Почему ты такой

— Расскажи мне про что-то из той депрессивной хуйни, что ты вечно читаешь. Раздражение, кажется, заменило кровь в венах. Они все устали, устали физически и морально. И ни к чему лишние причины взорваться. Орлов этого явно не понимает. Орлов вообще много чего не понимает, в силу своего возраста, но все равно кажется, будто он виртуозно играет на нервах намеренно. Вот и сейчас он поднимает свой олений взгляд на Макса, потухший и больной, буквально на живую режет своими чертовыми глазами. — Ну что ты так смотришь вечно, блядь? — Макс чувствует, как границы его терпения тянутся, вот-вот лопнут, и всех вокруг заденет взрывом. — Что ты от меня хочешь? Никита сжимает переносицу двумя своими длинными пальцами, так устало и драматично, будто вокруг не реальная, сука, жизнь, а съемки фильма. Причем не хорошего фильма, а экранизации дрянного бульварного романа, где все переигрывают или недотягивают, а трагедия высосана из пальца. Только вот в жизни не будет приторно-сладкого хэппи энда, где главный герой навеки остается со своей возлюбленной. Жизнь жестокая стерва, и чаще всего мечты так и остаются мечтами. Макс это понимает, Никита вымученно улыбается, и облизывает нервно губы. Как всегда, будто он единственный, кто переживает. — Ты что, хочешь, чтобы я послал нахуй десять лет жизни, сказал всем: «ребятки, я влюбился в мальчика»? — Макс так резко садится на кровать, что Никита отшатывается. — Так не будет, у меня есть Катя, я ее люблю. И ты однажды… — Максим, да закрой ты, наконец, рот, — взгляд напротив становится немного жестче, но все еще недостаточно. — Я тебя ни о чем не прошу. Вдох-выдох. Ему тридцать лет, и он изменяет своей жене с почти ребенком. С ребенком, который выносит мозг, сносит крышу и сжирает нервы. Больше драмы, еще больше, недостаточно, мальчики, вы не дотягиваете. Недостаточно только смотреть друг на друга, нужно закурить. Макс, это твоя сцена. Макс слушается невидимого сценариста, и нервно сует между губ изрядно помятую сигарету, а потом непозволительно долго ищет зажигалку. Непозволительно — потому что Никита достает свою и привычным движением подносит к кончику. Сколько раз он так делал? Десятки, тысячи раз; после тренировок, после тяжелого дня, после секса. Нельзя думать о сексе сейчас, они ссорятся. Макс устало затягивается и очень медленно выдыхает горький сизый дым, даже не пытаясь не попасть в Никиту. Тот глубоко вдыхает ртом, пробуя на вкус чужие сигареты. Он, на самом деле, наизусть знает этот вкус — сколько раз он вылизывал языком рот, только что куривший эту дрянь. Он вообще много вкусов из жизни Макса знает. Знает, какой вкус у Кати, например, потому что целует Максима сразу у выхода из зала, пока она еще возится с выключателями. А потом невинно улыбается, и здоровается со своим хореографом, чтобы переброситься парой фраз за жизнь. Знает холодный привкус трех жевательных резинок и мятной конфеты, которыми Максим пытается перебить Катины поцелуи. Знает, как пьянит оставшийся на чужом языке алкоголь, когда они празднуют какой-то незначительный праздник. — Что ты со мной делаешь, а? — Макс вдавливает окурок в пол, и подползает ближе, еще ближе, между длинных ног, пока не окажется лицом к лицу. — Зачем мы встретились? Драматично, но всё еще недотяг. Надо, чтобы у зрителя защемило сердце и навернулись слезы, эта сцена пока достойна только опущенных уголков губ. Плевать, что у вас обоих внутри будто бы огнем выжжено. Плевать, что дышать становится нечем, и куда исчезает кислород? — Прости, — Никита проглатывает «р», как всегда, когда очень нервничает. — Прости, я не хотел. Он наконец плачет. Эти слезы были предсказаны еще в самом начале их разговора. Они прятались в самой глубине глаз, дрожали в голосе, но Никита старательно сдерживался до самого последнего момента. Кульминации. Момента, чтобы сделать Максу так больно, чтобы земля ушла из-под ног. Он целует Никиту жестко и отчаянно, царапая свои губы о его. Он сжимает его лицо в ладонях, сильно-сильно, чтобы не было возможности отвернуться, спрятать слезы, успеть натянуть маску безразличия. — За что ты мне? — карие глаза блестят от слез, Макс быстро проводит языком по соленой дорожке на щеке, задыхаясь от…чего? — Никита, блядь, почему ты такой? Никита не знает, почему он такой. Что именно в нем не так, что именно не устраивает Макса, и от этого он снова начинает плакать. Порочный круг, состоящий из слез и мокрых поцелуев, горячих ладоней под толстовкой и длинных ног на чужих бедрах. Это всегда так, порядок неизменен, как хорошо отрепетированный танец. И опять одной кровати слишком мало, и опять Никита сталкивает книгу на пол не глядя, и опять он не знает, куда деть свои руки. Всё до ужаса неправильно, ненормально, так не должно быть, но происходит раз за разом. С самого первого, когда Макс задал ему этот вопрос в танцевальном зале, прижимая к стене. «Почему ты такой?» Макс уходит под утро, когда уже не в силах притворяться, что спит. Уходит очень тихо, стараясь не разбудить так и не уснувшего Никиту. Уходит к Кате, чтобы соврать ей в очередной раз, и забыться беспокойным сном. Так заведено, нерушимый порядок. Утром им обоим предстоит улыбаться и делать вид, что они бодры и счастливы, поэтому нужно отойти друг от друга за оставшиеся до насыщенного дня часы. А потом новый отсчет. День, другой, третий. Улыбки, мастерская игра на публику, вроде бы ничего не значащие взгляды. Короткие прикосновения, рваные поцелуи, мертвая хватка на чужой ладони до белых пальцев. На сколько хватит выдержки, когда по нервам бьет чужой взгляд или вид случайно оголившихся ключиц. Никогда не угадаешь, всё скатывается в пропасть неожиданно и неудержимо. И снова сигарета между губ, его зажигалка и блестящие от слез глаза. Снова обещание себе, что последний раз. Вот это самый последний. Точно. Больше не сорвешься. — Почему ты такой? И никакого ответа. Снова. И снова. И еще тысячу раз.