Ведьма

Казалось, в этот раз дождь решил никак не предупреждать о себе и пролиться сразу, словно кто-то наверху одним рывком открыл все небесные шлюзы. Вода обрушилась на лес одной сплошной стеной. Мигом отяжелела молодая листва и еловые лапы, задрожали пушистые стрелки папоротника, откликаясь проливающейся воде. Мох - такой мягкий и влажный почти всегда, - тут же напитался, набух, словно губка. Один неосторожный шаг, и ботинок провалится в него, словно в лужу, нахватается воды и доставит зазевавшемуся путнику ненужных хлопот. Лес шумел. То была песнь - дождя и деревьев, земли и воды. Птицы молча и быстро разлетелись по своим укромным дуплам и гнездам, звери забились в норы под приветливыми корнями и в естественные землянки, насекомые притихли в древесных складках коры... И куцый, крохотный домик среди леса, под вековой сосной, тоже притих - только уютно вился дымок над запрятанной в лапнике на крыше трубой. Двери затворены. Никого здесь не ждут. А в комнате - единственной и до того маленькой, что и двоим толком не развернуться, - в большой, древней печи трещали поленья, и пахло травами и смолой. Дощатый, отполированный за долгие годы пол устелен плетеными половичками, под потолком - пучки сушеной зелени и цветов, самодельные, из ивовых прутиков, клетушки. По полкам на стенах теснятся горшки и склянки: одни пустые, другие наполнены до краев... чем? Поди разбери... За занавеской спряталась узкая, продавленная кровать с высокими спинками и шишечками на них, застеленная домотканым, грубым покрывалом. Напротив печи - стол. Старый, выскобленный ножом, лоснящийся от миллионов прикосновений. Душно и тихо в комнате. Женщина за столом сидит неподвижно и молча, словно боится нарушить какую-то тайну. Ее широко распахнутые зеленые глаза смотрят сквозь оконное стекло, сквозь дождь. Она смотрит сквозь лес, пространство и время. Глядит не то в прошлое, не то в будущее. Маленькие ладони, израненные после утреннего сражения с лесной малиной, обнимают витой подстаканник. В стакане - чай и веточки мяты. Пальцы легонько поглаживают грани стакана, рассеянно изучая стекло и жар жидкости в нем заключенной. Дверь отворилась без стука и скрипа. Плечи женщины не дрогнули, пальцы не сжали стакан, не упала на пол тяжелая шаль. Лишь измученно надломились тонкие брови, и сознание ее вернулось сюда, в эту крохотную, пахнущую лесом комнату. Она не обернулась к своему гостю, не вымолвила ни слова. Прикрыла глаза и глубоко вдохнула мятный дух, поднимающийся с паром над чаем. Нет, не выдавить ей сегодня улыбку, не распахнуть объятий для доброго пришельца. Нет сил. Не сегодня. Не сейчас. - Здравствуй, Хелена, - прошелестел мягкий немолодой голос, заполняя собой все жалкое пространство дома, заползая женщине под шаль, ложась на плечи непосильным грузом. - Ты не пригласишь меня сесть? - Садись, Мама, - Хелена не узнала собственного голоса. Горло сдавило, кровь прилила к щекам и зашумела в ушах. Она поспешно глотнула чаю с мятой, не замечая, как тут же покрылось пленкой обожженное нёбо. Послышались шаги и шорох длинных одежд по полу. Колыхнулся огонек свечи на столе, потревоженный сквозняком. Но никто не сел на лавку ни рядом, ни напротив Хелены. Никого, кого можно было бы так легко увидеть. - Ты знаешь, для чего я пришла, Хелена, дитя, - вновь тот же голос, ласковый и негромкий окутал женщину, словно пытаясь обнять за плечи. - Знаю, Мама. - Хелена, милая. Ты же знала, чем все это закончится. Разве не кричали тебе о том птицы? Не плакал о том родник в чаще? Не о том ли шептался лес за твоей спиной? Каждое слово, произнесенное Матерью в этот дождливый час, в маленькой комнате, пропахшей древесным духом и огнем, каждое слово, сказанное ласково и чутко, заставляло Хелену испытывать невыносимые муки. Она уставилась в окно, но спрятаться в пучинах дождя и воспоминаний никак не удавалось. - Дитя мое, таков твой удел, твоя доля. И ты знала о том, верно ли? - Верно, Мама, - Хелена едва смогла выговорить два слова, как душная волна захлестнула ее с головой. Воздух покинул легкие, комнату, мир. На всем белом свете не осталось и капли кислорода. Хелена почувствовала, что ее душит эта боль, о которой она пыталась забыть не один десяток лет. Эта тупая мука подступила от сердца и легких к ее горлу и застряла там колючим комком. Хелена приоткрыла рот, пытаясь протолкнуть ком вдохом, но ничего не вышло. Широко раскрытые глаза, не видящие больше ни будущего, ни прошлого, ни леса, ни дождя, ни стекол, заволокло слезами. Крупные капли, под стать дождю, пролились на щеки и проскользили ниже - на шею, в вырез льняного платья. - Милая, не нужно убиваться понапрасну, - женщина ощутила на своей щеке мягкое прикосновение едва теплых, незримых пальцев стирающих слезы с ее лица. - Хелена, вспомни, почему ты оказалась здесь? Почему пришла ко мне? Голос затих, ожидая от женщины ответа, но Хелена лишь покачала головой не в силах вымолвить ни слова. Она прекрасно знала, о чем пришла говорить с ней Мать, но как могла она ответить, если все ее существо было против? - Молчишь, - Мать вновь заговорила. - Ты помнишь, милая, я знаю. И я помню тот день, словно это случилось вчера, а не на заре времен. Как его звали? - Верн, - едва слышно отозвалась женщина. Плечи ее поникли, колючая шаль почти полностью сползла на лавку. - Верн, - протянул голос. - Да, Верн. В ваше поселение пришла чума и... - И он заразился, - голос Хелены больше не дрожал, а слезы высохли. Она устало отодвинула от себя стакан с остывшим чаем и поправила на плечах шаль, укутываясь в нее. - Его вопрос был решенным. - Тогда ты пошла ко мне. Он был твоим женихом, вы собирались пожениться. Ты ведь нашла меня, Хелена. И я дала тебе то, о чем ты просила, верно? - Да, Мама. - Он остался жить и лихорадка больше не подступала к нему. Хелена, милая, что он сказал тебе, когда узнал, благодаря чему остался жив? Что сказал тебе, когда узнал, какую цену ты заплатила за его спасение? - Что я нечистая. Что меня ждет костер, а он... он будет молить богов о моей грязной душе. Голос Хелены словно утратил все краски и оттенки. Чем дольше смотрела она в окно на редеющие дождевые змейки, тем отстраненнее становилась. - Он отвернулся от меня. Ушел к той... - Хелена вздохнула и улыбнулась. Зеленые глаза остановились на только им видной фигуре в многослойных свободных одеждах. Немолодая, но все еще красивая женщина, чье лицо обрамляли длинные седые до серебра волосы, внимательно и любяще глядела на Хелену, сложив руки перед собой. - Я помню, Мама. И Бенджамина я тоже помню... Внезапно лицо Матери исказила злая усмешка. - Тогда ты едва не погибла, Хелена. Убежала от меня, как маленькая девчонка! Этот роман едва не стоил тебе жизни, а все, что нужно было ему - твоя Сила. Не ты, даже не твое тело, не твоя красота. Только власть над тобой и тем, что ты можешь. Мы едва не потеряли тебя, девочка. И теперь ты снова повторяешь свои ошибки. Мать поднялась. Зашелестели бесконечные летящие юбки. Никакая грязь не пристанет к ним, не намочит их дождь. Она остановилась, уже отворив дверь, впуская в комнату запах влажной земли и хвои. На долгое мгновение время замерло. Хелена не оторвала взгляда от окна, не встала проводить Древнюю Мать. Этот недолгий разговор вымотал ее, высосал и уничтожил. - Ты должна прекратить это. Нечего ему здесь делать, Хелена. Я не могу быть рядом всегда, не могу каждый раз вытаскивать твою душу. Но я люблю тебя, моя девочка, и не хочу потерять. Милая, ты должна быть сильной. Подумай об этом. - Теперь все... не так, Мама, - Хелена наклонилась и положила голову на ладони, покоящиеся на столе. - Однажды ты думала так же. И ошиблась. Дверь тихо закрылась, отрезая полутемную комнату от всего мира. Хрупкая женщина с растрепанными русыми волосами так и уснула, сидя на жесткой лавке, опираясь телом на старый стол. Маленький ветхий домик под вековой сосной посреди лесной чащи заволокло густым непроглядным туманом. Влажный, умытый дождем лес и не думал просыпаться, погружаясь во мрак. Лес, словно благодарный зверь, окружил, обступил свою Хранительницу, спрятал ее от посторонних глаз. Над старыми кронами и молодыми побегами послышался шепот Древней Матери, растворяющийся в замерших облаках: - Спи, дитя. Спи столько, сколько тебе потребуется.