Брат мой, ты знаешь?

      Брат мой, мне так тяжело. У меня больше нет сил нести на плечах эту ношу. Взгляни на меня. Я едва в состоянии поднять руку.       Мы волной пронеслись по городам. Я был и Клим царевичем, и героем. Что мне это дало? Память, моя память по-прежнему была и есть со мной. Все, что ты мне дал, не может заставить меня забыться хоть на минуту. И все то, что ты у меня взял, тоже этого сделать не в состоянии.       Каждый раз, раня кого-то или лишая жизни, я чувствую ее. Чувствую ее взгляд, и, нет, не укор, что угодно, только не это. От этого бесконечно тяжелей.       С той самой ночи мне так и не удалось отмыть руку, она до сих пор липкая и теплая. Ты помнишь? Ты знаешь? Она с кровью вошла в меня.       Сколько я убегал, заливал эту связь, сколько пытался разорвать узы крови, связывающие нас. Ты знаешь. Ты видел. Но даже ее смерть не освободила меня. Как я надеялся, как я верил, что буду свободен, когда придерживая одной рукой ее за спину, другой вытаскивал из ее груди кипящую сталь.       Я ошибся. Мне стало хуже.       Тогда ты увел меня, утопил в веселье, затем — в войне. Обещал мне плечи из слюды и царские знаки на теле. Брат мой, как я мог тебе верить?       Ты и тебе подобные хорошо сделали свою работу: я едва жив. Голова моя поседела, трясущиеся костлявые руки не в состоянии поправить одеяло. Ты рядом со мной, или это снова мне снится?       Вспышки света и последующий за ними оглушающий, душащий мрак делают свое дело: я умираю.       Умираю под твой хохот и визги тварей, наполняющих комнату.       Но какое это имеет значение?       Брат мой, ты ошибся. Твоя власть надо мной — только тень по сравнению с властью крови, связавшей меня задолго до твоего прихода.       Не тебе решать, что будет с моим телом и моей душою. Мое падение началось с ее крови, так у кого же еще мне просить о прощении? И кто, кроме нее, способен мне его даровать?