Звук кимвала

- Да этот идиот Квилл со своими метафорами... Легендами... Дебильными сказочками для имбецилов, вот что! - Ракета с размаху врезает кулаком в стену, не чувствуя боли. Как по мягкому дереву вломил. Бесит. Алкоголь притупляет чувства, и это бесит тоже. - Медь, блядь, звенящая... Кимвал, блядь, звучащий... Башка у тебя звенящая!.. - Я есть Грут, - обречённо пробует возразить Грут, убирая широкую ладонь от стены. - Самый умный, да? - Ракета продолжает бушевать, понимая, что всё равно уже перебрал, и заталкивать лаем вырывающийся из горла гнев и обиду обратно поздно. - Как баб клеить, так Звёздный Лорд, мать его, лучший советчик. А мне что делать? Что, блядь?! Или много девчонок вообще меня замечают, если я им и до пояса-то не достану? Конечно, как поржать, так самое оно... Он разворачивается к столу, но все опустошённые бутылки давно побиты, вместе с парой стаканов и какой-то глиняной хреновиной со стола. Осколки радостно сверкают вокруг, как россыпь чьих-то выбитых зубов. Богатых, мать твою, зубов, с камнями каждый стоимостью в половину орбитального челнока. Самое оно повыбить и расчистить кому-нибудь пасть, кому вздумается погоготать над чужим внешним видом. Хрипло взрыкнув, Ракета хватает со стола бутылку с оставшимся виски - ксандрианский виски такая дрянь, что плевать, куда его применять, внутрь или об стол в этом вылизанном гадюшнике - и с размаху приговаривает о ближайшую стену. На этот раз Грут ладони не подставляет. - Я есть Грут, - замечает он, поводя широкими плечами. - А тебе-то что? - На морде Ракеты наверняка проступает идиотский оскал, но сейчас плевать. Не на параде. - Тебе вообще на осколки плевать, или забыл, из чего вырос? Ты по ним пройдёшься и в порошок покрошишь! А я... А я... Он шипит, тут же наступая пяткой на одну из стекляшек совершенно не с той стороны, где ждал их. - Твою мать, зараза! - Боли почему-то почти не чувствуется, но это злит не меньше. Ракета изворачивается и выдёргивает из пятки небольшой осколок, яростно бьёт об пол на кучу мелких. - Дай какую-нибудь портянку, - шипит он, подпрыгивая на одной лапе и удерживаясь за край стола. Вытянувшаяся древесная ветвь бросает ему в лапы что-то мягкое и относительно чистое, хотя чёрт его знает. Скривившись, Ракета опускается на пол и начинает не очень умело бинтовать пятку. - Откуда придурок только набрался этой чуши? Легенды, метафоры, вот эта вся чушь... - Сплюнув в сторону, он перехватывает край тряпки, неудачно врезавшийся между пальцами. - Если, говорит, я что хочу имею, а никого не имею, то медь я... Кимвал... Гремящий. Что это вообще за хреновина? Он хоть стреляет? Надо собрать... Медь, в отличие от кимвала, Ракета видел. Звенит она и вправду знатно - особенно если хороший кусок заводского сплава, да уронить прямо с конвейера, пока никто не очухался посмотреть, что происходит в другом крыле. Ох, как она звенит, если падать, держась за неё, неделю потом в ушах этот звон стоял. - Та девица, что с нами пила, знаешь, что мне сказала? - Ракета смутно вспоминает, что уже рассказывал эту историю, и был тогда точно так же чудовищно пьян - но Груту плевать, Грут и десятый раз её выслушает и придерётся разве что к словам. И то не ко всем. - Ну слетай, говорит, на Терру или спутник какой. Там самок твоего вида полно, найдёшь. Вида, блядь! Она думает, пошутила смешно!.. - Он передёргивается от нахлынувшей брезгливости, вспоминая, смотрит перед собой в стенку. Слова отчего-то выходят глухо. - Я ведь был там, Грут. Не веришь? Веришь, конечно. Ты со мной летал. Я их видел. Они ведь животные. Немые, безмозглые, хоть на поводок сади. Я не могу просто. Это грёбаная зоофилия, вот что!.. - Размотав неудачную тряпку обратно, он принимается с ещё большим остервенением заматывать раненую пятку. - Чёртов Квилл. В этих его историях всем будто заняться нечем, только с кем-нибудь возлежать, познать или ещё как совокупиться... Слушать противно! Будто ты без этого и не человек, и никакой славы тебе не будет. Тебя забудут просто, как только коньки отбросишь. Нет? А чего тогда других историй не слышно? Про тех, кому не давали на каждом шагу? Или это я правда один такой урод? Не говори, блядь, я сам знаю. Что это за хрень, а? Нафиг ты мне дал этот носок? Он ни черта не помогает!.. - Я есть Грут, - отзывается тот, подходя к сидящему посреди зубов-осколков Ракете и протягивая руку к его ноге, начиная сматывать обратно тряпку и помогая себе парой дополнительных веток. - Я - есть - Грут... - Это я все извёл?! - Ракета шипит, наконец запоздало чувствуя резкую боль в потревоженной ране. - На какой ещё аккумулятор? Дерево, ты пьяно, иди домой! Не было такого... Да осторожно ты, ногу оторвёшь! Стоило у неё спросить, а где водятся самки её вида... Да пожалел, мать её, дуру. Будто она первая... Слишком много дешёвого пойла - жаль было денег на то, чтобы тупо напиться в снятом номере с тоски чем-то дороже. Слишком много, потому что Ракета наконец замечает, как комната вокруг мягко поворачивается вокруг него, а гравитация явно меняет своё направление. Прижимается щекой к тёплой коре. Та кажется мягкой, хотя это, конечно, полная чушь. Надо бы спросить, куда это полено с глазами его тащит, когда кроме этого номера, ни за что они не тут не заплатили, даже за драку в баре внизу ещё не, но вместо этого Ракета упрямо продолжает, уткнувшись носом в деревянный локоть: - Я серьёзно. Это чёртово извращение было бы. Это всё равно как... Как овощ трахать. Ты бы стал трахать овощ? А, чёрт, тебе-то что... Ну, дерево! Ты ведь видел, там за забором, прямо за колючкой, леса начинаются. Ты видел, что там растёт? Дуб какой-нибудь. Какие ещё деревья бывают... Ты бы стал? Каково оно тебе было там? - Я есть Грут, - равнодушно рокочет из переплетения одеревенелых пластин, побегов, ветвей, составляющих его торс и выше - горло, давно утратившее способность производить больше трёх слов. - Что значит - "нормально"?! - Поперхнувшись, Ракета едва не падает с его рук, но удерживается за протянутую ветвь, устраивается в сгибе локтя, как на настоящем дереве. - Вот с этими вот, без мозгов, без понятий? Которые там растут?.. - Я - есть - Грут... - Извращенец долбаный. Что ж тогда там не остался? - Впрочем, заряд раздражения на этот раз спадает довольно быстро. Виски всё-таки берёт своё, мелкое калеченное тело никогда не выдерживает его достаточно. На Ракету наваливается мутная усталость, постепенно выдавливающая злобу и раздражение прочь. Голову поднимать не хочется. - Пророс бы там... Среди этих... Бабу себе нашёл... Зачем дальше со мной попёрся? Такой же, блин... Кимвал... Хотя какой он, к чертям, кимвал. Дерево, оно и есть дерево. Ни хрена не звенит, как в тех рассказах. Ни медью, ни чем там... Грут усаживается в одну из ниш, от которой удобно видеть все двери и окна в номере. Тонкие побеги растут из его спины и плеч, пробираясь по стене и цепляясь за неё накрепко. Вокруг устроившегося на его руках Ракеты начинают переплетаться тонкие молодые ветви, формируя словно плотное гнездо. Едва раскрывшиеся влажные листки мягко скользят по открытым лапам, прикрывают раненую пятку. - А и чёрт с тобой... - решает Ракета в конце концов, сворачиваясь в этом гнезде и обвивая лапами одну из веток, ползущую по плечу. - Попёрся - сам себе дурак. Может, лет через двести про нас тоже напридумывают всякой херни, вроде той, что Квилл своим девкам впаривает. И юниты там будут, и пушки, и вот эта их слюнявая чушь... И плевать всем будет, что я был урод с имплантами в хорде, а ты вовсе дубина... - Я есть Грут, - соглашается тот негромко, и в низком вибрирующем голосе чудится усмешка. Но Ракета слишком пьян и устал, чтобы его это волновало. Тонкая ветвь с распускающимся из почки листком мягко проводит по шерсти на его щеке, и он морщит нос, сворачиваясь плотнее и утыкаясь лицом в деревянные пластины на его груди. Запускает лапу между ними, нащупывает что-то непривычно тёплое - и так замирает, проваливаясь в тяжёлую дрёму. На стекло не наступи потом, хочет он ещё сказать перед тем, как отрубиться совсем. Но Грут, наверно, и так всё знает.