Диктатор

      — …То есть вы продолжаете категорически отказываться от сотрудничества? — спросил Фадж, нервно ходя вдоль стены.       Небольшая столовая маггловского домика, затерянного в шотландской глуши, сегодня использовалась весьма необычным образом. Нехитрая кухонная утварь, мебель и даже старая, вроде как навечно вросшая в пол неподъемная чугунная печь были магией небрежно сдвинуты в угол, а на освободившемся месте поставлен стул. На стуле сидел человек, одетый в классическую полосатую арестантскую робу. Выглядел он ужасно: худой, с кожей землистого цвета, когда-то роскошная грива волос сбилась теперь в некрасивый вонючий колтун, голова бессильно свесилась на грудь, а из искусанных до крови губ вытекала длинная нитка розоватой слюны.       — Да, — спустя некоторое время прохрипел свой ответ приговоренный к длительному сроку заключения волшебник.       Такой ответ ожидаемо не мог понравиться допрашивающим, и реакция на него была легко прогнозируемой.       — "Да"? Хм… Похоже, мало… Мистер Долиш, не были бы вы так любезны?..       — Круцио! — произнес преданнейший боевик министра магии.       — А-а-а! — забился в судорогах дикой боли когда-то бело-, а теперь просто грязноволосый маг, в обход всех писаных и неписаных правил нагло выкраденный из главной тюрьмы магической Британии — Азкабана. Причем не кем-нибудь, а самим главой Министерства магии лично. "Ведь в таком сложном деле, как попрание незыблемых прав древнейших и благороднейших родов, никому нельзя доверять до конца. "Незыблемых"? Нет ничего незыблемого. Рано или поздно…" — подумал Фадж и жестом приказал прекратить пытку человека, которого не раз и не два в присутствии прессы называл своим лучшим другом.       — Не передумал? — спокойным и каким-то совсем тусклым голосом спросил аврор, сегодня вынужденно переквалифицировавшийся из полицейского в палача.       — По с равнению с Его, твой круциатус всего лишь щекотка! — подняв голову, прохрипел волшебник и попытался плюнуть в сторону ката. Вот только сил у него не хватило, и плевок только увеличил количество тянущихся изо рта на грудь ниток слюны.       — Джон… — с тяжелым вздохом произнес Фадж, отворачиваясь в сторону. За его спиной раздалось очередное "Круцио!", ответом на которое был традиционный полустон-полукрик "Ы-а-а-а!".       — Все еще не хочет говорить? — спросил министр аврора, когда хрип затих.       — Нет, — качнул головой Долиш.       — Эх… — По-старчески кряхтя, Фадж присел на корточки рядом с жертвой так, чтобы можно было посмотреть ей в глаза снизу вверх. — Мой старый друг. Ну вот скажи, зачем тебе все это? — теплым и доброжелательным тоном произнес он. — Так понравились дементоры? Или это ты им так понравился?       Для таких предположений у министра магии были все основания.       В прикрученном магическими веревками к стулу человеке сейчас трудно было узнать Люциуса Абраксаса Малфоя, лорда Малфой, почитаемого многими английскими волшебницами за икону мужского стиля. Вроде с момента заключения прошло всего ничего, однако у любого, кто знал волшебника ранее, при взгляде на него сейчас первым делом возникла бы мысль об особо заковыристом проклятье. Смотрелся Малфой так, будто какой-то темный маг предельно злым черным сглазом разом отнял у него одним махом лет этак десять жизни. Климат "северного курорта" и переживания за жизнь и здоровье семьи явно не пошли на пользу здоровью надменного волшебника.       — Вижу, понравился… — еще раз окинув взглядом своего пленника, с печалью в голосе произнес Фадж. — Хочешь продолжить близкое общение с ними все следующие двадцать лет? Не хочешь? Тогда тебе следует прекратить запираться. Если мы договоримся, то за сотрудничество со следствием я имею право своим официальным приказом перевести тебя с верхних внешних ярусов на нижние внутренние. Сухая камера. Неподалеку защищенные помещения, около которых дементоры не любят крутиться. Усиленный паек. Душ… Горячий душ раз в неделю! И, возможно, досрочное освобождение. Или даже пусть неофициальное, но практически немедленное. В конце концов, где три побега, почему бы не быть и четвертому? Я могу это устроить. А могу — и другое. Например, убрать тебя туда. Ты ведь не можешь не знать, куда именно? А?       Вопреки ожиданиям, услышав угрозу бессрочной ссылки на Свалку, Малфой не затрясся в ужасе, а… хрипло рассмеялся. После чего из последних сил приподнял голову и почти нормальным голосом произнес:       — Мой старый друг, — это обращение было с насмешкой выделено особым тоном, — Корнелиус! Ты Гесфестусу позавидовал? Помнишь, как он кончил? Вижу по глазам, что помнишь… Так что ты либо сам глупец, либо считаешь таковым меня. Мы оба знаем, что, насколько бы я ни провинился перед законом Магической Британии, пока мои прегрешения не задевают кворум лордов, Палата никогда не подпишет своему действующему члену такого приговора!       Волшебник в стильном котелке мысленно поморщился. Слова Малфоя были неприятной правдой. Буквально на днях у Фаджа состоялся непростой разговор с покровителями из Палаты лордов, которые очень доходчиво напомнили ему, что министр — всего лишь наемный служащий, а не самовластный король-солнце. И только поэтому осужденный законом лорд все еще не был выжат насухо, как бубонтюбер зельеваром в процессе разделки ингредиентов, а относительно вежливо уговаривался без применения необратимых магических способов. Когда в политической игре ставить приходится не только будущие перспективы и ныне занимаемый пост, но и непосредственно собственную шкуру, ни о каких эфемерных понятиях, вроде дружбы, никто даже и не вспоминает.       "…Молчит. И будет молчать. И круциатус его не берет. А ломать волю более серьезными средствами и получить на выходе овощ… К сожалению, такого никогда не одобрят покровители. А жаль! Как было бы хорошо, если бы все эти лорды в одно прекрасное утро куда-нибудь исчезли, оставив Магическую Британию на тех, кто действительно радеет о ее благополучии…" — вздохнул министр и пробормотал:       — Хотел бы я знать, о чем ты сейчас думаешь.       Если бы Фадж действительно узнал, о чем сейчас думает его жертва, он бы очень сильно удивился. Малфой не боялся, не мечтал отомстить, не жаждал чудом спастись и даже не проклинал предателя-министра, в которого было вложено столько денег. Нет. Лорд Люциус Абраксас Малфой вспоминал одну из самых важных тайн своей семьи.       "— …Конечно, если не хочешь, чтобы я завел себе другого, более умного наследника!       — Но, отец! Ты же мне всегда говорил, что проклятье Малфоев требует существования только одного ребенка!       — И да и нет, Драко, и да и нет. Детей может быть сколько угодно, вот только если их будет больше одного, они обязательно будут враждовать между собой насмерть за пост главы рода. Обязательно. Исключений не бывает. И это даже не проклятье, которое можно было бы за столько веков как-то снять или ослабить. Это сама суть древнего наследия нашей с тобой крови, крови Малфоев. Когда станешь повзрослее, то сможешь узнать о корнях рода больше, однако сейчас разговор не об этом…"       В ходе того разговора, когда Люциус в очередной раз пытался вразумить своего начинающего идти вразнос наследника, лорд не врал. Все сказанное в определенном роде было правдой… но, как водится, не всей.       "По-хорошему, — концентрируясь на воспоминаниях и тем самым отстраняясь от боли, размышлял Малфой, — можно и нужно было бы не ограничиться, как обычно, известным каждой пикси "секретным" проклятьем, а рассказать Драко побольше… Но разве мыслимо такое доверить сопляку, который не выполняет приказов главы? Да еще — бездумно мелет языком направо и налево?! И вот такому — да раскрыть самую-самую важную тайну? Когда же я упустил его? Вроде тщательно воспитывал с детства, но стоило лишь только выйти из-под моей опеки… Хогвартс! Это все Дамблдор и его игры! Надо было держать сына на домашнем образовании, как делает большинство лордов! Но как можно было это допустить, если именно в поколении Драко пророчество должно исполниться? Как ему стать властелином, если он не будет знать тех, кем ему править?.."       На самом деле не было никакого проклятья. И не было никакой "сути крови Малфоев", которая заставляла бы наследников бороться друг с другом. И Люциус не был стерилен. И Нарцисса могла и хотела еще дочку, да не одну… Но все их желания обзавестись другими детьми разбивались о непоколебимую скалу родового долга — исполнить пророчество.       Да. Виной всему было пророчество, изреченное много лет назад его деду одним истинным оракулом.       Началась эта история в конце восемнадцатого века, когда Брэндон Малфой, тогдашний первый наследник достаточно небедного рода Малфой, отправился с молодой женой в свадебное путешествие по Средиземному морю. Рынки и достопримечательности волшебной части Португалии, Испании, Франции, Италии… А оказавшись в Греции, как не посетить такое знаменитое место, как оракул в Додоне?       Додонский оракул издревле славился среди волшебников двумя вещами. Во-первых, вредным характером: принимал он далеко не всех, а только тех, на кого указывал сам. Ему было плевать, сколько там был готов заплатить проситель. Из толпы, полной разряженных вельмож, он мог выбрать одетого в драную тунику раба или вообще не выбрать никого. Все сходились во мнении, что связано это было со второй отличительной особенностью оракула из Додоны. Все, абсолютно все его пророчества сбывались. Все. Всегда. Без исключений.       Особого желания услышать пророчество о своем будущем у четы Малфоев не было. Оно и без этого виделось чистым и безоблачным: богатая жизнь, полная развлечений и трудов на благо рода, спокойная и обеспеченная старость и нескорая смерть в постели в кругу любящих родственников. Однако стоило только молодой паре появиться на плотно заполненной волшебниками площади, как слепой старик вышел из своего богато украшенного золотом и драгоценными камнями павильона и безошибочно указал пальцем в сторону Брэндона Малфоя: "Иди за мной".       Предсказание, что случалось невероятно редко, было предельно лаконичным и не допускало даже хотя бы второго толкования. "Твой правнук будет править Магической Британией", — в тиши павильона, странной магией оракулов защищенного от прослушивания, провозгласил провидец и указал рукой на выход. Тяжелый кошелек, набитый золотом, он небрежно бросил на полку к куче таких же.       По понятным причинам свадебное путешествие было тут же прекращено, и молодожены в срочном порядке отбыли обратно в Британию. Там будущий отец Абраксаса Малфоя отчитался перед главой рода и… все расписанное розовыми красками будущее разом пошло прахом.       "Твой правнук будет править Магической Британией!" Эти слова упали в подготовленную почву. Что лучше может умаслить гордыню чистокровного аристократа, с корнями родового древа, уходящими во времена нормандского завоевания, чем обещание "из вторых ты станешь первым"?       Вопрос звучит как ответ.       Среди магов существовало два диаметрально противоположных подхода к пророчествам. Первый, глупый: "если уж мне самой судьбой суждено то-то и то-то, тогда зачем напрягаться?" — и второй: "нужно сделать все возможное, чтобы пророчество исполнилось". Казалось бы, зачем, если все и так само собой исполнится? А затем, чтобы оно обязательно исполнилось наиболее удачным образом.       "Твой правнук будет править Магической Британией!" Кто бы от такого отказался?       Возможность видеть еще не случившееся — это невероятный дар для понимающего человека. Но дар этот весьма опасен, так как с предсказаниями, даже с самыми простыми, честными и абсолютно правдивыми, все всегда было далеко не так просто. И сбывались они иногда таким изощренным образом, что получившему предсказание "найдешь кошелек, полный золота" по исполнении пророчества зачастую хотелось потерять все десять.       Причиной тому был тот неприятный факт, что каждый пророк видит только небольшой кусочек из огромного полотна будущего, а потом еще и облекает увиденное в слова, внося таким образом дополнительные искажения в картину грядущего. Таким образом, получить абсолютно полную картину невозможно. То есть даже предельно конкретное и недвусмысленное пророчество вроде "Твой правнук будет править Магической Британией" не дает ответов на весьма каверзные уточняющие вопросы. Вроде: "Один или с кем-то совместно?"; "Во сколько лет он взойдет на престол: в десять, в двадцать или, может, в сто?"; "Сколько времени проправит: сто лет, десять лет, месяц или… всего пять минут?"; "Что станет с родом тех, кто забрался так высоко, после того как этот правнук умрет?" и прочее, прочее, прочее.       "Твой правнук будет править Магической Британией!" Отбрасывать такой шанс было глупо.       И вот для того, чтобы правнуку править одному, долго и успешно, а род потом еще остался на плаву, а не был уничтожен до последнего члена "благодарными подданными", Малфои полностью пересмотрели свои тактические и стратегические планы. Пришлось, активно работая локтями, лезть по ступенькам на политический олимп, в процессе данного веселого забега неминуемо отдавливая множество ног и наступая на сотни больных мозолей. Что отнюдь не уменьшало количество врагов рода Малфой.       "— Твой правнук будет править Магической Британией!" — такие слова хотел бы услышать каждый англичанин.       Однако в пророчестве говорилось про правнука и ничего — непосредственно про Малфоев. Значит, следовало защититься от того, чтобы этот правнук оказался в другой семье. Но как это сделать? А очень просто — с этого дня и на три поколения вперед каждый Малфой должен был иметь только одного ребенка.       С тех пор из-за неуемной жажды власти в роду Малфоев одновременно было только по одному мужчине в каждом поколении и ни единой женщины. При этом ни о каком "сеянье дикого овса" и речи не шло. Когда наследник становился совершеннолетним, прямо после торжественного приема в честь знаменательного события глава семьи отводил его в хранилище рода и приказывал, а если требовалось — то и заставлял силой просмотреть в омуте памяти кое-какие воспоминания предков.       В свое время был вынужден посмотреть их и Люциус. Из них он узнал много такого, что крайне шокировало правильно воспитанного на принципе "род превыше всего" юношу. Например, как именно на родовом гобелене появились "сухие ветви" и выжженные пятна. Люциус никогда особо не допытывался у отца, что случилось с его дядей и почему обведенное траурной каемкой имя его двоюродной сестры не прочитать из-за выгоревших нитей. Теперь же он увидел, чем они "предали род Малфой", а также кем и как именно почившие родственники "были наказаны". В укус ядовитого скорпиона Малфой не верил никогда, но даже в страшном сне он не думал, что Брэндон Малфой своими собственными руками убил и сына, и незаконнорожденную внучку, и вступившуюся за них супругу. Не "без греха" был и отец, но своей старшей сестры Люциус, по ставшим кристально ясными после ознакомления с родовой тайной причинам, никогда вживую не видел. Да и редкие ее портреты были спрятаны за всегда закрытыми шторами.       Кто бы что бы ни говорил, но сердце Люциуса Малфоя камнем не было. Он не хотел разочароваться в своем ребенке. Он не хотел предстать перед выбором: либо, как его ответственные предки, лично исправлять педагогические ошибки, либо предать дело трех поколений своего рода. Последнее было просто немыслимо: слишком великая цена уже уплачена. Слишком много крови, чистейшей и благороднейшей, родной крови, было пролито, чтобы исполнилось пророчество. И Люциус Малфой, как и его отец и дед, был вынужден продолжить забег. В попытках оторвать от уже давно и прочно поделенного пирога лишний кусочек он был вынужден пускаться во все более и более опасные авантюры. Например, такие, как поддержка восставшего против сложившегося миропорядка полукровки, самозваного Лорда Волдеморта…       — Жаль, что я не легилимент… Да и защита у тебя, по словам Джона, хороша, — пробормотал Фадж и вдруг крепко вцепился в связанного Малфоя и затряс его, как ночной хулиган соседскую яблоню. — Ты хотя бы представляешь, что он творит?! Он убивает магглов! Он убивает волшебников! Это… Это… Ты не представляешь, чего это стоит мне!.. И чего это может стоить всем нам! Я не смогу выдержать это больше месяца!!! Ну!!! Говори, где его логово?! Ну! Говори! Говори!!! Джон!       — Круцио!       — А-а-а!       — Говори! — почти заорал Фадж. — Нет? Джон!       — Круцио!       — Ы-ы-ы!       — Говори! Опять? Джон!       — Круцио!       — Ы-с-ш-ш, — уже не хрипел, а сипел Малфой.       Понимая, что так можно перестараться, Фадж жестом приказал временно прекратить пытку.       — Ну, передумал? — спросил он, когда Малфой немного пришел в себя.       — Нет, — в отрицании мотнул головой привязанный к стулу арестант. Воспоминания о твердости и силе воли предков придали Малфою сил. Да и истерика показавшего слабину министра, всегда спокойного до чопорности королевского дворецкого (как-то в детстве пообщался по случаю), здорово порадовала. — Я не предам Его, Корнелиус. Твои усилия сломать или купить меня — тщетны. Можешь возвратить меня обратно, можешь убить, но я все равно ничего тебе не скажу. Не могу и… не хочу.       — Что ж. Ты выбрал свою судьбу. Думаешь, ты такой уникальный? Думаешь, тебя некем заменить? Ха! Найдутся и другие, не желающие сгнить в Азкабане заживо… — Фадж, будто ему пришла в голову какая-то неожиданная мысль, на мгновение запнулся. — Хм… Да. Не найдутся, а уже есть… Есть другой лорд, с которым я смогу договориться! — кивнул он сам себе и пошел в сторону выхода.       Несмотря на неказистость помещения, различными защитными артефактами оно было оснащено по высшему разряду. В их числе были и антиаппарационные барьеры. Конечно, об этом домике в глуши как бы никто кроме Фаджа и Долиша не знал, но…       — Что делать с Малфоем? — спросил аврор у вновь надевшего маску спокойной доброжелательности министра.       — Сотри ему память за сегодняшний день и запихни обратно в камеру. Бумаги на посещение возьмешь где обычно.       — Подлечить?       — Да… Хотя, нет. Пусть знает!       — Но…       — Сдохнет, и Мордред с ним! Все вопросы — к дементорам…