Холод

      Караи ежится под мокрым осенним ветром и непроизвольно теснее прижимается спиной к чужой спине. Не ее вина, что это лишь панцирь.       Дрожь пробегает от ступней до самого затылка, Караи с трудом удерживается, чтобы не застучать зубами. Может быть, это просто сокращения усталых мышц?       Рана на бедре горит и щипет. Задел таки! Но она уверена, что не осталась в долгу. Как и всегда.       — И куда нас это заведет? — словно откликается он на ее мысли.       — Уже завело… — Караи кусает губы — чтобы не дрожали, лишь поэтому. — Почему мы никак не можем просто… закончить все раз и навсегда? Почему мы вообще… начали?        — Может, все дело в том, что ты чувствуешь одиночество?        — А ты, черепаха, разве не чувствуешь одиночества, когда в очередной раз врешь братьям, что просто совершал пробежку? Не чувствуешь, как отрезаешь себя от них? Твоя порядочность не скукоживается в ужасе?       Фыркает. Вздыхает. Рельефный узор карапакса больно упирается в лопатку. Надо всего лишь слегка сместиться, но нет никаких сил. Как она дошла до этого? Как это все… завертелось? Запуталось?        — Ты жалок, черепаха.        — Возможно. В таком случае, мы с тобой в этом похожи.        — Ну хоть в чем-то мы похожи…        — Еще у нас общий отец, Караи. Или, может быть, мне следует называть тебя Мива?        — Не смей! Не смей меня так называть!!! Мой отец — Ороку Саки! Шреддер! И я останусь верна ему, какими бы гнусными способами ты ни пытался меня перетянуть на вашу сторону!        — Я не… — снова вздыхает. Качает головой. — Это все так утомительно, Караи.        — А что ты предлагаешь? — теперь уже ее очередь устало качать головой. — Я и так делаю для вас больше, чем имею на то права. Я не убиваю, хотя получила прямой приказ нейтрализовать вашу настырную четверку. А вместо того, чтобы с благодарностью исчезнуть из моей жизни, вы продолжаете путаться у меня под ногами. Ты продолжаешь… Зачем, Лео?        — Судьба, наверное. Ты веришь в судьбу? В предначертанное?        — Ни черта я не верю. Ты как всегда несешь возвышенную чушь, черепаха. Все гораздо проще: ты на меня запал, вот поэтому и преследуешь, не так ли?        — У меня сложилось впечатление, что это ты меня преследуешь, Караи. Патрули твоих футов, оказывающиеся на улицах как раз во время наших надземных тренировок, регулярное обследование канализации, попытки оставить следящие устройства …       Караи хмыкает — обнаружил таки… Эта игра была бы очень интересной, если бы не затянула их обоих куда-то… не туда.        — Зачем ты спас мне жизнь? — перебивает она его (или себя?), пока еще в силах. — Зачем делаешь это снова и снова?        — Но… — голос обескураженный, будто она спросила, зачем ему целых две руки. — Но иначе ты погибла бы.        — Естественно! И тогда у вас стало бы на одну проблему меньше! Но ты упорно продолжаешь спасать меня, даже зная, что я встану и снова нападу. Почему?        — Потому что не могу иначе. Дело не во влюбленности, — пожимает плечами — панцирь снова смещается, теперь ей удобно, почти уютно, — просто мне потом с этим жить.        — И что?       Она правда не понимает. Это же нелогично! Абсурд какой-то…        — И все.       Он не объясняет. Почему он никогда ничего не объясняет? Она так устала разбираться во всем самостоятельно…        — Почему бы просто не признаться, что я тебе небезразлична?        — Почему бы не признаться, что тебе просто необходимо почувствовать себя хоть кому-то небезразличной?        — Я нужна моему клану и моему отцу!        — Мффф…       Она и сама еле сдерживается, чтоб не фыркнуть в унисон.        — Просто сделай это, Лео.        — Хорошо. Но только если ты ответишь мне тем же. Будем до конца честны друг с другом.        — Ты ждешь от меня честности? Дурак! Я — временный глава клана Фут в Северной Америке! Я — ваш враг! С чего ты вообще взял, что я… могу быть честной?       Его рука неожиданно теплая. Наверное, это единственная теплая вещь на всей промозглой крыше. Во всей ее промозглой реальности.        — Потому что я знаю это.       Вот так просто. Знает, и все. И почему он всегда знает больше нее? Почему она с такой готовностью признает это?        — Ты — моя слабость. Я должна избавиться от тебя.        — Что ж, попробуй, — в голосе нет вызова, лишь принятие.       Принятие… Оно выбивает из колеи, манит надеждой, на которую Караи не имеет права. Кто еще принимал ее вот так — с готовностью, легко? Будто она обычный человек, а не… Не то, чем должна быть.       Караи утыкается лицом куда-то в сгиб локтя, второй рукой продолжая отчаянно сжимать чужую шершавую ладонь. Она должна. Это просто зависимость. Просто болезнь. Нельзя позволить ей стать частью своей жизни.       Исполнить долг. Уничтожить. Перешагнуть. И тогда вернется свобода.       Будет только она. И холод.