чарльз вошел уверенной походкой человека, поднимающегося на эшафот. Узнать, в каком номере остановился мистер Леншерр, и получить ключи было проще простого – после инъекции Чарльз чувствовал в себе силы управлять целой армией, что уж говорить о молоденькой девушке за стойкой. Эрик был один, и казалось, ждал его прихода. На самом деле – сидел в кресле, размышляя о чем-то над полупустым стаканом виски. Чарльз сглотнул. Оказывается, ежедневно представляя себе лицо Эрика, за прошедшее время он все же умудрился забыть, как тот выглядит. А может, это Эрик изменился. Трехдневная щетина и чуть отросшие волосы шли ему необычайно. Так же, как и черная шелковая рубашка с небрежно распахнутым воротником. Только глаза остались прежними - льдисто-синий взгляд, как и прежде, пронизывал насквозь. Впрочем, сейчас в нем явственно читалось удивление. И застарелая, какая-то безнадежная усталость. - Чарльз?.. От звука этого голоса, произносящего его имя, Чарльз невольно вздрогнул, искренне надеясь, что приглушенный свет милосердно скрыл этот факт. Выдохнул сквозь стянутое спазмом горло: - Здравствуй… Эрик. - Пожалуйста, садись, - Эрик указал на кресло напротив. Натянуто улыбнулся. – Не предлагаю тебе рукопожатия, поскольку, полагаю, мы больше не друзья. Впрочем, я все же рад тебя видеть. - Надеюсь, твои слова более искренни, чем улыбка. – Чарльз послушно сел, сцепив пальцы, чтобы не выдавать дрожь. – У тебя все в порядке? Эрик снова улыбнулся. На этот раз – устало. - Выпьешь? Чарльз покачал головой, не отрывая испытующего взгляда от лица Эрика. Тот пожал плечами. - Есть некоторые проблемы, но надеюсь, скоро все разрешится. - Я могу помочь? - Да, если сейчас скажешь, что передумал быть долбанным святошей. - Ты знаешь мой ответ. Он не изменился. - Знаю, - с какой-то тихой обреченностью кивнул Эрик. – Вижу это ослиное упрямство в твоих глазах, никакой телепатии не нужно. А когда ты вошел сюда, я подумал… - Эрик досадливо поморщился. Запальчиво вскинул голову: – Черт! Нас так мало, Чарльз! Эмма ранена, Рейвен и Азазель третий месяц мотаются по Азии, а я… Впрочем, все это без толку… Ты нужен нам! Чарльз ухмыльнулся уголком рта. Заговорил отрывисто и зло, сам не узнавая свой голос: - Нужен? Ты серьезно, Эрик? Даже если забыть про ваши методы… Где вы были, когда я валялся в больнице, когда выл от боли и отчаяния после твоей пули? Ты хоть представляешь себе, что это такое – быть калекой? Эрик виновато опустил глаза. Нервно отпил виски. - Но самое худшее – не это, - Чарльз задыхался от сдерживаемого бешенства. – Не ходить под себя и не передвигаться в паршивом кресле. Самое худшее – осознавать, что тебя предали. - Рейвен уже не ребенок. - Я говорю не о Рейвен! – Чарльз осекся, тихо добавил, - Не только о ней… - Чарльз, я… - Эрик устало потер переносицу. – Мне очень жаль, что все так вышло. Но ты сам сделал выбор. Я предлагал и предлагаю тебе пойти со мной. - Это путь во тьму, - Чарльз покачал головой. – Жестокость порождает жестокость. - Что ты знаешь о жестокости? О мести? Ты вырос в замке, черт побери. Не видел настоящей тьмы. - Ты позаботился о том, чтобы показать ее мне, - профессор едва сдержал болезненную гримасу. - Это война, Чарльз. А на войне нельзя остаться чистым, как ни старайся. У всех есть темная сторона. - У всех есть темная сторона. Эти слова позволили ему решиться. Разозлили, напомнили, зачем он пришел сюда. - Ты даже не представляешь, насколько прав, – пальцы Чарльза взметнулись к виску. Эрик явно не забросил тренировки - на знакомый жест он среагировал сразу, но было уже поздно. Монетка застыла в воздухе, не дотянув до груди профессора каких-то пару дюймов. Эрик остался сидеть в кресле, не меняя позы, надежнее цепей скованный чужой волей. Чарльз медленно, словно во сне, поднялся с кресла и подошел к нему. Наклонился к лицу Эрика, замер на несколько мгновений, устало потер виски. - Ты чертовски прав, Эрик. Темная сторона есть у каждого. Теперь я покажу тебе свою. Чарльз помедлил, согревая дыханием чужие губы, потом осторожно коснулся их, позволяя Эрику осознавать все, что происходит, но не сопротивляться. Синий взгляд, обычно холодный и колкий, затуманился. Чарльзу хотелось верить, что это не оттого, что он влез в чужой мозг. После долгого отказа от способностей совладать с такой ювелирной работой было нелегко, но он нарочно не заглядывал в мысли Эрика, а только «держал» его, не давая пошевелиться или использовать дар. Чарльз мог сказать, что делает это для собственной безопасности, одна летящая к его сердцу монетка чего стоила, да и физически Эрик гораздо сильнее, но врать себе он не стал. Профессор боялся только одного – что мысли старого врага обожгут его ненавистью и презрением. И тогда… Что будет тогда, Чарльз не знал и не хотел знать. Он целовал Эрика осторожно, почти невинно, едва касаясь губами губ, вдыхая запах кожи, стараясь впечатать в память каждое мгновение. Любовался резкими чертами, тенью от ресниц на скуле, морщинками в уголках глаз. Не удержавшись, провел рукой по щеке, запустил пальцы в волосы. Осознание собственной силы кружило голову, сладкой болью отдаваясь где-то в животе. Но Чарльз позволил себе только скользнуть пальцами по пуговицам черной рубашки, обнажая ключицы, склониться ниже, преклоняя колени, провести языком по груди. Прижаться лбом к теплому животу, выдохнуть воздух почти со стоном, раздираемый желанием и чувством вины, прошептать едва слышно, чувствуя, как под его рукой чужая кожа покрывается мурашками. - Знаешь, я мог бы заставить тебя ответить. Мог бы сделать с тобой все, что угодно, а потом стереть память об этой встрече. Я пришел сюда с этим желанием. Мечтал об этом каждую чертову ночь после того, как ты исчез, Эрик. Чарльз застыл, давясь спазмом, снова перехватившим горло. - Но я не могу… не хочу… так. Он горько усмехнулся. - Наверное, я и правда долбанный святоша. Он поцеловал Эрика еще раз. На этот раз – по-настоящему. Голодным, глубоким поцелуем, от которого наверняка на следующий день у них обоих будут саднить губы. Осторожно провел подрагивающими пальцами вверх по предплечью, едва удержавшись от того, чтобы оставить пару царапин. В этот момент искушение отпустить контроль было почти нестерпимым, и настолько легко осуществимым, что Чарльзу пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Взгляд, брошенный на зависшую в воздухе монетку, отрезвил не хуже ведра со льдом. Он протянул руку, взял серебряный диск прямо из воздуха и повертел в руке. Помедлив, спрятал его в карман. - Через какое-то время стазис пройдет. Есть пара побочных эффектов, поэтому возможно, до утра тебе будет… нехорошо, - Чарльз криво усмехнулся, поднялся с колен и открыл дверь, чувствуя, как накатывает дурнота – его собственная расплата, о которой предупреждал Хэнк. - Но не хуже, чем мне. Прощай, Эрик. Чарльз не помнил, как вышел из отеля и куда направился дальше. Возможно, в один из тех самых пресловутых баров – заливать тоску. А может, и нет. Все залил тягучий серый туман, пронизанный багровыми сполохами боли. Очнулся он от того, что кто-то волок его бесчувственное тело на плече. Было больно даже дышать, а сердце бешено колотилось в груди. - Хэнк… - вместо слов из горла вырвался только хриплый стон. - Помолчите, профессор. Нам нужно добраться домой до рассвета. Мешать алкоголь с сывороткой… Я был лучшего мнения о ваших умственных способностях. - Хэнк… Все было… зря… - Пожалуйста, замолчите. Сожалеть будете потом. – Хэнк поудобнее перехватил ношу, прибавил шаг. Тихо добавил, - Если выживете. *** - Он чертовски живуч, - небрежно уронил Азазель в ответ на вопросительный взгляд Эрика. – Я пару раз заглядывал в окна – выглядел как сущий покойник. Хотя можно было обойтись – орал он так, что слышно было за квартал. - Ага, - поморщилась Эмма, поправляя повязку на ребрах. – А этот синий психовал и крушил мебель в лаборатории. Прямо как ты сейчас. Эрик с усилием разжал руку, и металлический столик, жалобно скрипнув, принял прежнюю форму. Ну, почти прежнюю. Эмма, вздохнув, кивнула Азазелю, направляясь к выходу. Эрик сверлил подпространство невидящим взглядом. - Здравствуй, Чарльз. – Эрик странно улыбнулся, осторожно присел на край кровати. - Как ты вошел? – спокойный тон дался Чарльзу легче, чем он думал. - Хэнк впустил меня. Правда, перед этим попытался задушить, - Эрик потер шею, на которой уже начинали проступать отчетливые следы пальцев. - Не волнуйся, с ним все в порядке. Просто я был убедительнее. - Зачем ты пришел? Эрик пожал плечами. - Увидеть тебя. Убедиться, что ты в порядке. Попросить прощения – за Рейвен... и все остальное. - Что ж, ты меня увидел. – Чарльз поджал губы. – Если тебе интересно, я НЕ в порядке. - Это заметно, - Эрик кивнул на царящую в комнате разруху, на стойку с закрытой капельницей у изголовья кровати. – А что насчет прощения? - Не уверен, что смогу, - Чарльз потянулся за полупустым стаканом. Просто чтобы чем-то занять руки. Исподлобья глянул на Эрика. – А ты… простишь меня за тот вечер? Я был не в себе, и… Эрик оборвал его нетерпеливым жестом. Быстро, по-змеиному облизал губы. Протянул руку, заставляя смотреть себе в глаза, притягивая Чарльза ближе к себе. - Хорошо, - от вкрадчивого тона по спине Чарльза побежали мурашки. - Давай совершим равноценный обмен. Я прощу тебя, а ты – меня. Но только на эту ночь. Только на эту ночь. Чарльз безотрывно смотрел на Эрика, и не мог думать ни о чем, кроме того, что его глаза в темноте кажутся бездонными провалами, из которых на него смотрит его собственный страх. Страх потерять, который все же слабее, чем страх никогда не найти. Страх, что это сон, просто очередной бред воспаленного сознания, еще не восстановившегося после болезни мозга. Страх, что Эрик не может быть здесь, в его комнате, Эрик не должен сидеть на его кровати, смотреть своими невозможными глазами и говорить о прощении. Склоняться все ближе к нему, так, что тени от лампы очерчивают скулы и жесткие линии губ. Еще ближе, так, что можно всей кожей ощутить тепло чужого тела и почувствовать, как пробивает непрошенная дрожь… Чарльз осознал, что они целуются, только когда Эрик неосторожным движением смахнул какой-то хлам с прикроватной тумбочки. Сердце билось где-то в животе, изредка пропуская удары. На губах остался привкус корицы и лимона, пальцы застыли, касаясь чужих запястий. Когда Эрик успел развязать его халат, Чарльз тоже не заметил. Что он заметил, так это сбитое дыхание Эрика, не позволявшее оставаться спокойным, и жар, идущий от его кожи. Стоило остановиться, пока еще не поздно. Вспомнить о гордости, о предательстве. Поступить правильно. Спросить у Эрика, зачем он пришел на самом деле, а то и вовсе сразу послать его к черту. Позвать Хэнка, который - Чарльз был уверен – примчится по первому зову… Вместо этого Чарльз, которого все еще мутило от лекарств, со вздохом откинулся на подушки, позволяя Эрику делать все, что заблагорассудится. Правда, рассудком в его действиях и не пахло – одежда Чарльза полетела на пол, сопровождаемая ехидным «милая пижама, но она мне мешает». Она и правда мешала – поцелуи Эрика становились все смелее и методично сползали от губ к шее, ключицам, груди, животу… Эрик коротко фыркнул, когда Чарльз прикусил собственные пальцы, чтобы не застонать вслух. Впрочем, через пару минут оказалось, что это бессмысленно: Чарльз потерялся в ощущениях, забыв обо всем вокруг. Наверное, он все-таки стонал слишком громко. Зверь примчался мгновенно. Забарабанил в дверь. - Профессор! С вами все в порядке? Эрик досадливо поморщился. Остановил Чарльза, безуспешно пытающегося понять, на каком он свете и что-то сказать. - Лучше я. И не говори ничего, а то Хэнк решит, что я тебя пытаю, - Эрик бесшумно приоткрыл дверь, не потрудившись даже накинуть рубашку. - Профессор… - Хэнк осекся. Удивленно уставился на босого, обнаженного по пояс Эрика. - Хэнк, - мягко проговорил Эрик, опираясь о дверной косяк и не позволяя распахнуть дверь пошире. – У нас все в порядке. - Т-точно? Мне показалось… - Хэнк. Пожалуйста. Зверь только сейчас заметил свежие засосы, расцветающие на груди Эрика. Попятился от двери, смущенно пробормотав: - Да, конечно. Конечно. У вас все в порядке. Я… Мне нужно… - Пойти прогуляться, – закончил за него Эрик. – Подышать свежим воздухом. - Да, - кивнул красный, как маков цвет, Хэнк, пятясь еще энергичнее. – Нужно прогуляться. - Вот и умница. - Я подумал, ты пришел меня убить, - выдохнул Чарльз между поцелуями. Он все еще не до конца верил, что это не сон. - Знаю. – Эрик гладил его бедра, заставляя выгибаться навстречу прикосновениям. - Твоя монетка все еще у меня. - Знаю. – Эрик прикусил нежную кожу у ключиц, сразу же накрыв ранку губами. - Ты уверен, что не пожалеешь об этом? Эрик улыбнулся, демонстрируя акулий оскал. - Ты так и будешь заниматься самобичеванием? Если все будет плохо, сотрешь мне память. Или себе. - Даже не мечтай, - выдохнул Чарльз, впиваясь ногтями в загривок Эрика, когда тот неосторожным движением сделал ему больно. - Тогда придется постараться. - Эрик?.. – спазм больше не сжимал Чарльзу горло. Просто голос охрип от судорожных вдохов. - М-м?.. – сонно спросил Эрик, не отрывая губ от его шеи. Чарльз чувствовал, как часто бьется его сердце. - Все-таки придется стереть тебе память. Эрик замер, глянул ему в глаза. Чарльз выдержал этот взгляд. - Я должен сказать тебе то, что ты захочешь забыть. Я люблю тебя. Эрик долго молчал, прежде чем его едва слышный шепот отдался болезненно-сладкой волной по телу Чарльза. - Не хочу это забывать. Обещай мне, что я не забуду о том, что ты – мой. Хотя бы только на эту ночь. - Обещаю. - А теперь – поцелуй меня. - Чарльз?.. – голос Эрика вырвал его из забытья. За окном брезжили первые лучи рассвета. - М-м?.. - Я тоже тебя люблю. FIN :)