Вьюга

Ло вырос в Норт Блю, Ло привык к холоду. Он любит снег, ощущение мороза, «кусающего» кожу, ледяной ветер и ранние сумерки. Ему нравится, как хрустит под ногами наст, когда выходишь с утра из теплого дома на улицу, как в первую секунду перехватывает дыхание. Ему привычно носить ворох теплой одежды, она не сковывает его движения. Он любит бураны, когда становится обманчиво тепло, но нельзя выходить на улицу, потому что из-за вьюги видно едва ли на пару метров вперед, и проще простого заблудиться и замерзнуть насмерть. Больше всего Ло нравится метель, его убаюкивает гудение ветра, умиротворяют несущиеся за окном снежинки. Ему часами не надоедает сидеть в слабо освещенной комнате и смотреть на метель за окном. Что-то сродни медитации. Точнее, метель нравилась ему раньше. Теперь в круговороте снежинок ему мерещатся белые перья. Тени за стеклом складываются в знакомое лицо. Он слышит тот самый голос. В гудении ветра различаются слова: — Забы-ы-ы-ыл… Оста-а-а-а-авил… «С чего бы мне возвращаться? — мысленно отвечает вьюге Ло. — Эта история закончилась». Он стоит перед окном с кружкой кофе и наблюдает за ненастьем по ту сторону стекла. Там, снаружи, холод и вьюга, здесь, внутри, тепло и тихо. Комната тонет в полумраке, одна лампа не дает достаточно света. На секунду ему чудится, будто за окном мелькает что-то зеленое. Это просто обман зрения, но Ло непроизвольно дергается, хмурится, морщит лоб, всматривается в попытке увидеть еще раз. Показалось же? Точно показалось. Или нет? — Нам бы-ы-ы-ыло хорошо-о-о-о… — воет вьюга. «Мы были врагами», — отвечает ей Ло. — Нам бы-ы-ы-ы-ы-ыло хорошо-о-о-о… — вьюга настаивает. «Было, — вынужден признать Ло. — Иногда было даже отлично. Но это все не имело значения, мы оба знали, что у нас нет будущего». Ветер швыряет в стекло мелкий снег, и Ло кажется, что кто-то скребется снаружи. Ему мерещится бледная рука, проводящая ногтями по стеклу. — Оста-а-а-а-авил… — воет вьюга. — Забы-ы-ы-ыл… — воет вьюга. — Уби-и-и-и-ил… — воет вьюга. «Это неправда», — отвечает Ло. — Уби-и-и-ил… — шелестит снаружи. «Нет!» — отвечает Ло. — Уби-и-и-и-и-и-ил… — тянет ветер. — Нет! — забывшись, рявкает Ло вслух. — Я не убивал тебя! — Уби-и-и-ил… Ло с трудом удерживается от того, чтобы запустить в окно кружкой. Избавиться от наваждения проще простого: оторвать взгляд от мельтешения снега, отойти от окна, включить свет, отвлечься. Уйти к команде, где он будет не один, где шум веселья заглушит вой вьюги… Ло продолжает смотреть в окно. Снег рисует силуэт с распахнутыми крыльями. — Ты скуча-а-а-а-ал?.. — воет вьюга. «Нет, — Ло глубоко дышит. — Нет. Я не скучал». — Ты ду-у-у-у-умал обо мне-е-е-е?.. — гудит за окном. «Уйди, — просит Ло. — Оставь меня в покое. Я не хочу о тебе думать. Я не хочу тебя вспоминать». У него достаточно демонов в душе, достаточно черных воспоминаний, которые раздирают изнутри когтями, вырываются порой хриплым воем, не дают спать по ночам. Какое ему дело до глупой гарпии, слишком преданной своему господину? Он вышвырнул ее сердце прочь, и ее из своего сердца вышвырнул, да и не пускал туда никогда, по сути… — Ты не мо-о-о-о-ожешь меня забы-ы-ы-ы-ыть… — ласково шепчет метель. — Ты всегда-а-а-а-а бу-у-у-у-у-удешь по-о-о-о-омнить… «Я уже лица твоего в памяти не воскрешу, даже если захочу, — думает Ло. — Все забыл. Как ты улыбаешься, забыл, как крылья свои складываешь, как глаза за очками прячешь. Как сутулишься над отчетами Цезаря, как щуришься, читая книжки, как поджимаешь лапы. Как рассыпаешься снегом, как зубищами своими впиваешься во врага. Как спину мне расцарапываешь. Ничего этого не помню». — Обма-а-а-а-анщи-и-и-и-ик… — гудит за окном. Ло прижимается лбом к холодному стеклу, жадно вглядывается в метель и шепчет: — Уходи, пожалуйста. И в вое ветра отчетливо слышит: — Никогда-а-а-а-а…