Купон на счастье до 6:00

— Братик! Голос маленькой Юзу прокатился по всем двум этажам, словно выстрел из базуки, заряженной рождественскими колокольчиками. Даже вороны за окном спорхнули с ветки, свалив с дерева жирного и ленивого дворового кота. — Что такое? — вкрадчиво отозвался Хичиго прямо из-за спины. Юзу чуть ли не на метр подпрыгнула от внезапности. — Ты опять подкрадываешься, Хичи?! Тебе не стыдно?! — тут же опять заголосила она, тыкая пальцем в грудь смеющегося брата. — У тебя что, на ногах подушечки, как у котиков? Так ведь нельзя! Я орала, как ненормальная. И чуть инфаркт не схватила! Хочешь, чтоб меня в папину палату с тараканами положили?! Ты ведь знаешь, что мне!.. — …лень мыть посуду, хорошо, всё вымою и вытру. Можешь идти дошивать своего цыплёнка, — улыбаясь, закончил за неё Хичиго. Юзу аж вся просияла. «Люблю-тебя-братик-ты-всегда-понимал-нас-с-полуслова!» — протарахтела она пулемётной очередью и уже засобиралась отправиться в закрома своей комнаты навстречу развлечениям. Но ей помешало одно слово. И это слово было: — Блин, — тихо ругнулся Хичиго. — Что такое, братик? — Я потерял свои очки, — начал тот. — Потом я их нашёл. У себя на голове, ну, то неважно. Но теперь они опять куда-то пропали, а моя голова покрыта только волосами. Юзу, прошу, не говори, что у меня к дистонии, миопии, предрасположенности к облучению и нарушенному метаболизму прибавился ещё и склероз. — Ладно, не буду, — согласилась девочка. — Ты их опять в футляре на тумбочке оставил, когда телевизор смотрел. Ты всегда так делаешь, мизинчиком клянусь. Она без всякой доли сомнения сказала эти слова, кивнула головкой и поскакала к прихожей. Через полсекунды она уже материализовалась на кухне с футляром в руках. — Вот, на. Парень был поражён до глубины души. Родственники знали Хичиго намного лучше самого Хичиго и даже умудрялись помнить за него такие незначительные вещи. — Спасибо, — коротко поблагодарил он, когда сестра и вправду выудила из бледно-синего чехла его очки в тонкой оправе. Но не успела она закрыть крышечку, как из футляра выпала какая-то бумажка. — Ой, бумажка, — тут же озвучила произошедшее Юзу. «Ой, — эхом отозвалось подсознание Хичиго. — Это ведь та самая бумажка!» Бумажка была обычная: потрёпанная до состояния тряпочки, невзрачная и капельку поеденная временем. О чём девочка не забыла упомянуть. — Зачем ты её хранишь? И написано так коряво, что это такое? Будто ребёнок писал. «Ты-са…са… А, самый! Лучший беляш в… Шире? Что-то из «Хоббита»? Ой, тьфу, в мире! Я те-бя… Я тебя люблю»… — жмурясь сильно-сильно, будто от яркого прожектора, промямлила она. С две секунды на кухне только жужжала муха в абсолютной тишине. Юзу медлила. Но затем в её глазах неожиданно зажглись две сверхновых звезды озарения. А вот лицо Хичиго стало похоже на ярко-красную сигнальную лампочку. — Боже, это признание! Как мило! Тебе девочка писала? А когда? У тебя есть девушка, братик? А когда вы познакомились?.. — Так, — Хичиго аккуратно выдернул из её маленьких цепких пальчиков многострадальную давнюю валентинку, которую ему брат вручил ещё в шестом классе. Ибо Хичиго тогда был подавлен, как никто другой — девочки его всегда избегали из-за внешности, и пока весь класс бродил с шоколадками, он чувствовал себя одиноким утёсом среди чуждого океана понимания и привязанности. Но брату всё же удалось разрядить обстановку. — Это очень долгая история, и девушки у меня нет. Ой, это Карин высмаркивается в твою вышивку? Ты же ему ещё крылышко не дошила… Базука выстрелила вновь, и дворовой кот с дерева свалился уже сам — от силы звуковой волны. — Кари-и-ин!!! — бежала Юзу навстречу перепуганной сестре, позабыв про всё на свете. Обычный кусок пожёванного тетрадного листка с признанием опустился на кухонный линолеум. Хичиго бережно его поднял, разгладил и перечитал неровные иероглифы вновь, написанные явно рукой мальчишки, который не очень-то любил учёбу. Он понятия не имел, зачем хранит эту сущую безделицу. Ичиго об этом уже вряд ли вспомнит. Почему-то брат ещё с малку делал приятные вещи просто так, не задумываясь и иногда даже не зная, что он делает своими поступками приятно. У него была очень простая логика. Если Хичиго было тяжело, он помогал. Если грустно, пытался шутить. Если больно, старался успокаивать, как умел. И никогда ничего не требовал взамен. «Ты самый лучший беляш в мире! Я тебя люблю, и буду любить всегда…» — Ты не одинок, а девки просто дуры… — шёпотом продолжил Хичиго, оглаживая рваный край листа. Пожелание звучало именно так, но самая весёлая часть оторвалась ещё в школьной сумке по дороге домой и где-то безвозвратно утерялась. Он сложил воспоминание обратно в футляр и всё же принялся за посуду. В соседней комнате Карин кричала о том, что выживет и непременно свершит вендетту, но по сравнению с яростью Юзу эти слова казались обычным блефом беспомощного котёнка…

***

Ичиго сидел за своим рабочим столом и нервно драл пальцами волосы. Он бы и рад их вырвать с корнем, всё равно они невыносимого идиотского цвета… только вот, это вряд ли поможет. — Как я докатился до такой жизни?.. — уже в который раз задавался он подобным вопросом, который характеризовал эмоциональное состояние половины населения нашей планеты в настоящее время. Перед ним был пустой лист электронного текстового документа. Ичиго чувствовал, как невообразимо бурлили чувства внутри. Он хотел написать очень многое, но обычная жизнь подростка ему казалась настолько разнообразной и колоритной, что он просто не знал, с чего начать. Мысли в голове сбились в один сплошной ком, словно тысячи снежинок, потерявшие свою форму и слипшиеся в тающую массу от нарастающего тепла. Ичиго мельком подумал о том, что он и вправду изгой. Не такой, как все. Мало того, что у него провоцирующая внешность, странные привычки и импульсивный характер, так ещё и чувства: совершенно необузданные, пылкие, неконтролируемые, как табун напуганных диких лошадей. Он сам знал, что был довольно неуживчивым типом с постоянно нахмуренными бровями, что придавало его юному телу истинную взрослую суровость. Правда, ему посчастливилось родиться в такой семье, где его понимали, ценили и любили настоящего, практически не предъявляя претензий (только что за разбросанные носки ругали и за крошки от попкорна на диване). Лучше всех его понимал брат. Тот всегда мог поддержать и говорил, что никогда не бросит, пусть даже придётся взять лопату и кого-нибудь закопать на заднем дворе, зная, какие отношения были у рыжего с преподавателями. И, что самое странное, это было сказано так, что не вызывало никаких сомнений — чистая, искренняя правда. Будь Ичиго хоть трижды уголовником, брат его всегда потреплет по плечу и в приятельском жесте взъерошит ладонью яркие волосы, к которым так неравнодушен. Но, к счастью, здравый смысл в Куросаки присутствовал, хоть тормозов и не наблюдалось. Поэтому с полицией склок пока что не было, и семья жила в благе и процветании, расширяя свой благородный семейный бизнес. С одной стороны, это было очень хорошо, просто замечательно… но с другой… — Чёрт, это невыносимо… — горько пробубнил под нос Ичиго. Когда человек постоянно находится рядом, когда ты доверяешь ему больше, чем себе, когда ты идёшь к нему, если грустно или плохо, то зачастую это немного переваливает за рамки, которые ты себе наметил. И, что самое интересное, поначалу симптомы совсем незаметны, словно при ВИЧ-инфекции. Ты узнаёшь об этом лишь в тот момент, когда уже ничего не попишешь. Телефон засветился и завибрировал так, что затряслась столешница. Куросаки даже вздрогнул — задумался, не ожидал, испугался. Он подхватил мобильник в ладонь и мельком глянул на экран. Уже было почти шесть, нужно собираться и топать на работу. Папа у них был довольно старательным работягой, но четырёх человек в одиночку прокормить не так уж и просто (а ведь и самому что-то покушать хочется). Поэтому Ичиго вертелся, как мог — нашёл себе работу в сфере обслуживания. Зарплата, конечно, не главного врача, но на карманные расходы хватает с лихвой, а иногда можно даже сестрёнок побаловать. Куросаки быстро выпрыгнул из домашних треников, переоделся в приличную одежду и поскакал в сторону магазина Унагии. Начальница у него была хоть и красивая, но стерва — жуть. За опоздания могла отлупить даже пипидастром, поэтому приходил парень вовремя. До того, как прозвенело мобильное напоминание, Ичиго успел написать лишь три слова. Однако, как ему показалось, в эти три слова он вложил всё то, чем жил, живёт и будет жить. Но монитор светился обычными обоями для рабочего стола со старой заставкой какого-то из альбомов Горилаза. Те самые три слова погибли безвозвратно под комбинацией горячих клавиш, миновав корзину. Проскрипев, хлопнула старая дверь. В пустой пыльной комнате остались лишь блеклые оранжевые лучи. Близился душный майский вечер…