Плохой выбор

Луна скрылась за тучами, и стонущая, скрипучая ива оказалась единственной, кто указал путь синеглазой монахине, потерявшейся на узкой тропе. Ноги ее, кажется, совсем устали. Она торопилась и часто оглядывалась назад, словно за ней кто-то мог идти. Подол черного подрясника был ей длинноват и волочился следом, шелестя о высокую траву. Руки ее были обмотаны деревянными четками, а к груди она прижимала потрепанную толстую книгу. Несла, как сокровище. «Куда этот демон запропастился?» — юноша бегло оглядывал руины заброшенного корпуса и церквушки, которые возвышались черными корявыми силуэтами вокруг. Вдали за спиной остался монастырь. Слава богу, все песнопения, показные молитвы и идиотические хороводы остались позади. Возможно, они будут сниться ему, как страшный сон. А возможно, он забудет о них, едва демон унесет его домой, в теплую постель, далекую от каменной холодности кельи. Но нужно быть осторожным и внимательным — отсутствие «послушницы» не должны заметить в сектантском убежище до тех пор, пока он не найдет Себастьяна и не сбежит отсюда окончательно. Сиэль остановился, прислушиваясь: в криках совы почудилось что-то еще. Уж не смех ли? — Себастьян! — шепотом позвал он и насторожился. Но только тишина послужила ответом. Под ногами хрустнули ветки и пересохшие листья. «Монахиня» вздрогнула, когда из-за дыры в кирпичной стене вылетела лохматая ворона. Громогласное карканье затянуло за собой мрачное эхо, в висках завибрировал шум, смешиваясь с заунывным шелестом, журчанием ключевой воды и подвыванием ветра. Во всем этом ночном мраке ощущалось явное чужое присутствие, и хозяину демона оно было знакомо до боли. Сиэль подобрал подол и переступил высокий ржавый порожек. Ступил на некогда церковный пол: каменная кладка разошлась трещинами, от четырех стен осталось три, все в дырах, а на петлях скрипят деревянные ставни. И крыша — уже и не существующая, дырявая, но с развалившимся рыхлым каменным крестом на самом остове фронтальной стены. Сквозь развалины видна поющая монастырская ива: это ее скрип Сиэль принял за смех. Что-то печальное и тревожное, живое было в нем. Он поежился. — Так-так-так, — раздался знакомый бархатный голос. Демон вышел из черного провала — сгустка теней в руинах. Багряные глаза горели на его бледном лице, точно на дне их дотлевали угли. — Кто это явился в скромную заброшенную светом обитель в столь поздний час? — Пф! Прекращай игры! — воскликнул господин. — Ты должен был ждать меня здесь с самого начала, а не прятаться в углу! Я достал книгу у этих треклятых сектантов, так что мы можем уходить. Только сначала переодень на мне этот балахон! Для наглядности Сиэль подцепил складку рясы и отпустил — тяжелые подолы. Однако, Себастьян не спешил исполнять приказ. Он продолжил стоять в стороне, лишь стал задумчиво поглаживать подбородок. Он беззастенчиво разглядывал Сиэля в облачении черной послушницы. Водил взглядом сверху вниз. — Ты слышишь, что я говорю?.. — Я слышу все. Особенно, в этих «стенах». Особенно явственно все слышно у этого маленького алтаря, — алые глаза лукаво прищурились. Сиэль нахмурился. — К чему это ты? — К тому, что — вы уверены, что хотите снять это облачение? Недавно не вы ли так славно и искренне молились о спасении… души? На бледном личике вспыхнул яркий румянец. Однако Сиэль тут же гневно сверкнул глазами: демон не имел права подглядывать. Даже если он все и слышал, это… — Чего мелешь?! — раздраженно воскликнул граф. — Это была часть игры, или ты ослеп и не заметил, кого я играю и где? — О-о, разумеется, — сладкоголосо протянул демон, — монашка из вас вышла хоть куда. Он улыбнулся и начал кружить вокруг хозяина. Шаги дворецкого были почти бесшумны, звук их растворялся в поскрипывании ивы, что своим силуэтом напоминала диковинного призрака-наблюдателя, и… он что-то оплакивал… — Наверное, вы так вжились в роль, что пришли в одиночестве сюда и просили само небо решить вопрос с нечистью. Юноша внутренне вздрогнул, но это не укрылось от демона. — Подслушивал, значит?.. — Зачем же? Такие трогательные, душещипательные слова я услышу, даже будучи за тридевять земель от вас. Но, признаться, вы меня удивили. Не мой ли господин говорил, что Его нет? — тут Себастьян остановился и поцокал языком. В багряных зрачках его разжигались бесноватые и завораживающие огоньки смеха. — Вы, люди, такие наивные: начинаете верить, лишь когда вам это нужно. Молитесь на всякий случай, авось поможет, и делаете это тихонько, чтобы вас никто не увидел за этим… постыдным занятием. Тонкие губы расплылись в явной усмешке. — Довольно, Себастьян! — воскликнул граф. — Не твое дело, что и кому я говорил. Он вспылил и толкнул демона в грудь. — Переодевай меня, мы возвращаемся домой. Сейчас же. — Нет. — Нет?.. — Сиэль даже не успел удивиться. Он уже предчувствовал, что последует за этим — этот горячий, кошачий взгляд был слишком хорошо знаком. — Вы меня немного «предали», — осклабился в лукавой улыбке Себастьян. — Не находите? Саму суть наших отношений. Нашего договора… — Тс! — только и фыркнул граф. Но демон невозмутимо продолжал: — Можно даже сказать, вы меня оскорбили… Что же будем делать?.. Обойдя Сиэля со спины и представ прямо перед ним, дворецкий подцепил его лицо за подбородок. Между бровок графа тут же пролегла морщинка. — Что? — буркнул он. Наравне с нескрываемой нежностью в алых глазах начинало расти недвусмысленное желание. И от этого поглощающего ласкового взгляда по коже человека прошли мурашки, а сердце с гулом упало вниз. Да, он точно предчувствовал это. — Это не потерпит до спальни? Там мы… что-нибудь придумаем, — промолвил граф. Но глаза демона говорили: «Нет». Дворецкий вновь оказался позади хозяина, и рука ласково провела по щеке. В одном, даже простом, движении Себастьян мог сотворить и чувственное признание, и пылкое приглашение к негласному дуэту — многообещающему, дразнящему… Соблазнитель. — Мне кажется, я имею право сделать с вами сейчас то, что захочу, за такое… предательство. Вам не кажется, что это будет правильнее? — во рту мелькнули жемчужно-белые острые клыки. Сиэль затаил дыхание. По его телу стала разгоняться кровь, стуча в виски и разливаясь щекочущей горячностью по всем конечностям. Зная, что будет, что последует за тем, — он просто не сможет сопротивляться. Чары его ручного инкуба подобны крепким волшебным путам. Чем дольше кажется, что их нет и ты справляешься с уловками, тем крепче они сожмут. И он уже давно перестал сопротивляться. Но нашел этому другое объяснение, а именно — виноват не Себастьян, вовсе не демон соблазняет человека, а он, Сиэль, сам жаждет этого. Найти в твари совершенное оружие для всего и, в довершение, использовать ее для получения удовольствия — ведь ни один смертный, даже самая прекрасная женщина или мужчина, не смогут доставить такое неземное блаженство, как это делает искушенный демон. На кончике его похотливого, по-звериному длинного языка спряталось заслуженное для графа безграничное удовольствие. Все, что нужно. Это человек заплатил сполна за все. Это он хочет этого. И так думает он сам… Но. Сам ли?.. И шелковистый шепот преисподней вторгся в его сознание потоком сладких, обволакивающих речей. Себастьян шептал нечто о красоте хозяина, об удовольствии быть с ним и о желаниях, что вызывает один его невинный вид. Тела их соприкасаются, дыхание то смешивается, то едва-едва задевает, лаская и вызывая дурманящие волны желания. Эти слова, вибрирующие в самом сердце, приторным ядом распространяющиеся по венам. Сам… Он так думает сам. Глаза затуманиваются, и в темнеющей синеве находит отражение лишь матовая мгла-похоть. — Себастьян… — с уст «монахини», наконец, срывается полувсхлип-полустон. В этом звуке слилась нега искушаемого и отрадная мелодия для искушающего. И, одной рукой обвивая шею дворецкого, «она» расслабленно льнет к нему спиной — податливая и уже добровольно отдающаяся во власть. И бледными пальчиками, познавшими свет в узком окне кельи, «она» сжимает вороные пряди. С трепетом. С восторгом. С мольбой. Скользящим движением демон обводит точеные ладони и запястья своего грешника, а пальцами подлезая под святые нити, срывает четки, и те с глухим ударом спадают по складкам подрясника прямо к ногам. Как же это отвратительно: душа, молящаяся о спасении украдкой, покуда тьма, спасшая ее и служащая, ни отвернулась. Не находите, граф?.. Граф находит, хоть влажный взор его как будто затуманен. Руки демона начинают блуждать по его телу. Жадные и крепкие движения сменяются скупыми и бережными, а губы то едва задевают кожу, то горячо целуют. Демон продолжает что-то шептать в самое ухо хозяина — он не торопится. И это — тоже наказание. — Себас…тьян… сделай что-нибудь, — шепчет, выдыхает Сиэль. Он вжимается в искусителя, трется о его бедра, елозит, скользит руками по телу слуги, но через плотную ткань не почувствовать кожи и страсти. — О, вы, все-таки просите, хотя давеча молились, — потешается тварь. — Не кажется ли вам, что в данный момент мольба будет такой же актуальной? А может статься, даже более?.. Запрокидывая голову, Сиэль закрывает глаза. Он может приказать. Он может попросить. Но умолять?.. Точно догадываясь об этих мыслях, демон добавляет: — Это будет справедливо — вернуть вас на землю. Впрочем, вы сегодня - не совсем вы. Всего лишь монахиня, которой и пристало молиться… Разве нет? Губы дурманяще терпко целуют в щеку, в самый уголок рта, обещая куда больше, если… Они призывают помолиться о себе. Как и властные, безумно ласковые руки, что дразнят, ощупывая все уголки тела. «Что ж…» — думает граф. Это было его ошибкой: эта молитва к тому, кого отверг, была сродни игре, маленькая слабость, каприз, который стоил… еще одной игры. Но она… куда более… реальна. — Умоляю, — беззастенчиво шепчет Сиэль — нет, монахиня. Она шепчет горячо, возбужденно и страстно и сминает, прикусывает нижнюю губу. — Оскверни или очисти… Я… очень, очень этого хочу, Себастьян. Сиэль опускается на колени: черная трепетная фигурка на сером. А поднимая взор больших волооких глаз вверх, на стоящего мужчину, он точно перестает быть собой: кротость искушенной, падающей души лишь перемежается с властной усмешкой графа. О, маска монахини обманчива, и демону такая игра очень нравится. В бархатисто-алых колодцах глаз вспыхивает и разрастается дьявольский огонек, а на тонких губах появляется предвкушающая улыбка. Он ждет и поглощает умоляющую фигурку взглядом. Хрупкие пальцы графа ложатся на узкие бедра дворецкого, скользят к ширинке. Они справляются со всеми крючками, хоть и не без труда, а высвободив твердеющий член, юноша ненадолго замирает. Он еще никогда не заходил так далеко первым, но желание неуемно, а на лице — маска, которая позволяет. Поэтому губами грязной монашки, а не графа он прикасается к розовой головке, а после, приоткрыв губы, робко и на пробу лижет языком. Плоть демона горяча и упруга, а кожа чувствительна — Сиэль нежно проводит кончиком языка по стволу, ощущая пульсирующие и выступающие венки. У мужчины непривычный, незнакомый и ни с чем не сравнимый вкус. Какая-то жаркая терпкость. А бегло поднимая взгляд вверх, Сиэль с приятной щекоткой внутри отмечает, что Себастьян полон нескрываемого восхищения. Он затаил дыхание, он наблюдает, и Сиэль впервые ощутил во время секса с ним подобие власти. Юноша опустил чуть дрогнувшие ресницы и вобрал член в рот. От удовольствия демон зарычал, его пальцы хотели зарыться в волосы Сиэля, но натолкнулись лишь на черный головной платок монахини. Его он сорвал, обнажая тонкую шею и затылок юноши. Сиэль продолжил сосать, делая это все нетерпеливее, обильно смачивая ствол слюной. В его собственном паху давно разливалось и тяжелело приятное чувство, становившееся все более неуемным и ноющим. И когда оно стало совсем нетерпимым, жаждущим прикосновения, одна рука сама опустилась вниз, в ворох черного подола. — Довольно, — не то прошептал, не то прохрипел демон. Сиэль тут же выпустил член и облизнул свои блестящие влажные губы. Себастьян склонился к юноше. Сначала поцеловал его, проникая языком в рот, с поистине похотливой жадностью, нетерпеливо, даже яростно обследуя десны и жемчужные зубки. Затем уже ласково, точно поощряя за что-то, лизнул в горячие, раскрасневшиеся губы и развернул юношу спиной к себе. Он заставил свою «монашку» нагнуться, припав грудью к полу, а, задрав подол и оголив тонкие бедра и молочно-белый, упругий зад юноши, пристроился сзади. Почувствовав прикосновение члена к ягодицам, юноша прогнулся в пояснице, выражая горячее желание ощутить мужчину в себе. — Ах!.. — только и выдохнул Сиэль, когда большой член демона оказался в нем до самого основания. От болезненного, распирающего чувства, от заполненности мужчиной юноша тихонько всхлипнул и застонал. От сладкой, головокружительной и грязной боли выступили слезы. Крупными каплями они скатились вниз и оросили каменный пол руин. Себастьян накрыл его грудью, тесно склоняясь и шепча в ухо: — Потерпите еще чуть-чуть, совсем скоро станет приятно. Сиэль тихонько заскулил в ответ и жарко, слезно выдохнул. Они делали это так много раз, но он никак не привыкнет. Непроизвольно вытянув руку вперед, он наткнулся пальцами на что-то на полу и бездумно сжал, обнаруживая покатые бусинки четок. Задрожал всем существом, а в следующее мгновение ладонь Себастьяна накрыла его руку. Выбирая между четками и ней, Сиэль выпустил нить бус и сплел свои пальцы с пальцами демона. Жалостлива и томна хрупкая, уже больше не властная, фигурка. Длинные мужские пальцы врываются в иссиня-пепельные волосы и с трепетной яростью сжимают. Сиэль прижат вниз щекой, в осоловелых глазах, сквозь слезы, не угасает чувство исступления, и с каждым толчком члена раскаляется, распаляется, необъятно растет лихорадочно-дрожащее беспомощное предвкушение телесной и извращенной душевной радости. Оно близится, и заполненность Себастьяном до самого основания заставляет Сиэля забыться: кто он, что их окружает и какими опасностями переполнен мрак, тот самый, который он сам подпустил к себе. И то, как опасны молитвы, когда этот мрак призван тобой. Вскоре эта тьма заполняет его собой. Она пульсирует в венах, отдает отнюдь не лживой волной сладострастия внизу живота, заполняет собой голову и сердце. Все мысли, чувства, желания… все они превращаются в одну сплошную темную вспышку. — Себастьян, я… — шепчет он каким-то обрывками, но не успевает — вскрикивает. Демон последний раз глубоко и грубо толкается, кончает в юношу и разливает внутри него горячее семя. В это же мгновение кончает и Сиэль, и белесая вязкая жидкость капает на пол, стекает по бедрам. Он еще находится в осоловелом, одурманенном состоянии, когда сильные руки бережно обнимают его и отрывают от земли. Кажется, что они обвивают, обволакивают юношу всего. Словно заслоняющие огромные крылья. Или же это была просто тень от ивы, креста… Сиэль не вспомнит.