you're gone and we broke

      Тони знает, что такое удар в самое сердце.       Это — раздражённый Говард, обвиняющий своего малолетнего сына в том, что он не потерянный во льдах Капитан Америка.       Это весть о том, что родители мертвы. Его мать — нежная, любящая Мария и Говард Старк — мертвы.       Это шрапнель, которая стремится угодить прямо в сердце, желая убить каждую секунду.       Это уход Пеппер и предательство Стива несколько лет назад.       Удар, который жизнь наносит снова и снова, с каким-то зверским наслаждением втаптывая Старка в землю, желая услышать, как треснет и рассыплется в прах его железное (совсем нет) сердце.       И жизнь получает своё. Сердце останавливается, когда падает осколками рядом с ещё тёплым, но обездвиженным телом сына.       — Питер?..

***

      Стив чувствует, как недавно отмёрзшее сердце вновь покрывается коркой льда. Оно хрустит, опадая маленькими льдинками и образует пустую чёрную дыру на своём месте.       Щит падает на пол и откатывается в сторону. Не как в сороковые — тогда это падение означало предстоящую битву. Не как тогда, с Баки — в знак верности и памяти. Не как с Тони, в бункере Земо — считая, что недостоин, с мыслью о том, чтобы оставить что-то рядом. А пусто, безвольно, мертво.       На серебристом вибраниуме яркие капли крови смешиваются с красной расцветкой щита.       Голос Старка — надломленный и потерянный, но в нём всё ещё теплится надежда.       — Пит?..       Роджерс и сам не узнаёт своего голоса, но надеется, что мальчишка повернёт голову и солнечно, пусть немного кривясь от боли, улыбнётся. В ответ Питер лишь смотрит большими карими глазами, в которых впервые так отчетливо плещется страх.       — Па…       На большее у него не хватает сил и он закашливается, захлебываясь собственной кровью. Стив мгновенно оказывается рядом, слыша, как Тони вызывает бригаду медиков по внутренней связи, а после, дрожащей рукой (уже без перчатки и костюма) проводит по спутанным волосам сына.       — Береги силы, Питер. Слышишь? Всё будет хорошо.       Капитан отчаянно хочет верить в это. И что самое ужасное — он верит.       Так, как не верил в сороковых. Так, как не верил в то, что Баки вспомнит. Как не верил, что Тони простит.       Но тут, когда Питер лежит, а Стиву кажется, что его руки холоднее, чем вода в Атлантическом Океане, он даже не допускает мысли о том, что их сын не справится.       — Вечно ты лезешь на рожон, шкет, — бормочет Старк, а его чёрные, почти бездонные, глаза, расширены до невозможности и блуждают по каждому миллиметру лица Питера, стараясь уловить хоть какие-то изменения. Роджерс видит трясущиеся руки мужа и неуверенную улыбку, которая не перекрывает ужаса в глазах.       — Весь в тебя, пап.       Жалкое подобие ухмылки украсило лицо юноши и тут же прочертило ярко-красную полосу от уголка рта до подбородка.       Роджерс лишь сильнее хватает Питера за руку и заставляет своё сердце биться за двоих. Паучок неожиданно вздрагивает, на секунду сжимая руку Капитана так, что белеют костяшки, и мечется взглядом, понимая, что скоро все закончится.       В его голове что-то кричит об опасности и весь организм охватывает холодным пламенем. Он знает, что умирает. Паучье чутье, чтоб его.       — Я люблю вас, — слова вырываются сквозь кашель и Питеру кажется, что сейчас он выхаркнет все свои внутренности, в надежде получить хотя бы ещё один глоток воздуха. Он не хочет умирать, не хочет храбриться, ему безумно страшно, но глядя на лица отцов, которые сейчас так похожи друг на друга, он не смеет поддаваться боли.       Перед глазами уже маячит тьма, разбавляемая гулкими ударами сердца, что раздаются у него в голове, и алыми вспышками. Как и всегда, в его жизни: что-то громкое, болтливое, чёрно-красное и вечно бегающее перед глазами.       Питер смеет только через силу улыбаться, игнорируя панику и то, как щиплет в глазах. Холод резко начинает свое движение от конечностей и стремительно приближается к сердцу.       Его родители здесь, рядом. Они ждут чуда, а Питеру всего лишь двадцать лет от роду.       Не хватает лишь одного. Об этом парень действительно сожалеет. Он уже почти не чувствует прикосновений и боли, ему все ещё страшно, но больше от того, что не успел кое-что сказать. Всегда болтливый Паучок не успел произнести самого главного.        — Скажите Уэйду…       И Питер замолкает. Стив, кажется, слышит, как рухнуло и разбилось на кусочки сердце Тони.       Он не слышит собственного сердца. Он лишь чувствует холод, пустоту и безграничную боль. Сейчас там, у него в груди, кусок льда, который рассыпается мелкой крошкой.       Старк что-то бессвязно бормочет, вцепившись мёртвой хваткой в мягкие каштановые волосы. Роджерс, сам того не осознавая, пытается определить на мягкой холодной коже пульс. Все тщетно. Мольбы Энтони, попытки Стива.       Вселенная жестоко смеётся над ними, их горем и жалкой верой в лучшее.       Но ещё Вселенная смеётся над Уэйдом Уилсоном, который неведомо как оказался здесь. Она хохочет, надрываясь, и наблюдает за своим любимым шоу.       — Паучок?       Его голос, как всегда звонкий и весёлый, буквально разрывает голову. Ещё больше разрывает душу его смех. С нотками подступающей истерики и выкриками в сторону несправедливой сучки-вселенной, которая абсолютно не умеет шутить.       Но когда Дэдпул (наёмный убийца, ублюдок в красном трико), Уэйд Уилсон падает на колени и кричит, Стив прижимает Тони к груди, и изо всех сил жмурит глаза, не в силах сдержать слез.       Крик Уэйда нечеловеческий, искренний.       Крик, который породили их души.       Вселенная наслаждается, когда Уэйд (нет, теперь только Дэдпул), почти кидается на агентов Щ.И.Та и подоспевших медиков. Он никого не подпускает к Питеру, словно старый бойцовский пес, который охраняет своего хозяина. Он держит каждого на прицеле, холодным (мертвым) голосом предупредив о том, что стрелять будет без разбора и предупреждения.       Он молчит, когда Тони и Стиву (Уэйд даже не знает, откуда у них столько сил) всё-таки удаётся оттащить его, чтобы тело Питера могли занести в джетт. Он молчит, как и они, когда буквально падает на холодный железный пол. Он никому не отвечает, не острит, не говорит со своими голосами. Он лишь сидит, сжимая руку Паучка, и что-то тихо ему шепчет, полностью замыкаясь в себе.       То же происходит и на похоронах.       Тогда небо Нью-Йорка было затянуто серыми тучами, и сам город, казалось, оплакивал своего старого-доброго соседа. Своего героя.       Тони и Стив стояли рядом, рука об руку и оплакивали сына, а Уилсон смеялся. Все смотрели на него (кроме Старка и Роджерса), как и положено — словно на психа. Но никто из них не видел, как соленые капли скатывались вниз по лицу, перемешиваясь с дождём, а голос хрипел, срываясь на всхлипы.       Дэдпул ушёл с кладбища последним. Поцеловал надгробие и, оставив мягкую игрушку в виде Человека-Паука, скрылся из вида.       С тех пор Болтливый Наёмник молчал. Даже на деле.       Убивал быстро, безмолвно, изредка перекидываясь словами лишь с Тони и Кэпом. Он бросал им упаковку пластырей с Хэлло Китти, когда они зализывали раны на базе, а те приносили ему фаст-фуд, который они любили с Питером.       Роджерс и Старк отныне всегда держались вместе, заставляя себя улыбаться и искать в сером мире луч света, как это делал их сын. Дэдпул чистил оружие в одиночестве и что-то тихо бормотал себе под нос, общаясь с воображаемым Паучком.       Так было легче.       И они склеивали свои сердца, с помощью крепкой паутины и пластыря с белым котёнком.