Джентли-фик

Джон Бахус открыл дверь полицейского участка с ноги, вышел на крыльцо и закурил яростью, больше похожей на ненависть. - «Решить проблемы», - прошептал он с экспрессией, достойной сцены "Globe". - Решил, твою мать, все проблемы решил... Он добавил пару крепких словечек, ожесточённо раскуривая сигарету, стараясь вместе с едким дымом выпустить всё своё раздражение. На самом деле Джон злился скорее на себя. А, что ещё вероятнее, не злился вовсе. Ему было страшно до чёртиков. Всё началось месяц назад. Крупная облава — частная школа для детей столичных богатеев оказалась наркопритоном, в котором дети отдавали все свои деньги на то, чтобы получить очередную дозу. Истерично хохочущие дети, плачущие дети, бледные и трясущиеся, извивающиеся на полу, разных возрастов, кто-то причёсанный, кто-то много дней не мывшийся, но у всех в глазах одинаковое выражение наглой тупой насмешки, а ещё — боль от того, что их бросили, им не верили, о них забыли. Трое добежали до директорского кабинета и вкололи себе слишком большую дозу — их не удалось откачать. Ещё один маленький мальчик умер на руках у Джона, в прямом смысле — на руках. Его маленькое лёгкое тело и светлые тонкие волосы... Это так странно и неправильно: ты держишь на руках живого ребёнка, а потом — мёртвого, и ты знаешь, что он мёртв, каждой клеточкой кожи знаешь. Джон пытался привести его в чувство, а что было дальше, он помнит весьма смутно. Судя по всему, шеф оттащил его от остальных и приказал ждать его в машине, потому что Джон помнит всепоглощающую усталость и равнодушие — и вид на какую-то серую стену, увитую плющом или диким виноградом. Джон Бахус никогда не разбирался во всех этих травах, которые нельзя было есть. Он считал это бессмысленным — разбираться в них. Потом долгий путь куда-то. В ушах шумела кровь, и казалось, что ему снится длинный сон о том, как он не может проснуться. Наверное, шок. Странно, ведь обычно он выдерживал и более серьёзные вещи, а тут, поди ж ты, слетел с катушек. Сейчас, вспоминая это, Джон поёжился от стыда. Он помнил, как трещал камин, как шеф подносил к его губам бокал с виски: «Выпей, сынок, тебе это поможет». Джон не мог удержать бокал, так тряслись руки, и шеф, не говоря ни слова, помогал ему допить, придерживая его пальцы — как трогательно, обхохочешься. Как ребёнку бутылку молока налил. Потом были ещё стаканы. Стакан за стаканом в полном молчании. Сознание никак не желало отключаться. Джон старался сказать: «Джордж...» - но постоянно забывал, что именно он хочет сказать, открывал рот и снова закрывал, так ничего и не сказав. А потом было серое утро, и Джон проснулся в странном мутном состоянии, будто заболевал или прорыдал всю ночь, и с проблемой, требующей немедленного решения. Не открывая глаз, он потянулся под одеяло... - У нас небольшая проблема, - сказал над его ухом хриплый и почти неузнаваемый голос. - Но в этом нет ничего страшного, мы её сейчас решим. Прохладная мозолистая рука скользнула под плед и сомкнулась на его члене. Джон распахнул глаза и уставился на Джорджа Джентли, который только что дотронулся до его — что?!! - члена. В этот момент шеф начал ритмично двигать рукой, и Джон утонул. Утонул мгновенно и полностью. То ли дело было в пережитом стрессе, то ли в том, что шеф явно считал это незначительной вещью, то ли в том, что до Джона уже очень давно никто не дотрагивался (вариант, что шеф был хорош в том, чтобы доводить пареньков вроде него до оргазмов, Джон не рассматривал), но знакомые и в то же время незнакомые чувства затопили его с головой. Машинально Джон протянул руку и начал — он даже сейчас не мог сказать об этом вслух. Но, судя по сбитому дыханию и полуприкрытым глазам шефа, тот тоже получил в то утро то, чего хотел. Джон никак не мог перестать смотреть на него, потому что не мог поверить, что это рука шефа сейчас ритмично двигается под пледом, крепко обхватив его, Джона Бахуса, член. Чёрт возьми, да Джон вообще не был до конца уверен, что у самого Джорджа Джентли есть член! Однако тот совершенно точно был, и в тот самый момент он был, фигурально и буквально, у Джона в руках. Они «решили» свою маленькую «проблему», после чего шеф совершенно спокойно откинулся на диване перед погасшим камином и заснул, легко похрапывая. Его храп безмерно раздражал, и колкий плед — тоже раздражал, и свет медленно проявлявшегося утреннего солнца раздражал тем более. Джон нашарил на столике сигареты и закурил, потом оценил иронию и едва не застонал от нахлынувших эмоций. Если бы от этого можно было проснуться! Рука Джорджа Джентли всё ещё лежала между его ног. Джон мягко высвободился, быстро застегнул штаны и крадучись выбрался на улицу. В утреннем свете только что произошедшее казалось нереальным, и Джон всерьёз задумался, не приснилось ли ему это. Несколько сигареточасов спустя он решил, что шеф не принимал это всерьёз. Может быть, они там, в армии, действительно так «оказывали друг другу первую помощь», а, может, шеф ещё не до конца протрезвел. В любом случае, переживать из-за такого пустяка не стоит, и следует всё как можно быстрее забыть и не строить из этого трагедии. Джон отлично умел забывать неважные проблемы. Откладывать в долгий ящик и забывать. Он всегда был противником долгого и мучительного решения любых конфликтов, предпочитая просто от них избавляться самым простым способом — оставляя их за собой, а не забирая с собой в дорогу. Джентли, впрочем, на работе не стремился хотя бы словом намекнуть на произошедшее, только украдкой держался за явно болевшую голову и морщился, глотая паршивый кофе, от которого самого Бахуса чуть не вывернуло наизнанку. Инцидент был признан на этом исчерпанным, и Джон уже собирался заняться новым делом... Как вдруг он обнаружил, что его завораживают руки шефа. Возможно, ощущения, которые он испытал в утро совместного решения небольших проблем, были такими острыми из-за недозволенности или из-за сбитого сна. Может быть, всё же сыграло свою роль не до конца выветрившееся спиртное. Да только Джон на самом деле никогда не испытывал такого прежде. «Потому что раньше ты не давал себя лапать мужикам», - прошептал мерзкий голос подсознания, и Джон поморщился и снова украдкой взглянул на ладонь шефа. Крепкую, прохладную на ощупь, мозолистую. Джон обнаружил, что краснеет. Да что это с ним?! Неужели он настолько хочет секса, что ему теперь неважно, с кем? Да и как такое можно назвать сексом? Так... «Решение проблемы», шеф прав. Это совершенно ничего не меняет в их отношениях. По степени неловкости — как бумагу в кусты передать. Эти и другие нелепые отговорки Джон Бахус твердил себе очень долго, пока воспоминания о прохладной уверенной руке на его члене едва не свели его с ума. Он просыпался ночью и доводил себя до разрядки, едва не плача от бессилия, он измотался в край, пытаясь вести себя нормально на работе... А потом купил бутылку виски и поехал к шефу. Джон Бахус привык как можно меньше врать хотя бы себе. И получать то, чего хотел. Даже если это что-то, что ему совсем не стоило бы хотеть. Он наплёл что-то о годовщине развода с женой, тяжёлом времени и бессоннице, но по короткому внимательному взгляду Джентли понял, что тот всё равно не до конца поверил. Джон балансировал на грани. Он любил и ненавидел это чувство опасности, оно одновременно страшило и возбуждало его. - Шеф, - сказал он, нагло глядя на Джентли, когда тот, как показалось Джону, достаточно разомлел. - У меня одна небольшая проблема... Джентли ничего не сказал, ни единого слова, только отставил стакан и протянул руку к его брюкам. На этот раз пледа не было, ничто не скрывало то, как откровенно странно и извращённо смотрится эта бледная рука на его налитом кровью члене, и Джон едва не захлебнулся возбуждением от этого зрелища. Это не должно было быть настолько головокружительно хорошо и... безопасно. Джону почудилось скрытое неодобрение в молчании Джентли (или же Джон не одобрял себя сам?), но как только шеф прикоснулся к нему, он почувствовал то, что и в страшном сне не ожидал почувствовать при прикосновении другого мужчины: защищённость. Полное спокойствие, как в детстве под одеялом в родительской кровати. Хотя, по счастью, остальная гамма эмоций в родительской кровати оставалась ему недоступна. Джон облизывал губы, чтобы не кричать, он выгибался и прикрывал глаза, царапал диван. Он не знал, получится ли ещё хотя бы раз развести Джентли на такое (он что, серьёзно думает сейчас об этом?), и решил получить всё. Он всегда был жадным до жизни, а в том, что он чувствовал сейчас, было столько жизни... В финале он прикусил губу до крови, и поморщился от смущения, когда Джентли подал ему платок, не сразу сообразив, что его нижняя губа вся в крови. Джентли отводил взгляд, и Джон вдруг ясно понял, что шеф не был так пьян, как ему казалось в начале. Почему же он тогда... Шеф не сказал ни слова, пока он одевался. Коротко попрощался, хмурясь и глядя в окно. Когда Джон уезжал, он видел застывшую в оконном проёме фигуру шефа, пронзительным и задумчивым взглядом обозревающего окрестности. «Отлично, Джон Бахус, - сказал он себе горько и весело, - ты снова всё испортил». На следующий день шеф не то, чтобы его игнорировал, но постоянно смотрел немного через него, обрывал предложения на полуслове, а слова — на середине, задумывался, стучал пальцем по губам. «Каково было бы дотронуться до этих губ? - подумал Джон, сердито глядя на постукивающий по губам согнутый указательный палец. - Они тоже жёсткие и прохладные?» Эта мысль отрезвила его. В ярости он широким шагом, будто идёт по делам, вышел из здания и, пытаясь отдышаться, остановился на крыльце, раскуривая сигарету за сигаретой, так и не в силах задать себе главный вопрос дня. Вместо этого он рычал на Джентли и его способы решения проблем. Рычал на его умелые сильные руки. Рычал на его армейские привычки, которые, чёрт побери, не надо переносить в мирную жизнь и на гражданских. Рычал на всё, что видел вокруг. И на себя. Потом сделал несколько глубоких вдохов и приказал себе успокоиться. И задал самый главный вопрос. «Ты что, педик, Джон Бахус? Любишь теперь трахать парней? Может, отсосёшь кому-нибудь?» Ответ был явно отрицательный. Такой отрицательный, что Джон даже машинально встал в бойцовскую стойку, готовый дать отпор любому мужику, который решит до него дотронуться. Можно было выдохнуть с облегчением и признать невозможное: Джон не был мужеложцем. Он просто хотел узнать, что будет, если получить конкретного мужчину. Ирония судьбы. Видимо, сыграли своё эмоциональные связи между ними. Чем ещё можно было это объяснить? Впрочем, чем бы это ни объяснялось, у него всё ещё оставалась проблема. «Небольшая проблема, - усмехнулся Джон Бахус и бросил последнюю сигарету едко догорать в серую пыль дорожки. - Знаю я эти небольшие проблемы». Если Джон хотел что-то получить, он это получал. Конечно, он осмелел не сразу. Получать шефа надо было как-то иначе, чем окрестных девушек — уж его-то точно не нагнёшь за пару цветков и ласковый шёпот в вечернем кафе. Впрочем, Джон с удовольствием посмотрел бы на это комедийное представление, если бы кто-нибудь другой сподобился попробовать цветы и тихие признания. Например, Тейлор. Мысль о Тейлоре, который хочет пригласить шефа на свидание, сначала заставила Джона расхохотаться, но потом настроение его почему-то изменилось, и Тейлор начал невыносимо раздражать. Особенно он раздражал, когда говорил с Джентли. Стоило ему с его противными усиками обернуться к шефу и начать говорить с ним, как у Джона вся шерсть дыбом вставала, он только что рычать не начинал. Джон уговаривал себя, что просто не любит, когда люди прислуживаются, запрещая себе даже думать о такой унизительной вещи, как банальная ревность. Только не он, только не Джон Бахус. Он не умеет и не будет ревновать, он выше этого. Но Тейлор всё равно раздражал смертно. У него были неприятные усы. И сам он тоже был крайне неприятным малым, странно, что Джон не рассмотрел это раньше. Но к чёрту Тейлора, надо было что-то делать с ситуацией. Подумав, Джон стал осторожно, в шутку, подкалывать Джентли по поводу его собственной, Джона Бахуса, привлекательности. Шутка за шуткой — сначала Джентли напрягался, а потом это вошло в колею. Тогда Джон добавил немного демонстрации: постоянно поворачивался к Джентли спиной, делая вид, что изучает карты, чуть-чуть отставлял задницу. У него была отличная задница — хоть что-то совершенно явно превосходное, хотя и на своё тело он тоже не жаловался. - Шеф, вы смотрите на мою задницу? - Нет, - сердито отвечал Джентли, но в его голосе в последнее время слышались странные хриплые нотки. «Простыл, что ли», - недоумённо и мрачно подумал Бахус, понимая, что несколько дней болезни могут свести на нет все его усилия, и придётся начинать заново. Но шеф, похоже, чувствовал себя не так плохо, и даже занялся спортом в усиленном режиме, так что, увы, его почти невозможно было застать дома. Впрочем, Джон и не стремился: он был уверен, что рано или поздно его план даст трещину в обороне Джентли, и тогда... О том, что будет тогда, Джону очень не хотелось задумываться. Он как будто мчался по трассе в полной темноте, зажмурив глаза и стараясь не думать о будущем, только жать на педаль газа и надеяться, что впереди нет особенно крутых поворотов. В тот день шеф был особенно раздражён, и Джон знал, что не стоило ничего делать, но он просто подумал, что небольшая шутка отвлечёт и скрасит атмосферу... Джентли слишком увлёкся этой пропавшей студенткой — точнее, её делом, но тонкий девичий стан и падающие каскадом чёрные волосы на фотографии вызывали в Джоне уже такую же неприязнь, как усы Тейлора. Девушка была похожа на жену Джентли, и Джон это видел, и его это раздражало. -Твоя задница, твоя задница! - рявкнул Джентли, явно теряя контроль. - Ты думаешь, я только о ней и думаю? Что ты заладил, чтоб тебя!.. Что ты хочешь, чтобы я подошёл к тебе, сорвал с тебя штаны и хорошенько обработал?! - Вы не посмеете, - ответил Джон, замирая, и чувствуя, как губы у него странно онемели от волнения. - Силёнок не хватит. - Ах, не хватит... Через несколько секунд с Джона сдёрнули штаны, и Джентли врезался в него, как ракета в корабль. Дикая боль, какая дикая боль. Джон вскрикнул и дёрнулся, но Джентли, как будто не слыша, продолжил резко двигаться в нём, и Джон сквозь боль ощутил странное чувство: оно пробилось сквозь пелену обжигающе острой и невыносимой боли и было похоже скорее на гудение шмеля. Стабильное, странное, волнующе-приятное. Оно начало медленно и странно раскручиваться внутри, и Джон, сморгнув слёзы, прислушался к нему, пытаясь выделить его из боли, поместить на передний план ощущений... В этот момент Джентли, хрипло дыша, дёрнулся в последний раз и замер, приходя в себя. Джон едва не двинул его ногой — только не сейчас, только не сейчас, когда это странное ощущение только поднималось в гору. Он не может не узнать, что будет потом... - О, господи, Джон... - пробормотал Джентли. - Господи, что я наделал. Джон... Прости меня... Не слушая его, Джон резко отодвинулся, застегнул, как мог, брюки и бросился домой, морщась от боли и благодаря судьбу за то, что под вечер в участке почти никого не осталось. Только дома он увидел, что брюки сзади все в крови. Да, что и сказать, старик был в неплохой форме. Через день Бахус вошёл в участок, уже почти не дёргаясь и не стараясь осторожничать с походкой, и, не отвечая на приветствия, с каменным лицом прошёл в кабинет, закрыл дверь и непроницаемо посмотрел на шефа. - Я не смогу выразить тебе, как мне жаль, - сказал Джентли медленно. Видно было, что он долго думал, что сказать. - Я очень виноват перед тобой, и мне нет никакого оправдания. Поэтому я хочу показать тебе: это моё заявление на... Он говорил ещё что-то, пока Джон с непроницаемым видом медленно и спокойно шёл к его столу. Дойдя до стола, он вытащил из кармана что-то и кинул поверх заявления на увольнение, подписанного, но ещё не заверенного. Круглая жестяная баночка глухо звякнула, падая на стол. - Что это? - нахмурился шеф, и лицо его вытянулось, увидев надпись: «Вазелин». - В следующий раз, - сказал Джон чётко и внятно, следя, чтобы шеф услышал каждое его слово. - В следующий раз мы будем пользоваться этим. Потому что у меня нет никакого желания ходить ногами колесом и отстирывать брюки от крови. Я надеюсь, что мы друг друга поняли. Ах, да, и, кстати... Он поднял заявление и демонстративно забросил его в корзину для бумаг. Вернее, забросил бы, если бы попал, но и так вышло довольно показательно. - Это та самая баночка вазелина? - не веря, спросил Джон. Они лежали в постели, как обычно; Джордж читал какой-то очередной неприподъёмный том, производители которого явно экономили бумагу и печатали буквы как можно мельче и почти без пробелов (Джон называл это «кирпичным чтением» и утверждал, что Джентли может без труда уложить одним томом несколько нарушителей порядка, так что есть смысл включить эти тома в разряд табельного оружия), а Джон полуспал под играющую пластинку. Как-то речь зашла об их первом разе, пять лет назад (подумать только, пять лет назад!) и Джентли вдруг вынул из ящика жестяную круглую баночку и с улыбкой во взгляде посмотрел на Джона. Он умел так улыбаться, больше глазами, чем губами, и у Джона каждый раз от этого ёкало сердце, хотя он никогда бы в этом не признался. - Та самая, - ответил Джентли мягко. - Но она же пустая... - О, да, - хмыкнул Джентли и закатил глаза. Джон улыбнулся и весело посмотрел на шефа снизу вверх. -Вот это да, инспектор, никогда бы не подумал, что вы у нас последний романтик. Джентли посмотрел на него долгим взглядом, а потом склонился и коротко и невыразимо нежно поцеловал его в лоб. - Спи уже, - сказал он и выключил свет.