Танго для настоящих мужчин

1. Не ходить с другим мужчиной под одним зонтом — Добрый день, Джон! Спешите? — Чрезвычайно! — в моих руках объемный бумажный пакет, изготовленный из экологически безопасного материала. Из пакета торчат два румяных багета и пучок листьев салата. Не слишком солидный вид, не слишком солидный. Майкрофт делает изящное па, пристраивается рядом; легендарный зонт расправляется над нами, дождь весело барабанит по его натянутой ткани. — Давно не слышал от вас вестей, — светским тоном начинает Холмс. Я стараюсь идти быстро, обогнать Майкрофта с его галантностью и чертовым зонтом, но пакет, который я прижимаю к груди, слишком тяжелый, все норовит выскользнуть. Приходится останавливаться и неуклюже перехватывать его руками. Во время этих остановок Майкрофт участливо ждет. Наверняка мы выглядим забавно со стороны: дождь, багеты, семейный быт. Тьфу. — Все недосуг. У нас, знаете ли, ничего особенного не происходит. — Да что вы, — хмыкает Майкрофт. Он нависает надо мной, пока я в очередной раз останавливаюсь, чтобы перехватить пакет. Огромный черный зонт закрывает небо, Майкрофт щурится на меня сверху вниз. — Уверяю вас, — говорю, — у нас ничего… — Ничего? А убийство Адама Бэйли? Вот черт. — Ну… разве что… — Милый доктор, разве вы забыли о нашем договоре? — Нет, не забыл. Дело в том, что участие в том деле никак не могло повредить здоровью Шерлока или его… — Не могло? — взвизгивает Майкофт. — Адам Бэйли был профессиональным киллером! Его убрали свои же… — Также Адам Бэйли был неверным мужем. Мы уже почти дошли. Очень хорошо, что продуктовый магазин расположен недалеко от дома. Особенно сейчас, когда мы с Шерлоком находимся в положении осады: Майкрофт крепко взялся за брата, а заодно и за меня. После недавней ссоры, после той ослепительно вежливой схватки, что произошла в гостиной на Бейкер-стрит неделю назад, Майкрофт объявил военное положение. Эта последняя ссора проходила под девизом «Прекрати заниматься ерундой, тебе необходима нормальная работа». Майкрофт затеял ее перед своей какой-то особенно длительной поездкой в очередную страну третьего мира. Подозреваю, что поездка эта может оказаться опасной, и именно поэтому образ жизни Шерлока подвергся столь энергичной атаке именно сейчас. Но о своих догадках я предпочитаю помалкивать: ни Шерлок, ни сам Майкрофт никогда в жизни не признаются в своей привязанности друг к другу. Теперь каждое утро вместе с газетами Шерлока ждет письмо от Майкрофта. Он выбрасывает конверт, не открывая. Думаю, там договор о работе, но Шерлок молчит, морщится и всю последнюю неделю пребывает в сквернейшем настроении. Честно сказать, предыдущее сражение «Не упрямься, Шерлок, вся семья ждет тебя на Рождество» мне нравилось гораздо больше, потому что тогда я был на стороне Майкрофта: Шерлоку действительно не мешало проветриться, да и мне от него отдохнуть. На Рождество Шерлок поехал, скрипя зубами, а сейчас… Сейчас я не хочу вмешиваться. По-моему, Майкрофт требует слишком многого от Шерлока: шутка ли — кардинально изменить свою жизнь. — Доктор Уотсон, — шипит Майкрофт, — вы должны повлиять на него! Я все приготовил: нашел подходящую работу, договорился с начальством… Вот, возьмите документы, на них он должен поставить свою подпись, — Майкрофт аккуратнейше засовывает тонкую прозрачную папку в мой пакет. — Это для его же блага. Я знаю, что вы в силах помочь! Майкрофт требует слишком многого от меня. Металлическая спица мелькает перед моими глазами, Майкрофт на миг скрывается за темным куполом зонта, затем отходит на шаг. Я оказываюсь под ливнем, смаргиваю дождевые капли. — Ну, надеюсь, вы меня поняли, — любезнейше говорит Майкрофт. На небе оглушительно грохочет, меж туч мелькает лезвие молнии. Кроме всего прочего, я недолюбливаю Майкрофта за то, что смотреть на него приходится снизу вверх. Дождь стекает по моему лицу, стучит по листьям салата, мокнет хлеб. Я чувствую, как бумажный пакет пропитывается влагой и расползается в моих руках, банка с яблочным джемом падает на асфальт и разлетается на тысячу осколков. Судорожно цепляюсь за остатки пакета, прижимаю к себе продукты. На самом деле, сейчас я был бы не против, чтобы Майкрофт довел меня под своим зонтом до самого подъезда. — Я понял, — говорю. — Я отдам Шерлоку документы… и все. Уговаривать его я не намерен. В конце концов, он взрослый, самостоятельный человек… — Всего хорошего, — прерывает меня Майкрофт, разворачивается и ныряет в заботливо приоткрытую дверцу подъехавшей к нам машины. Зонт, дрогнув спицами, исчезает следом за ним. 2. Не мелькать друг перед другом без одежды На кухню я вваливаюсь промокший и злой. Сгружаю продукты и остатки пакета на стол и иду переодеваться. В последние дни атмосфера у нас не самая располагающая, и милый дом превратился в унылый. В унылый мрачный дом. Шерлок молчит уже неделю. Злится, разгадывает свои загадки, не обращая на меня никакого внимания. Я уже и не знаю, что думать: отвечает он односложно, что с ним происходит — не говорит… Я побаиваюсь оставлять его одного в таком состоянии, а миссис Хадсон так невовремя уехала к двоюродным племянницам в Бирмингем. И не то чтобы я страдал без его общения, просто мне всегда казалось, что дружба подразумевает под собой определенного рода доверие. Дружба подразумевает уважение и такт. Дружба подразумевает обратную связь, но последнюю неделю мы играем в одни ворота. — Джон, мне понадобятся макронаконечники, — громко говорит Шерлок, когда я прохожу мимо гостиной. Он даже не оборачивается. Краем глаза я замечаю его ссутуленную спину, в ореоле света от настольной лампы. Комната погружена в темноту. Еще бы, ведь чтобы зажечь свет, ему пришлось бы встать! Я сдираю с себя футболку и брюки. — Мне нужны макронаконечники, Джон, — говорит Шерлок еще громче. Он точно знает, насколько нужно повысить голос, чтобы я гарантированно услышал его из соседней комнаты. Вытираю волосы полотенцем, прихваченным из ванной. — Джон! — раздраженно зовет Шерлок. Отбрасываю полотенце в угол, иду в его комнату, нахожу на камине нужную упаковку и вкладываю ее в протянутую руку Шерлока. Не отрывая глаз от микроскопа, он насаживает наконечник на ультрасовременную пипетку. Я видел такие у коллег-микробиологов. Иногда я сомневаюсь, действительно ли ему нужно все это нагроможденное в диком беспорядке, суперсовременное и очень недешевое оборудование. — И еще подай реторту с раствором хлорида натрия. Я смотрю на батарею разномастных неподписанных колб и пытаюсь вычислить, в которой из них находится раствор соли. Выбираю между несколькими с бесцветной жидкостью, из открытой двери тянет сквозняком, леденеют ноги. — Ну что же, — нетерпеливо подгоняет Шерлок и шевелит пальцами, в которые я должен был давно уже вложить… — Шерлок, — вздыхаю я. — Ну же, Джон, я уже почти! — Шерлок, — зову я его. — Черт возьми, Джон, — цедит он, отворачивается, наконец, от своего микроскопа и тут под его взглядом я вспоминаю, что из одежды на мне — одни трусы. — Почему ты в таком виде? — спрашивает он, пробегая взглядом по моему телу. Вверх, вниз, заинтересованно, чуть прищурив глаза. Заинтересованно? Я моментально покрываюсь мурашками. — А потому, что когда ты так настойчиво зовешь меня, я не могу не прийти. Возможно, завтра мне придется выскочить из душа только потому, что тебе понадобится подать телефон. И ты тогда не удивляйся, что я буду в мыле и совсем без одежды, договорились? В груди глухо пульсирует раздражение, я разворачиваюсь, покидаю комнату, а в спину мне летит тихое: — Договорились. 3. Не молчать, если тебя что-то не устраивает Я устал от войны. Смерть меня не поймала в Афганистане, а здесь в мирное время я попал в паутину смертельной усталости. Хотелось попробовать пожить спокойно. Или нет, не спокойно, а хотя бы как-то… понятно, просто. Я устал от Шерлока. Майкрофту стоило бы нанять ему секретаря или какого-нибудь ассистента. Потому что в нынешнем положении после практики я прихожу домой… работать. Майкрофт изводит Шерлока, а Шерлок изводит меня. Мы танцуем танго. Скрываем неудовольствие под маской вежливости, делаем крошечные шаги навстречу — идем на компромиссы и уступки, чтобы выиграть потом. Играем в шахматы и поддавки. Играем во взрослых людей и их проблемы. Мы придумываем себе проблемы. Я прилежно хожу за продуктами, терплю капризы Шерлока, наплевав на личную жизнь, послушно подаю ему тапочки или какую-нибудь спинномозговую пункцию из холодильника… Накрываю его пледом, когда он засыпает в кресле. В последнее время я чувствую постоянное раздражение. Я чувствую привязанность. Я раздражен, потому что я чувствую к Шерлоку… — Джон, я сделал это, — радостно кричит он из гостиной. Шерлок в таком восторге от своего открытия, в таком восторге от себя… Я вздыхаю, я тоже в восторге от него, если честно. Только устал это постоянно демонстрировать. — Я доказал, доказал, понимаешь? Он утонул не в бассейне, я проверил воду! Это она, понимаешь? В ванне была теплая вода! — Она? — я захожу в его комнату, теперь в одежде. — Конечно! Его жена, миссис Бэйли! — Оу. Шерлок внимательно смотрит на меня, будто ждет чего-то: — Оу? — Ну да, — говорю я ровно, — оу. Шерлок вздыхает, начинает сердито: — Послушай, если ты чем-то недоволен, то можешь… — Напарывается на мой взгляд. — Мог бы сказать мне об этом. В последнее время я действительно тебя не понимаю. — Я всем доволен, — говорю, хотя горькая, неуместная обида выжигает меня изнутри. — Сейчас я пойду и приготовлю ужин, потом позову тебя. Ты молча поешь, встанешь из-за стола и вернешься к своему микроскопу… Меня несет и я уже не знаю, что собирался сказать. Шерлок смотрит на меня с интересом, складывает руки в своем излюбленном молитвенном жесте. Я вдруг замечаю, что вокруг глаза у него отчетливо отпечатался кружок от микроскопа. Сколько же он просидел так в одной позе? Час? Два? — Так тебе не хватает внимания? Да, черт возьми! Я не могу все время оставаться покладистым и восторженным слугой! — Не говори глупости, — отвечаю. Шерлок молча разглядывает меня. Разгадывает. Изучает, как под микроскопом. Ему все время нужен объект для изучения. Мне некуда деть свои руки, они вдруг становятся ужасно чужими, какими-то слишком длинными, неуклюжими. Я разворачиваюсь и ретируюсь в кухню. Здесь можно выдохнуть и попытаться отвлечься готовкой. — Мы могли бы сходить куда-нибудь. У меня сердце ухает в пятки — сто раз объяснял, что… — Не стоит подкрадываться ко мне, Шерлок! Он стоит в дверном проеме, прислонившись плечом к косяку. Если бы я не знал Шерлока так хорошо, то принял бы эту позу за непринужденную. — На улице ливень, куда мы пойдем? — говорю. В глазах у него мелькает растерянность, сменяясь странным напряжением. Теперь я разглядываю его и разгадываю в свою очередь. На улице возмущенно грохочет гром. Монотонный шелест дождя обволакивает, словно кокон. — Действительно, — говорит Шерлок тихо. — Куда мы пойдем. Давай останемся здесь. — Останемся, конечно, — нервно усмехаюсь я. Мне нехорошо от его тона. Мне не нравится этот бессмысленный разговор, мне не нравится эта тревога в его глазах. Шерлок разворачивается и уходит в свою комнату. Из остатков пакета я достаю полуфабрикаты и бутылку «Джим Бима». 4. Не разбавлять крепкие спиртные напитки К тому времени, когда я раскладываю приборы, мне так и не удается унять волнение. Руки подрагивают, сердце бьется, как ненормальное. Я бездумно разгребаю бардак на столе: окровавленные клочки ткани в вакуумных пакетах, набор отменных хирургических скальпелей, пара ножниц Купера, отрезанный палец в формалине, отработанный шприц, реторта с каким-то раствором… Недавно мы договорились, что попытаемся использовать кухню только по назначению, но, по-видимому, всех горизонтальных поверхностей в нашей квартире Шерлоку недостаточно. К тому времени, когда я зову его к ужину, у меня полностью пропадает аппетит. Шерлок приходит серьезный, сосредоточенный, весь поглощенный загадкой с хлоридом и бассейном. Он предсказуемо не замечает ни приготовленного ужина, ни расчищенного стола. Вокруг него всё так, как и должно быть. И это даже хорошо, что он занят. Я раскладываю еду по тарелкам, сажусь напротив. В гостиной от порывов ветра дрожат окна — кажется, ливень превращается в бурю. Я натянут, словно струна, изо всех сил стараюсь не смотреть на Шерлока. Наше молчание заполняет комнату до отказа. Ворошу вилкой еду. Шерлок аккуратнейше режет бифштекс. Скрип вилки и ножа по тарелке фальшивыми нотами вплетается в шероховатую тишину кухни. — Послушай, Джон, — говорит он тихо, — я бы хотел поговорить с тобой… ну, знаешь… по душам. Мне важна наша с тобой связь. Я вскидываюсь на него: — Сейчас никто не говорит «связь». — Хорошо, — закатывает он глаза, — отношения. — Дружба? — Да, дружба, как скажешь. Ты мог бы рассказать, что тебя беспокоит. Внутри меня что-то обрывается. Я встаю, выбрасываю содержимое своей тарелки в мусорное ведро и достаю «Джим Бим». — Я расскажу, — говорю, сдирая пробку с бутылки. — Обязательно расскажу, когда сам пойму. Джим мог бы помочь мне в этом. — Джим? — Шерлок удивленно распахивает глаза, затем бросает быстрый взгляд на бутылку, — ах, «Джим»… Я разливаю виски, достаю из холодильника колу — вдруг он захочет смешать. Шерлок сосредоточенно жует, поглядывая на свой отсвечивающий янтарем стакан: — Почему ты хочешь, чтобы я тоже пил? — Пить в одиночестве — алкоголизм, — отвечаю я и делаю изрядный глоток. Виски обжигает горло, расползается теплом по венам. В юности я мечтал стать алкоголиком. Мечтал стать плохим парнем. Мечтал побывать на войне, стать крутым воякой. Побывал. Я был порядочным идиотом в юности. Сейчас я хотел бы отправиться в то время, снова мечтать о сражениях, а не сражаться на этой уютной кухне с самим собой. Шерлок отставляет тарелку в сторону, оглаживает пальцами стенки стакана. Медленно подносит его к губам. От его взгляда у меня пересыхает во рту. Между нами копится напряжение. Недомолвки наслаиваются друг на друга. — Ты странно ведешь себя в последнее время, — начинает он. — Не думаю, что это влияние Майкрофта. Ты практически не разговариваешь со мной, странно смотришь… Ты хочешь бросить меня? Его вывод действительно меня поражает. Мысли расползаются и не желают выстраиваться в слова. Тру пальцами виски, пытаясь прийти в себя: — Я… бросить? — У тебя в комнате стоит собранный чемодан и ты странно себя ведешь — ты собрался съехать. Кратчайшая логическая цепочка, — пожимает плечами Шерлок. Мне становится стыдно. Пару дней назад, после очередного безмолвного ужина, я действительно решил, что с меня хватит. Я собрал чемодан и сам собрался с духом, чтобы объявить Шерлоку о собственной капитуляции. Так, решительно сжимая кулаки, я твердым шагом вошел в его комнату, откашлялся… И увидел, что Шерлок спит в своем кресле. Он будто знал, как разубедить меня в одночасье. Он спал в расслабленной позе, откинув назад голову и приоткрыв рот. Я хотел было уйти, потому что это зрелище вдруг показалось мне каким-то глубоко интимным, почти неприличным. Расслабленный спящий Шерлок. Сразу уйти я не смог, все почему-то смотрел на его шею, на нежное местечко за ухом у самых волос. Мне было жарко и немного стыдно, будто, разглядывая его, я совершаю что-то непристойное. Шерлок легко хмурился своим снам и вздыхал и выглядел так беззащитно… И то, что творилось со мной в тот момент… Чемодан я так и не разобрал, но точно знал, что никуда уже отсюда не денусь. — Я не хочу съехать, — говорю. — Уже не хочу. Это был порыв, знаешь, как это бывает… Шерлок молчит, выжидающе смотрит на меня, вертит в пальцах стакан. — Не знаешь, — констатирую я. За окном оглушительно гремит гром — на улице настоящий потоп. Я вдруг понимаю, что мне не хочется ничего выяснять. Не сегодня. Когда-нибудь потом. — Пойдем в гостиную, — тихо говорит Шерлок, поднимается, захватив виски, и скрывается в темном проеме двери. Меня он, как всегда, не ждет. 5. Не спать с мужчинами Я сажусь на диван подальше от Шерлока, расчищаю на тумбочке место для своего стакана. Свет Шерлок не зажигает, и я решаю, что тоже не буду — мало ли, вдруг это помешает ему размышлять. Однажды ему помешало размышлять мое дыхание, чего уж говорить о свете. — Ты, наверное, считаешь меня черствым, — говорит он. — Это неправда. Твое молчание мучает меня больше, чем ты думаешь. — Но ведь это ты молчишь! — Я просто стараюсь быть деликатным. Я смотрел в Гугле, что люди говорят о дружбе, я стараюсь быть тактичным, и ты мог бы помочь, если у меня это не слишком хорошо выходит. — Чтобы быть тактичным, необязательно все время молчать. Достаточно иногда думать обо мне… — Я думаю о тебе. — Оу… — Сейчас я думаю, что от этой твоей полосатой кофты у меня рябит в глазах. Я внимательно гляжу на него, пытаясь понять, шутит он или нет. Я бы помог что ли, рассмеялся... Шерлок с непроницаемым видом отхлебывает виски из стакана. На меня он не смотрит. — Я не спал тогда, — говорит он задумчиво. — То есть спал, но… проснулся. Я моментально понимаю, о чем он. Перед глазами встает картина, не покидающая меня вот уже несколько дней: спящий Шерлок в кресле, его приоткрытые губы и мои пальцы, ласкающие его шею, осторожно, еле касаясь… Это было помешательство! Я был не в себе! Прячу лицо в ладонях. Жар заливает меня от макушки до пят. Слышу, как Шерлок ставит свой стакан на пол, откидывается на диване, наверняка разглядывая меня, мой позор: — Я женат на работе, — говорит. — Я знаю это, боже. Я все это знаю. Мне хочется провалиться сквозь землю. И все, что угодно, лишь бы не встречаться с ним взглядом. Я иду к камину, сажусь на корточки, чтобы разжечь огонь. Бездумно двигаю поленья, жду, когда краска схлынет с моего лица. — Я женат на работе, — тихо повторяет Шерлок, — но я не против небольшой интрижки. Я медленно оборачиваюсь. Он смотрит в упор. Я боюсь поверить в то, что услышал. Наверное, это его странный юмор. Шерлок будто специально трет шею в том самом месте, и у меня перехватывает дыхание. Неужели я могу… — Да, — говорит Шерлок, — ты можешь. Я медленно возвращаюсь на диван, сажусь рядом с ним. Все еще надеюсь оправдаться перед ним, перед собой, что-то изменить: — Это был порыв, — шепчу. Осмеливаюсь, наконец, посмотреть на него. Он шумно выдыхает, и я вдруг замечаю, как часто вздымается его грудь, как подрагивают его ресницы, как жестко, нервно сцеплены пальцы. Несмело тянусь к нему, касаюсь губами подбородка, краешка губ. Отстраняюсь, чтобы увидеть, как напряжение покидает его лицо. В сладком, невероятном, абсолютнейшем смятении утыкаюсь лбом в его плечо. Шерлок обнимает меня, увлекает за собой на диван. Перебирает пальцами мои еще не высохшие после дождя волосы: — Мне понравилось то, что ты делал тогда. Я киваю, дурея от его слов, от его близости, от того, что мне сейчас позволено. Целую его шею, ласкаю языком то нежное место за ухом. Повторяю губами давний путь своих пальцев. Он тихо стонет, обвивает меня руками и ногами, и теперь я могу прижаться к нему еще теснее. Мы тремся друг о друга, мы меряемся возбуждением. — Сними это, — шепчет он, запуская руки под мою кофту, ласкает плечи, пробегает пальцами по позвоночнику. Подныривает ладонями под ремень брюк, сжимая, вжимая в себя. Меня всего трясет, но я так привык ему подчиняться. Сейчас это особенно приятно. Стягиваю одежду с себя, затем с него. Он лишь приподнимается, когда я раздеваю его, томно водит плечами, помогая избавиться от рубашки. А я целую его запястья, длинные пальцы, вожу руками по груди и плечам. Его кожа удивительно мягкая, чуть солоноватая на вкус. А еще он удивительно пахнет: тонко, пряно… Я сто раз чувствовал отголоски этого запаха, садясь на ручку его кресла, чтобы заглянуть в «Таймс», или следуя за ним по лондонским закоулкам. Но сейчас этот запах жарче и острее во сто крат. Он тяжело дышит, внимательно всматриваясь в мое лицо. А я замираю над ним, потрясенный тем, что собираюсь сделать, не в силах оторвать взгляд от его губ. И тогда он сам целует меня. Подается бедрами навстречу, прижимается, задает ритм, подставляет шею под поцелуи, стонет низко и сладко. А у меня сердце выскакивает из груди, и нервы на пределе, и кожа к коже — плотно и еще плотнее. — Хочу твои губы, — шепчет он мне в ухо и недвусмысленно нажимает на затылок. — Там. А я никогда раньше… И не то, чтобы я не хотел… Он у него твердый, гордо торчащий вверх. Я смело обхватываю его губами, насаживаясь все ниже. Шерлок всхлипывает и скребет пальцами по обивке дивана. Каждое его движение отзывается во мне, пронзая насквозь. Его тело гибкое и податливое, и мне так нравится, что он не молчит! Шерлок стонет громче, а затем вдруг отстраняет меня, подцепляет пальцами за подбородок, трогает, гладит мои губы и смотрит так, словно я — самый интересный его эксперимент, самая хитроумная загадка. Мне нравится быть загадкой для него. Он проникает пальцами в мой рот, водит подушечками по языку. А потом, выгнувшись и шире раздвинув ноги, медленно вводит их в себя; закусывает губу, вторгаясь все глубже, и это так естественно, так откровенно, так восхитительно непристойно. У меня перехватывает дыхание, я целую его бедра и глажу себя, заводясь все сильнее. В голове шумит и то, что я вижу… это ведь все на самом деле? Длинные бесстыдные пальцы, растягивающие и ласкающие, изумительно-гладкая кожа… Плавные движения и темный долгий взгляд глаза в глаза — уже всё, уже можно. И тут же горячий, лихорадочный шепот мне в ухо, в котором я различаю лишь «глубже» и «не останавливайся». Быстрее, жестче, два в одном — мы плавимся одновременно. И эти звуки… Неужели это я кричу так? А он… он дрожит и сжимает меня в себе так сладко, что сводит бедра. И мое тело замирает, а потом срывается в долгой пронзительной судороге. Через несколько минут я снова слышу дождь за окном. Шерлок возится рядом, я различаю коробку с салфетками в его руках. Предусмотрительный. Целую его в висок, напитываясь его теплом и запахом. Слушаю, как выравнивается его дыхание. Я не знаю, что будет дальше, позволит ли он мне быть с ним, спать в одной постели. Позволит ли любить, касаться его так, как сегодня. Я жду его вердикта. Шерлок обнимает меня за талию и шепчет: — К тебе или ко мне? 6. Не делать глупостей После ночи в обнимку на неудобном диване все тело ноет. До кровати мы так и не добрались, ни до его, ни до моей. Утром я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Я проснулся от того, что Шерлок, закинув на меня ногу, терся о бедро твердым членом. Он спал, вне всякого сомнения. Он спал, а я целовал его губы, скулы, виски, ласкал языком шею. Он кончил мне в руку и проснулся — распахнул глаза, вжимаясь еще сильнее, и все смотрел так, будто не мог поверить. Гладил меня по щекам, пока я выгибался, и терял разум, и тонул в его прозрачных глазах. У крыльца меня не ждал Майкрофт или кто-то из его людей с ежедневными увещеваниями. По-видимому, британское правительство все-таки отбыло в нуждающуюся в помощи страну. Лондон, умытый дождем, тонко пах озоном, приветливо поблескивал окнами домов в мягких лучах солнца. На работе — сонное безделье четверга, несрочные дела, старики с подагрой. «Таймс», наконец, добралась до убийства Адама Бэйли, со вкусом смаковала различные гипотезы и загадочные слухи, а я смаковал свой кофе, любовался танцем пылинок в лучах солнца, проникающих сквозь жалюзи, и был настроен на самый что ни на есть романтический лад. По пути домой я остановился у цветочной лавки прикидывая, что подарить… дарить ли? нужно ли? Прикидывая, как закончить это предложение. — Своей девушке покупаете? — подбегает ко мне улыбчивая цветочница. — Н-нет. — О, — говорит она, окинув меня взглядом, — бойфренду? Я стою столбом и не знаю, что ответить, как возразить ей. Не понимаю, чего такого она разглядела в моем облике. Застегиваю куртку, чтобы спрятать слишком светлый свитер — наверняка все дело в нем! — и молча ухожу. В гостиной меня ждет Шерлок. Лежит, вытянувшись на диване, листает какие-то бумаги. — Привет, — говорю я, стаскивая с себя куртку. — Ну что, купил цветы? Я так и замираю со стреноженными курткой руками. Шерлок совершенно серьезен: — Ты покупаешь цветы после всех своих ночных свиданий. Я решил, что у тебя есть странная традиция — дарить цветы после секса. Вроде как благодарить, да? — Шерлок… Он отрывается от своих документов, внимательно на меня смотрит: — Ну, а что, — говорит, — я люблю цветы. Я улыбаюсь — я обязательно запомню это. Сажусь на диван, устроив его ноги на своих коленях. Глажу босые ступни, разминаю их пальцами, млею от того, как легко и естественно у нас все происходит. — Я куплю цветы завтра, если ты не будешь против. — Не буду. О, сделай так еще. Я слушаюсь, глажу его пальцы и крутой подъем, массирую выпирающую косточку. Шерлок протяжно стонет, и я сожалею, что не могу увидеть его лица из-за бумаг. Интересно, сейчас он в состоянии прочитать хоть слово? — Я решил рассмотреть предложение Майкрофта, — говорит он вдруг. Я тут же вспоминаю про папку, которую забыл ему передать, пытаюсь встать, но Шерлок меня останавливает: — Сиди, я сам забрал ее из кухни. — И почему же ты вдруг решился? — Ну, — пожимает он плечами, — Майкрофт уехал, а договор составлен вполне сносно, да и условия приемлемые. — Ты ждал, пока Майкрофт уедет? — Разумеется. Я все еще не вижу его лица, привстаю, чтобы заглянуть за мешающие мне документы. Шерлок улыбается краешком губ: — Скажи, Джон, ты не хотел бы принять ванну? Я мигом представляю его влажное тело под моими руками. Внизу живота сладко ноет. — Хотел бы, непременно. — Тогда иди, — велит он и отбрасывает на пол свои бумаги. Глаза его возбужденно горят. Меня словно током пронзает. Я разве что не бегом несусь в свою комнату, затем в ванную. Ванная — единственное место, в которую каким-то чудом не проник беспорядок, свойственный Шерлоку. Может быть, потому, что миссис Хадсон очень гордится ею. Покупает занавески и полотенца в тон, и даже раковина здесь не обычная белая, а цвета «нежная мята». Я долго регулирую температуру воды, раздумываю, не добавить ли пену с нежным персиковым запахом. Потом решаю, что очень хочу вновь почувствовать запах Шерлока — тонкий и очень мужской, без примесей. Я думал о нем весь день. Шерлок заходит, когда ванна почти полна. Полностью одетый, он стоит надо мной, разглядывая сквозь воду мое возбуждение, закатывает рукава рубашки. Лицо его сосредоточенно, губы поджаты. — Итак, — декламирует он, — тайна убийства Адама Бэйли была бы раскрыта, если бы я только понял, как его супруге удалось утопить его в ванной. Покойный был нехрупкого телосложения, однако следов сопротивлении на трупе нет… Но если я буду тебя топить, ты ведь непременно станешь этому противиться? И, не успев ничего понять, я тут же оказываюсь под водой. Шерлок с силой давит мне на затылок, а я отчаянно цепляюсь за его запястья, за бортик ванны, бью ногами по воде, а в голове только — «неужели все, неужели так все и закончится?» Хватка ослабевает, я вырываюсь на поверхность, жадно хватая ртом воздух. Хриплю, что он с ума сошел и еще какую-то чушь, а Шерлок невозмутимо вытирает руки полотенцем. Я забрызгал его всего водой, капли стекают по лицу, рубашка мокрая насквозь. — Это лишь эксперимент, — мягко говорит он, — я бы не причинил тебе вреда. У меня нет сил на возражения, руки и ноги саднят, завтра там непременно появятся синяки. Шерлок трет запястье — у него тоже останутся мои отметины. Я тихо радуюсь — поделом. — Давай попробуем по-другому, — он задумчиво трет бровь. — Допустим, ты лежишь, ничего не подозреваешь, я приветливо подхожу к тебе… А потом все повторяется снова. Я снова отчаянно сопротивляюсь, а затем отчаянно ругаю его. Но о том, чтобы прекратить это, речи не идет: ведь Шерлок так уверен, что я выдержу. А я верю в него, я выдержу и сделаю все, чтобы помочь. Вода совсем остыла, а я еще не утонул. На руках начинают проступать синяки. Утомленный Шерлок идет за бутербродами на кухню, я включаю тонкую струйку горячей воды, чтобы не замерзнуть окончательно. Вдруг вспоминаю про пену — хорошо, что я ее не добавил. Шерлок возвращается с бутербродами и чашкой чая, аккуратно сгружает все это в раковину, а сам садится на бортик, задумчиво глядя на меня. Я замечаю проступающий синяк на его запястье, тянусь, чтобы поцеловать его, и тут происходит что-то странное: выключается свет, и я перестаю существовать. 7. Не… не любить никого серьезно… или… что-то про работу — Джон, Джон, господи! Я хочу улыбнуться его голосу, но не могу: я хриплю и кашляю, глотаю воздух открытым ртом. В груди тяжесть, в носу свербит, и общее состояние — как утром в понедельник, только еще хуже. Открываю глаза. Надо мной испуганный Шерлок. Я улыбаюсь ему, а потом вспоминаю, что произошло, и почему я лежу голый и мокрый на полу ванной. Он все-таки меня утопил. — Что ж, ты пришел в себя, — констатирует Шерлок и оставляет меня одного. Я медленно сажусь, опершись спиной о холодную стену. Шерлок возвращается с телефоном около уха: — Это она, говорю вам! Он лежал в ванной, а она дернула его в воду за щиколотки… Нет… Нет, мы только что проверили это с доктором Уотсоном… Он? Нормально… Жив, конечно! Проверьте следы на щиколотках! Да, сделайте это прямо сейчас! Я жду, не кладите трубку! Ну вот и всё, думаю я, он разгадал свою загадку. Хочется спать и никогда больше его не видеть. Шерлок сосредоточенно глядит в зеркало, прижимая плечом трубку, отпивает принесенный им же для меня чай. Чужой, холодный и бесстрастный… Я ловлю его отраженный взгляд, криво улыбаюсь. Выражение его лица вдруг меняется. Он разворачивается, хватает с крючка полотенце и набрасывается на меня, вытирает, обнимает. Рядом с нами падает телефонная трубка. Тяжесть в моей груди исчезает, сменяясь чем-то другим, упругим и воздушным. — Прости, я так испугался, я не умею просить прощения… — Шерлок кутает меня в полотенце, прижимает к себе, баюкает. Я улыбаюсь, трусь щекой о его плечо: — Ничего, — говорю, — я готов помогать тебе и дальше. Шерлок замирает, прислушиваясь, бросает меня, ползет к закатившемуся в угол телефону, который ожил, зашелестел что-то невнятное. — Да, я слушаю! — рявкает, будто и не было ничего, будто не он сейчас меня обнимал. — Слушаю! Есть? О, это отлично! Просто замечательно! Я подъеду, сейчас запишу… — возвращается ко мне, чтобы легко коснуться губами лба, и выскакивает из ванной. Из крана тонкой струйкой течет вода, на полу — холодная лужа. А я сижу в углу, замерзший, умерший только что и воскресший, и кутаюсь в полотенце цвета «нежная мята». Конец