Шериф Стилински/Пустынная Волчица.
24 мая 2016 г. в 11:17
— Отпусти меня, Ноа, — Коринн одарила шерифа Стилински тяжелым взглядом исподлобья.
Ее запястья были скованы наручниками, а сама она находилась в полицейском участке, в камере предварительного заключения, и Ноа Стилински зашел к ней, чтобы сказать пару слов перед тем, как передаст ее агентам ФБР, которые должны были прибыть с минуты на минуту.
Она выглядела постаревшей и усталой — набрякшие мешки под глазами, размазавшийся макияж, спутанные волосы — Ноа отчетливо увидел, насколько она изменилась с их последней встречи.
Неужели и сам он превратился в такую же жалкую старую развалину?..
— Ты пыталась убить моего сына, Коринн, — напомнил Стилински веско.
— Пытаться и убить — это разные вещи, — криво усмехнулась женщина, получившая прозвище Пустынная Волчица за свою жестокость и бескомпромиссность.
Вот только Ноа Стилински знал, что волки на самом деле куда человечнее.
Он был лично знаком с некоторыми.
— Ты ответишь за все свои преступления, — не обратив внимания на реплику Коринн, произнес шериф. — Сполна. И я рад этому.
— Отпусти меня, Ноа, — настойчиво повторила женщина, и просьба больше походила на требование. — Ради нашего прошлого.
— Это было двадцать лет назад, — бесстрастно отозвался Стилински и посмотрел на Коринн, не скрывая отвращения во взгляде: — Ты тогда была совсем другой. Та Коринн, которую я знал и любил, никогда бы не попыталась отнять чужую жизнь. А ты… Ты всего лишь мразь, которая пыталась убить моего сына и собственную дочь. Я не пристрелю тебя только потому, что я никогда не опущусь до твоего уровня. Никогда не потеряю честь и не изменю себе. Я живу для того, чтобы оберегать других. Даже если оберегать приходится монстров вроде тебя.
Коринн молчала, глядя шерифу в глаза, и ни один мускул не дрогнул на ее лице, ни слова она не промолвила и тогда, когда Стилински повернулся к ней спиной и вышел из камеры.
Он удалялся по коридору, с очень прямой спиной и с саднящим сердцем, когда услышал тихие, судорожные всхлипы.
Коринн плакала.
Но ее слезы ничего не значили для Ноа Стилински.