***
- Ума не приложу, что замыслил Трегубов, но вольные на Мефодия и Трину существуют, как и говорил твой друг, и все еще лежат в секретере рабочего кабинета хозяина, - сообщил Павел Сергеевич Алексею на следующее утро, когда оба отправились на верховую прогулку по окрестностям. Уведомив Николая Карповича о том, что их не будет почти целый день, Ланские взяли с собой двух верных слуг и достаточный запас провианта с кухни, чтобы им не проголодаться, вернувшись поздно вечером. - Вот же ублюдок! – не выдержал Алексей. - Так это что же получается, он продолжает эксплуатировать и издеваться над вольными людьми, заставляя их думать, что они крепостные и все еще его собственность?! - Выходит, что так, - пожал плечами старший Ланской. - Почему же ты не забрал вольные и не отдал их Мефодию? – с долей горячности и удивления вопрошал юноша. - Так подобные дела не решают, - спокойным тоном ответил дядя, пресекая все дальнейшие расспросы и возмущения племянника. - Он бы сразу меня заподозрил, не обнаружив бумаг на месте, - стал терпеливо объяснять Павел Сергеевич, что к чему. - Нужно выяснить, для чего Николай Карпович их держит в секрете, и постараться сделать так, применив весь свой талант убеждения, чтобы он или его сын Антон их отдал по собственному желанию, это важно. - А ежели они будут столь строптивы и напористы и не захотят этого сделать? - поинтересовался Алексей. - Тогда необходимо будет прибегнуть к блефу, мелкому шантажу и легкому насилию, но с вашей стороны все должно выглядеть, как хорошо разыгранный спектакль, - нехотя ответил Павел Сергеевич. – Надобно тебе и Мефодию, улучив момент, оказаться наедине лучше всего с Антоном Николаевичем, желательно в кабинете его отца, и всеми правдами и неправдами добиться того, чтобы он самолично отдал вам необходимые бумаги в руки. Если у вас все получится, ни Трегубов-старший, ни его сын не смогут ничего никому доказать, так как единственными свидетелями вынужденной передачи документов будем мы с тобой. - Но как это осуществить? – взволнованно вопрошал юноша, считая предложенный дядей вариант заведомо обреченным на провал. - Нам необходимо разработать четкий план, действовать быстро и слаженно, как часы, потому как до отплытия фрегата «Меркурий», на котором я должен присутствовать, осталось меньше недели. Во время завтрашней охоты всем нам надлежит быть на виду у всех и вести себя непринужденно. Есть у меня одна задумка, отвлечь внимание Николая Карповича и заставить его срочным образом уехать в соседнюю деревню, но это пока в планах. Если что, я дам тебе знать, - сказал старший Ланской, давая понять, что разговор на данную тему пока отложен. - Не забывай, хоть мы и дворяне, а они всего лишь помещики, пока имение не куплено, ты да я здесь на правах дорогих гостей, приближенных ко двору его императорского величества.***
Известие о том, что барин желает найти достойную невесту для своего конюха Мефодия, да еще обещался забрать его с молодой женой в Санкт-Петербург, разлетелось среди челяди довольно быстро. Все утро дворовые девки и замужние молодки, надев свои лучшие наряды, улучив свободную минутку, под тем или иным предлогом заглядывали к Мефодию в конюшню и в кузницу, желая привлечь к себе внимание. Крепостным, как и благородным господам, хотелось лучшей жизни, а сменить захудалую деревеньку на Петербург являлось чуть ли не подарком небес. Девки промеж делами судачили, кому подобная честь выпадет. Некоторые даже повздорили и за косы друг дружку потаскали, кому столь завидный женишок достанется. Лишь одна Дуня Федосова, взбивая на приусадебной кухне тесто для обеденного пирога, не радовалась. Девушку в последнее время бросало то в жар, то в холод, а от запахов рыбы и жирной пищи чуть ли не выворачивало. Трина Изотова украдкой наблюдала за девушкой, что ранее слыла веселой щебетушкой, а ныне молчалива и грустна стала. То она румянцем жарким заливалась, то начинала дышать часто, мигом побледнев. Даже сейчас, слегка щурясь, Дуня рот ладошкой прикрыла и стала быстро сглатывать. Не удержавшись, девушка бросилась вон от разделочного стола, где месила тесто и, добежав до сеней, нагнулась над помойным ведром, опорожняя желудок. - Что с тобой, Дуняша?! – заботливо спросила Трина, подходя к девушке. – Ты, часом не захворала? - Возможно, съела что худое, - испугано ответила девушка, вытирая подолом рот. - Ступай на улицу, где-нибудь в теньке схоронись, - предложила Изотова, - я сама тесто домешу, начиню и в печь поставлю. - Спасибо вам, Трина Егоровна, - тихо поблагодарила Дуня, на нетвердых ногах следуя к выходу во двор.***
С великим трудом, хмурым бурчанием и мысленными проклятиями, сдобренными глупой улыбкой, за которой зубы готовы были вдавиться обратно в челюсть, Мефодию удалось отделаться от назойливых девок и молодок, мешавших подготовить лошадей и амуницию к предстоящей охоте. Как было велено, он чуть позже встретился с псарем и лесничим, передав тем все пожелания барина. Мол, на охоте благородные господа будут присутствовать. Чтобы комар носу не подточил, да все было чин-чинарём. После обеда его вновь позвали в барские хоромы доложить все ли готово к завтрашнему мероприятию. Оставшись довольным оттого, что все его распоряжения касательно охоты исполнены, а Мефодий ведет себя с ним почтительно, как крепостному и положено, Николай Карпович, находясь в добром расположении духа, решил порадовать своего конюха хорошими новостями, как заправского приятеля. - Ну, Мефодий, опосля охоты мы с его милостью, Павлом Сергеевичем, купчую на имение Трегубово подпишем, затем съездим в Карповку, а ты тем временем можешь сватов в семью Федосовых засылать. У них товар, у нас купец, - изображая добродушие, потешался Николай Карпович. - Дочь ихняя Дуняша, девка в самом соку, крепкая и, судя по матери, плодовитая, хорошей женой тебе станет. Каждое слово этого мерзавца, словно обухом по темени Мефодия било. Молотком да по каленому гвоздю к кресту безысходности юношу прикалачивало, вгоняя металл в живую плоть по самую шляпку, вызывая боль нестерпимую. Неспроста именно сейчас барин женить его задумал. Знать бы, в чем тут подвох? Помещик, тем временем, с издевательской улыбкой на устах продолжал живописать о прелестях городской жизни, а Трегубов его не слушал, вспоминая удивленные глаза Ланского, услышавшего новость о женитьбе друга. Не нужна ему никакая чертова свадьба! И жена не нужна! Хотя, против Дуни он ничего худого не имел. Она была хорошей, трудолюбивой девушкой, просто такой же подневольной, как и сам Мефодий, без особого права выбора. Все, чего бы ему хотелось, это держать Лёшку Ланского в крепких объятиях, глядеть, как его ангельские глаза затянет дымкой страсти, а скулы покроются нежным румянцем. Он бы ловил губами его хриплые стоны и до одури зацеловывал уста, даря наслаждение их телам. - Эй, кузнец, ты, часом, не заснул там?! – рявкнул Николай Карпович, возвращая Мефодия в суровую реальность. – Я велел тебе прочь ступать! - Как вам будет угодно, - чуть резковато выдавил Трегубов и, не поклонившись барину, быстро покинул его рабочий кабинет, желая отыскать мать и поведать ей «радостную» новость. Выйдя во двор и направившись в конюшню, Мефодий встретил у входа Трину, что дожидалась его с небольшой крынкой молока в руке и еще теплым ломтем хлеба, завернутым в край передника. Увидев хмурое лицо сына и почерневшие глаза, что чуть ли молнии не метали, она не на шутку встревожилась. - Что опять стряслось, сынок?! Давно я тебя таким не видела! На вот, поешь, успокойся и все мне расскажи! – заботливо предложила женщина, протягивая сыну хлеб и молоко. - Ты разве не слышала, что барин собирается меня женить?! – возмущенно вопрошал Мефодий, раздраженно отмахиваясь от принесенной матерью еды. – Почему вдруг сейчас?! Он даже возможности мне не дал сделать самостоятельный выбор, как это было с большинством крепостных! Велел в семью Федосовых сватов засылать! – сказал, словно выплюнул, Мефодий, сжимая кулаки. – Мол, дочь их Дуняша - в самом соку девка! Услышав имя девушки и вспомнив ее недомогание да резко изменившееся настроение, Трину вдруг догадка прошибла. Поставив крынку на деревянную лавку, накрыв ее ломтем хлеба, она вцепилась в плечи сына, заставляя смотреть себе в глаза. - Что у тебя с Дуней?! - стала спрашивать женщина. - О чем это ты? – вместо ответа, удивленно спросил Мефодий. - Ты был с ней близок?! - Нет, - растерянно ответил Трегубов хлопая глазами, все еще не понимая, чего от него мать хочет. - Не лги мне, сынок! Девки на тебя то и дело сами вешаются! Ты спал с ней?! - Говорю же тебе, нет! – вновь стал терять терпение Мефодий. Оставив сына с его невеселыми мыслями, Трина отправилась искать Дуню, желая расспросить девушку более основательно и подтвердить или опровергнуть свои опасения. Спросив челядь с кухни, женщине ответили, что Дуню отправили к ключу воды набрать. Выбежав за ворота поместья, Трина направилась туда же и, спустя время, застала Федосову возле ключа с коромыслом в руке, собиравшуюся поддеть два полных ведра воды. - Погоди с водой, потолковать надобно! - махнула рукой женщина, подлетая к Дуне. – Тебе ведомо, что Николай Карпович велел моему сыну Мефодию просить твоей руки и сватов в твой дом засылать? - Нет, - с долей испуга ответила девушка, вмиг бледнея и начиная озираться по сторонам. - Ты в тягости?! – с места в карьер спросила Трина. Дуня задрожала как осиновый лист и, прикусив губу, потупила взор в землю. - Ответь же мне! Ты ждешь ребенка?! – стала терять терпение женщина, схватив Федосову за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. - Чей он?! От Мефодия?! Отвечай немедля! - Трина Егоровна, голубушка! - взмолилась девушка, заливаясь долго сдерживаемыми слезами. - Не губите, умоляю! – молила она, падая женщине в ноги. – Николай Карпович с меня живьем шкуру снимет! Не губите! - Отвечай, от кого затяжелела! – добавив к голосу властные нотки, спрашивала мать Мефодия. - От Антона Николаевича… - выдавила девушка, разревевшись как белуга. - Успокойся, - вымолвила женщина спустя время, накрывая и приглаживая трясущейся ладонью русую макушку Дуняши. – Дай Бог, все уладится. Подняв с земли коромысло, Трина подхватила два полных ведра и заместь девушки понесла их в усадьбу, дав бедолажной выплакаться и привести себя в порядок. «Сколько же ты, ирод, будешь меня и сына моего мучать?! Чтоб тебе пусто было, антихрист окаянный! - шла и мысленно проклинала барина Трегубова, на чем свет стоит, Трина. - Насколько покойный Кирилл Карпович был строг, но справедлив, настолько этот выродок, его младший брат, был подл и жесток». Солнце потихоньку уходило в закат, а на улице вечерело. Увидев матушку с двумя полными ведрами, шедшую по двору, Мефодий быстро к ней подскочил, аккуратно перехватив на свое плечо коромысло. Трина со вздохом облегчения поблагодарила сына за помощь, пряча от него встревоженные глаза. - Мама, что с тобой?! – забеспокоился Мефодий. – На тебе лица нет! Ты так быстро ушла, не сказав куда! - Хозяин тебя неспроста за Дуню Федосову сватает, - решилась открыться женщина, - она носит ребенка Антона Николаевича, а ты, как я погляжу, весьма удачная партия, - выдавила Трина сквозь зубы, зло покосившись в сторону барских хором, из которых совершить вечерний променад перед ужином, вышло всё Трегубовское кодло. - Вот значит как?! – рявкнул Мефодий, бросая коромысло наземь, да так, что ведра раскололись, и ноги обоих водой окатило. Смачно ругнувшись, Мефодий развернулся и побежал в сторону барского дома. - Нет, сынок, не надо, не смей! – в ужасе крикнула Трина, осмыслив, что натворила. – Остановись Христа ради, умоляю! - причитала она, пытаясь догнать сына и схватить того за плечо. Да все без толку. Набирая обороты, словно раздразненный бык на выпасе, Мефодий пёр буром, приближаясь к ненавистной троице. - Вот значит как, барин?! – выплюнул он в лицо Трегубову. – По доброте душевной женить меня хотели на девке порченой?! И все это, чтобы Антошу своего в очередной раз выгородить?! - не давал слово вставить Мефодий, глядя дерзко прямо в глаза. – Невысокого вы с сынком полета птицы, в отличие от вашего покойного брата! Тот хотя бы имел яйца, - крикнул конюх, хватая себя за причинное место, хуже оскорбления не сыскать, - признать отпрыска нагулянного, а не возлагать его на плечи какого-нибудь крепостного олуха! Так не бывать этому фарсу! Я на это подписываться не стану! Двор затих. Немая пауза. Что у челяди, что у господ рты нараспашку от такой неслыханной дерзости и открывшейся правды. Николая Карповича нервный тик бить стал, Наталья Дмитриевна пятнами пошла, а Антоша часто сглатывая, не знал, куда глаза девать. - П-платов! – гаркнул Трегубов, первым опомнившись, подзывая к себе приказчика и нескольких подсобных. – Схватить наглеца и отволочь в конюшню! Всыпать паскуде двадцать пять плетей моей особой нагайкой, а всем смотреть, чтобы неповадно было! Мефодия схватили двое дюжих прихвостней, заломили ему руки за спину и поволокли на конюшню. Все, кто был во дворе с тихим ропотом, словно послушное стадо, отправились следом. Первым зайдя на конюшню, Семен Платов смёл с лавки крынку с молоком, дождался, когда приведут упиравшегося и ругавшегося отборным матом наказуемого, разорвал на его спине рубаху и велел парням положить Мефодия ничком. Кто-то из сердобольных крепостных незаметно всунул конюху кусок толстой кожи, которую он быстро сжал зубами. Схватившись руками за лавку, Трегубов приготовился к очередной публичной экзекуции, в душе надеясь, что Ланской еще долго будет отсутствовать, и ему не придется лицезреть сию неприятную и душераздирающую процедуру.