***
Сокджин, как всегда, осваивается в новом окружении стремительно: запоминает кратчайшую дорогу дворами к Юнги и Намджуну, узнает, в какой из местных кофеен варят лучший кофе, в какой пекарне самая вкусная выпечка, а добродушная аджумма в очереди в супермаркете посвящает его в тонкости экономии при закупке продуктов в окрестных магазинах. С соседями он тоже знакомится быстро и с удовольствием: вокруг живут в основном степенные пожилые пары и молодые семьи, мечтавшие о спокойном семейном гнездышке. Молодежи вокруг немного, и те по большей части школьники, и уже через месяц Сокджин вовсю кокетничает со стайкой девушек в школьной форме и галантно держит двери почтенным женщинам и молодым матерям, за что быстро становится любимцем и тех, и других, и третьих. У него хорошая память на лица, он запоминает весь свой подъезд, значительную часть соседей Юнги и Намджуна и даже многих из тех, кого видит случайно, но регулярно, в магазинах или на остановке. Поэтому когда в один не очень прекрасный день в него на полном ходу врезается какой-то взъерошенный мальчишка в огромной черной толстовке, смотрит на него дикими глазами и убегает, Сокджин только недоуменно смотрит ему вслед. Это же надо так носиться сломя голову и совсем не смотреть по сторонам. С этого момента взъерошенный мальчишка в огромной черной толстовке появляется в поле зрения Сокджина регулярно – и каждый раз как-нибудь по-дурацки. В следующий раз Сокджин видит его всего через несколько дней в супермаркете: он медленно идет по ряду, выискивая глазами что-то на полке, и натыкается на мерчендайзера, который только что закончил выкладывать товар, Сокджин видел. Мальчишка бормочет извинения и поспешно ретируется, мерчендайзер оборачивается к своей выкладке – и именно в этот момент пирамидка упаковок кукурузных хлопьев разваливается, как карточный домик. Сокджин решает, что лучше и ему отсюда убраться, но ругательства, которыми бедный парень кроет удравшего мальчишку, на всякий случай запоминает. Еще через неделю Сокджин случайно видит, как черная толстовка (серьезно, у него вообще есть какая-нибудь другая одежда?) разговаривает с Соён, хозяйкой крошечного терьера, чья безудержная энергия обратно пропорциональна размерам. Соён смеется, прикрывая рот ладонью, и именно в этот момент терьер замечает бездомную кошку, невесть откуда взявшуюся в их районе. Короткая борьба воспитания с инстинктом заканчивается победой последнего, терьер, яростно взлаивая, во весь опор бросается за кошкой и исчезает за углом. Мальчишка в ужасе, Соён выглядит расстроенной, и Сокджину приходится спасать ситуацию - Я могу чем-то помочь? - Нет, спасибо, - Соён устало улыбается. – Он сам вернется. Он уже убегал раньше, но всегда возвращался. - Точно? – переспрашивает Сокджин. – Может, объявления расклеить на всякий случай? - Он придет, - убежденно отвечает Соён. – У него только характер дурной, а так-то он соображает. Я тогда пойду домой и предупрежу консьержа. Всего хорошего! Чонгук, может быть, еще увидимся! Ага, значит, Чонгук. Сокджин пока не знает, зачем ему это сакральное знание, но нутром чует, что пригодится. Недели через полторы Чонгук проходит мимо незнакомой девушки, и она спотыкается о собственный зонт-трость. Сокджин помогает ей встать, но в глубине души уже даже не удивляется. Сокджин видит его еще несколько раз, и почти каждый раз с теми, с кем он заговаривает или хотя бы проходит рядом, происходят какие-то странные совпадения и неприятные случайности, вроде сломавшегося каблука, порвавшейся ручки у сумки или неожиданной выбоины в асфальте. Сокджин только радуется тому, что собачка Соён нашлась и что пока никто не сломал себе что-нибудь посущественнее каблука. Еще один кирпичик в череде всей этой странной ерунды появляется неожиданно. Сокджин уже думает, что ему, видимо, на роду написано постоянно натыкаться на этого Чонгука-черную-толстовку в какие-нибудь неудобные моменты. На этот раз он видит его даже не около дома, а в Коэксе, пока ждет Джехвана и Чонхвана. Чонгук идет рядом с каким-то бешено жестикулирующим парнем, и, судя по повышенным тонам их разговора, это явно не лучший момент в его жизни. - Да ты задрал уже! – возмущается его собеседник, когда они проходят мимо Сокджина. – С тобой рядом даже находиться опасно, вечно ты все портишь! Чонгук молчит, спрятав нос в свою вечную гигантскую шмотку. Сокджину становится его ужасно жалко, потому что он сам терпеть не может ссориться с друзьями, и даже подошедшим Джехвану и Чонхвану не сразу удается поднять его настроение на нормальную для их компании высоту, где летают птеродактили.***
После этого случая Сокджин не видит своего странного соседа недели две и уже даже начинает волноваться. Однако мироздание, по всей видимости, все-таки решило, что Чонгук – это ровно то, что Сокджину необходимо для полноты жизненных ощущений, поэтому в теплый майский вечер, возвращаясь из университета, он видит потрясающую картину маслом: сидящий на бордюре Чонгук, шипя и ругаясь, рассматривает залитую кровью коленку. Полотно завершают аккуратно сложенные рядом обломки скейта. Сокджин напоминает себе, что он не выспался, очень устал и зверски голоден, да и вообще, мало ли на улицах Сеула мальчишек с разбитыми коленками и обломками скейтов. Все равно всех не пожалеешь, что он, мать Тереза, что ли? Чонгук тихо, но явственно всхлипывает, и Сокджин сдается. - Ты в порядке? – спрашивает он, опускаясь на корточки перед этой черной толстовкой с разбитой коленкой. – Тебе нужна помощь? - Не надо, - грубовато отвечает Чонгук, шмыгая носом, но потом вспоминает о приличиях. – Спасибо, я сам справлюсь. - Давай я хотя бы провожу тебя до дома, - предлагает Сокджин. – У тебя там есть кто-нибудь? Чонгук хмуро смотрит на него черными глазами из-под черной челки и угрюмо молчит. - Ясно, - вздыхает Сокджин. – Но ссадину надо обработать. Не съем я тебя, пойдем. Чонгук все еще молчит, но Сокджин чувствует, что он колеблется. Это хорошо, это правильно, Сокджин красивый, ласковый и внушает доверие. Едва знакомые мамочки-соседки иногда даже просят его присмотреть за детьми, а их едва знакомые дети с готовностью кивают, и наверняка этот пацан от них ничем принципиально не отличается. - Я накормлю тебя ужином, - добивает Сокджин. - А ты что, доктор или повар? – огрызается Чонгук, и Сокджин делает себе в уме пометку: дать ему подзатыльник за неуважение к старшим. Когда-нибудь потом. Или никогда. - Нет, я просто жутко добрый, - поясняет он, поднимается на ноги и протягивает руку. – И хорошо готовлю. Пойдем, а? Очень есть хочется. Чонгук напряженно думает еще долгие секунд десять, а потом собирает обломки скейта, прижимает их к груди и хватается за протянутую руку. - Проходи туда, в гостиную, – машет рукой Сокджин и скрывается в ванной, пока Чонгук бережно пристраивает обломки своей многострадальной доски в углу прихожей и стаскивает кроссовки. О том, что он притащил домой незнакомого мальчишку, который, судя по всему, еще и упрям как стадо ослов, Сокджин решает подумать позже. Перед глазами стоит разбитая коленка, и он, мстительно усмехаясь, выбирает пластырь с Рилаккумой. Пока Сокджин промывает и обрабатывает ссадину (храни господь того, что придумал джинсы с такими дырами на коленях), Чонгук молчит и настороженно озирается по сторонам, но сдавленно шипит сквозь зубы, когда Сокджин неосторожно попадает йодом за край ранки. Сокджин на это только улыбается и дует на ссадину, как маленькому ребенку. Шипение моментально прекращается, и Сокджин краем глаза видит на лице Чонгука крайнее негодование. Он наклеивает поверх ссадины пластырь с Рилаккумой и ждет реакции. - Я не ребенок, - возмущенно говорит Чонгук. – Не надо обращаться со мной как с детсадовцем. Зачем это все? – он явно пытается найти слово для описания «этого всего», но не находит и сдается. - Конечно, не ребенок, - соглашается Сокджин. – Это я ребенок и люблю пластыри с мишками. А еще с зайчиками и тираннозаврами. Хочешь, можем поменять. Чонгук смотрит на него такими бешеными глазами, что, кажется, может прожечь дыру силой своего гнева. Сокджин предпочитает остаться целым, поэтому поднимается на ноги и, уже выходя из комнаты, говорит: - Я пойду готовить ужин, это недолго. Можешь посидеть здесь или приходи на кухню, как хочешь. Ванная налево. В спину ему летит тихое «спасибо», и Сокджин думает, что, возможно, не такая уж и плохая из него мать Тереза. Чонгук тихо приползает на кухню минут через десять. Сокджин шинкует овощи и одновременно переворачивает на сковородке мясо, поэтому замечает его не сразу, а когда замечает, чуть не роняет лопаточку от неожиданности. - Ты меня напугал, - говорит он. – Ты всегда такой внезапный? - Нет, - односложно отвечает Чонгук и вдруг, помолчав, спрашивает: - А почему у тебя в комнате дерево? - Это мандарин, - поясняет Сокджин. – На нем даже иногда бывают плоды, особенно если их не сжирает мой друг еще зелеными. Мне нравится мое дерево. - Оно так приятно пахнет, - вполголоса замечает Чонгук и снова замолкает. Сокджин погружается в готовку, не забывая иногда посматривать на Чонгука – тот сидит на краешке стула, спрятав руки в карманах своей черной хламиды, и бросает по сторонам настороженные взгляды. Он похож то ли на нахохлившегося воробья (Сокджин не уверен, что бывают черные воробьи), то ли на уличного котенка. Сокджин в детстве мечтал о котенке, но родители наотрез отказались – никаких животных в доме, пока дети не подрастут и не перестанут ставить ловушки на взрослых и устраивать друг с другом поединки на швабрах. Сокджуна они почему-то тоже отказывались считать достаточно большим и ответственным, несмотря на то, что он был старше на целых три года. Сокджин обижался, но в глубине души с родителями был согласен, а когда в доме все-таки воцарился Джангу и Сокджун напялил на него ханбок, вынужден был признать их правоту окончательно. Возможно, карма решила вознаградить его за терпение, хотя Чонгук пока что представляется довольно сомнительной наградой. О том, что он так и не представился, Сокджин вспоминает только тогда, когда ужин уже готов. Он снимает еду с плиты, ставит на стол тарелки, садится напротив Чонгука и говорит: - Приятного аппетита. Кстати, я Сокджин. - Чонгук, - многословно отвечает Чонгук и тянется к мясу. Сокджин со вздохом забивает на попытки наладить общение и следует его примеру. Еда, однако же, действует на Чонгука магически: он зримо расслабляется и больше не выглядит таким настороженным и колючим, а когда Сокджин достает из буфета печенье и шоколад, и вовсе оживляется. Сокджин решает рискнуть воспользоваться благоприятными обстоятельствами и завязать беседу: - Сколько тебе лет? Упс, наверное, это не самый лучший вопрос. Но Чонгук, неожиданно оттаявший, смотрит на Сокджина благожелательно и соизволяет ответить: - Семнадцать. Семнадцать. Великолепно. Сокджину двадцать два, он очень взрослый и очень самостоятельный, а еще до него очень своевременно доходит, что в случае чего ему впаяют еще и что-нибудь по статье про похищение несовершеннолетних. - Мы совсем забыли позвонить твоим родителям. - Не надо, они дома, - Сокджин смотрит на Чонгука непонимающе, и тот поясняет: - В Пусане. Я из Пусана. - Ты живешь один? - Нет, мы снимаем квартиру с хёном. Но он еще не вернулся, не надо его беспокоить. - Как скажешь, - Сокджин встает и начинает собирать тарелки. – Хочешь еще чего-нибудь? - Нет, спасибо. Было очень вкусно, - Чонгук поднимается вслед за Сокджином и смотрит на него вопросительно. – Я пойду, ладно? - Конечно. Тебя проводить? - Не нужно, я живу совсем рядом. Со мной все в порядке, я дойду. - Уверен? – Сокджин провожает Чонгука до дверей и почему-то смутно беспокоится, хотя ребенок подлечен, накормлен и, судя по смягчившейся физиономии, чувствует себя неплохо. Возможно, Юнги был отчасти прав, когда обвинял Сокджина в излишней заботливости. - Ага. – Чонгук влезает в кроссовки и, явственно грустнея, подхватывает обломки своего несчастного скейта. – Не волнуйся, хён. Пока! Выбегая за дверь, он неожиданно сверкает на Сокджина белозубой улыбкой, и Сокджину опять остается только недоуменно смотреть ему в спину.***
Жизнь Сокджина не то чтобы сильно меняется после этого случая – он все так же ходит на занятия, по выходным долго болтает по телефону с матерью и братом, совершает с Джехваном и Чонхваном набеги на любимые ресторанчики, иногда выбирается с Хосоком в какой-нибудь клуб послушать Юнги и Намджуна, а с Юнги и Намджуном на дэнс-баттлы – посмотреть на Хосока. Просто Чонгук теперь здоровается с ним при встрече, и Сокджину почему-то становится тепло от его «привет, хён» на весь двор. Вокруг него по-прежнему рвутся сумки и ломаются вещи, но на поверку колючий и грубоватый Чонгук оказывается не таким уж терминатором, а просто стеснительным подростком, немного напуганным переездом от семьи в другой город. Сокджин каждый раз спрашивает, как у него дела, внимательно слушает его ответы, которые становятся все многословнее, и ласково ерошит ему волосы – Чонгук отпрыгивает на полметра и возмущенно вопит, но улыбается в ответ. Он хороший и умный мальчишка, а еще в свои семнадцать уже очень красивый. Сокджину совершенно не понять, почему школьницы из его дома все еще бросают призывные взгляды на него самого, а не бегают стайкой за Чонгуком - авось кому-нибудь и повезло бы, а с самим Сокджином им уж точно ничего не светит. В любом случае, он как-то ловит себя на мысли, что успевает соскучиться по Чонгуку, если слишком долго его не видит. Неприятным осознанием становится то, что окружающие сокджиновой симпатии к Чонгуку не разделяют. - Он немного странный, - извиняющимся тоном говорит Соён. – Прошу прощения, я знаю, что он ваш приятель… Конечно, Сокджин вступается за Чонгука и объясняет, что он совсем не странный, просто пока чувствует себя неуверенно, это возраст и смена обстановки, это пройдет, но Соён только виновато улыбается в ответ. - Он приносит неудачу, - уверенно говорит Минсу, маленький сынишка госпожи Кан с седьмого этажа. – Я видел, как он разговаривает с черной кошкой, честное слово! Сокджин знает, что Чонгук обожает животных и готов обниматься со всеми бездомными котами в округе, поэтому только вздыхает и не протестует. Они сталкиваются субботним днем на кассе супермаркета – Сокджин, еле продрав глаза около полудня, обнаружил, что у него закончился кофе, и героически выполз в магазин. Чонгук стоит в очереди у кассы и, опираясь на полную тележку, болтает с каким-то невысоким огненно-рыжим парнем. Сокджин, поразмыслив, все же подходит к нему поздороваться. - Хён! – Чонгук оборачивается и неуверенно улыбается. – Привет. - Добрый день, Чонгуки, - отвечает Сокджин и душераздирающе зевает. – Извини, я лег в шесть утра. - Учеба? – спрашивает Чонгук и, дождавшись утвердительного кивка, иронически сочувствует: - Бедный умный хён. - Эй, веди себя прилично, - смеется его собеседник. – Извините его, вежливость – его слабая сторона. Сокджин абсолютно согласен с этим утверждением и смотрит на рыжего с интересом. - Пак Чимин, - рыжий отвешивает приветственный поклон и широко улыбается. - Ким Сокджин. - Так это вы помогли Чонгуку в тот раз, когда он упал с доски? – Чимин снова кланяется настолько низко, насколько это возможно в такой тесноте. – Спасибо, что позаботились о моем мелком. Он бывает немного проблемным. - Эй, хён, - предостерегающе шипит Чонгук. - Чонгуки очень хороший, - отвечает Сокджин. – Я рад был помочь. - Он мне все уши про вас прожужжал, - охотно сдает Чонгука Чимин. – Я давно не слышал, чтобы Чонгук про кого-то говорил с таким восторгом. Я так рад наконец с вами познакомиться, заглянете к нам? Сокджин сначала отказывается, но сопротивляться гостеприимности Чимина оказывается совершенно невозможно, и через десять минут они шагают по направлению к дому, где живут Чимин с Чонгуком. Сокджин знает этот дом, он буквально в трех минутах от его собственного, и Сокджин каждый раз проходит мимо него, когда идет к Юнги и Намджуну. Чимин – полная чонгукова противоположность: его болтовня не затихает ни на секунду, его дружелюбие не знает границ, и Сокджин как-то упускает момент, когда они становятся друг для друга «хён» и «Чимини». Он открывает дверь, умудряясь в одной руке удержать несколько тяжелых сумок, приглашает Сокджина в дом и уносится распихивать продукты в холодильник. Чонгук возводит очи горе. - Извини за это все, - говорит он. – Чимини-хён классный, правда, но совершенно не умеет молчать. Сокджин вместо ответа по своему обыкновению ерошит ему волосы, и Чонгук – против своего обыкновения – не отскакивает, а только смущенно улыбается. Квартирка у них маленькая, но очень уютная, чем-то напоминающая квартиру Юнги. Чонгук бегло показывает ему, где ванная, и зовет на кухню. Там гремит посудой Чимин, пахнет кофе, и Сокджин чувствует себя почти как дома. - Простите за беспорядок, - извиняется Чимин, - мы не ждали гостей, но иначе вы бы к нам еще долго не зашли. Сокджин заверяет его, что все в порядке, и вызывается помочь с завтраком (на часах около двух, так что, возможно, это уже не совсем завтрак), и глаза Чимина совсем исчезают за улыбкой. За завтраком-обедом Чимин успевает вкратце поведать всю их с Чонгуком биографию. Сокджин узнает, что Чимину девятнадцать, что с Чонгуком они не родственники, но так давно дружат, что мелкий ему как брат, что он приехал в Сеул учиться и танцевать, что вообще-то планировал приехать один, но Чонгук так расстраивался, что после долгих раздумий, уговоров и пламенных клятв вести себя прилично родители его отпустили. Чонгук сначала молчит, только изредка поправляет Чимина и вставляет свои комментарии, но потом оживляется и включается в беседу. - Хён очень круто танцует, - говорит он, когда Чимин начинает рассказывать про свою уличную команду. – Хён, покажи, а? Чимин резко тушуется и отнекивается, но задавшийся какой-то целью Чонгук, оказывается, становится упрямым, как черт. - Чего ты стесняешься, - настаивает он. – Мы же все свои. Сокджин-хён, ну скажи ему! - Чимини, пожалуйста, - просит Сокджин. Чимин вздыхает и встает со стула. - Чонгук, включи что-нибудь? – просит он. Чонгук убегает в комнату, щелкает кнопками и ставит какой-то электроник дэнс. Чимин мнется и говорит: - Может, в прихожей лучше? Там хоть места больше… Сокджин выходит за ним уже очень заинтригованный. Места в прихожей на самом деле ненамного больше: Сокджин удивляется, как тут вообще можно развернуться и ничего не снести, но тут Чимин начинает двигаться, и Сокджина перестают интересовать такие мелочи. Чимин танцует очень хорошо. Немного дергано и рвано, неуверенно из-за тесноты помещения, но все равно очень хорошо, особенно когда втягивается и перестает нервничать. Сам Сокджин, может, и бревно бревном, но оценить технику в состоянии, спасибо облагораживающему влиянию Хосока. Он залипает, а когда трек заканчивается, и Чимин нервно одергивает футболку, уточняет: - Так где ты танцуешь? - Пока нигде, - расстроенно отвечает Чимин. – Сначала переезд, я подработку искал, голова была кругом, долго не тренировался как надо. А теперь команду сложно найти. Я очень хочу, но никак не получается. - Ага, - многозначительно говорит Сокджин и лезет в карман за телефоном. - Хоби, ты все еще ищешь танцора себе в команду? Да, у меня есть, если согласится. Когда к тебе можно? Хорошо, все передам. Да, помню! Перезвоню тебе позже, ладно? Ага, увидимся. Он сбрасывает вызов и поворачивается к ошарашенному Чимину: - У моего хорошего друга не хватает человека в команде. Он давно ищет и никак не найдет, а твой стиль ему близок, да и вы наверняка поладите. Не хочешь с ним встретиться? - Хён, я… - Чимин против воли расплывается в улыбке. – Серьезно? - Абсолютно, - отвечает Сокджин. – Его зовут Чон Хосок, он ужасно шумный, но очень крутой. Он тебе понравится, если только ты с непривычки от него не оглохнешь. Где записать адрес? Чимин жестом просит у Сокджина телефон, набирает номер, жмет на вызов и возвращает Сокджину. Его собственный телефон пищит в кармане. - Я подумал, что нам надо обменяться номерами, - поясняет Чимин с извиняющейся улыбкой, – на всякий случай. Вдруг Чонгуки опять разобьет колено. Чонгук возмущенно вопит и вырывается, когда Чимин и Сокджин начинают тискать его с двух сторон, но быстро сдается и обнимает их в ответ.***
Колени Чонгук больше не разбивает, хотя Сокджин к этому морально готов. Он вообще становится как будто менее опасным для окружающих – по крайней мере, на глазах у Сокджина больше не происходит никаких таинственных происшествий с его участием – но оказывается, что районный фольклор о черном коте в человеческом обличье уже сложился. - Что за магнит неприятностей у вас тут обитает? – между прочим интересуется Юнги, когда они вчетвером глубокой ночью и глубоко навеселе возвращаются домой с очередного рэп-баттла. – На нас из-за него не упадет кирпич из космоса? - Только если с чьего-нибудь балкона, - Сокджин представляет, как их пьяная компания разбегается от прицельного обстрела кирпичами, и ему почему-то становится смешно. – Какой еще магнит неприятностей? - Говорят, тут где-то, - Намджун неопределенно машет рукой, - живет парень, рядом с которым постоянно случается какая-нибудь фигня. Постоянно в черном ходит. - Чонгук нормальный, - обижается Сокджин. – Это просто дурацкие совпадения. - Чонгук? – заплетающимся языком уточняет Хосок. – Сосед Чимина? - Он самый, - Сокджин тормозит Хосока перед лужей, в которую тот чуть не падает носом. – И у Чимина с ним совершенно точно нет никаких неприятностей. - У Чимина, похоже, вообще ни с кем нет никаких неприятностей, - почти трезво хмыкает Намджун. - Ты его видел один раз, - говорит Юнги. – Откуда тебе-то знать. - Ну раз я ему ничего не сломал, - Намджун разводит руками. – Ты вспомни, как мы с тобой-то познакомились. И с Хосоком. И с Сокджином. Сокджин вспоминает, как при первом знакомстве Намджун приветственным жестом смахнул на его белые джинсы вырвиглазно-голубой коктейль, и думает, что Чимину действительно повезло. - И чего я тебя не убил еще тогда… - мечтательно тянет Юнги. – Мы бы все сейчас целее были. - Ты не успел, - виновато отвечает Намджун. – Я тебя вырубил. - Значит, надо было убить сразу, как только я оклемался. - И тебе было бы очень скучно всю оставшуюся жизнь, - встревает Хосок. – С кем еще ты бы научился чинить сантехнику! - Что я тебе, супермарио, что ли, - беззлобно огрызается Юнги. – Вон, пускай Сокджин чинит. - Я принцесса Пич, а не Марио, - возражает Сокджин. – Пич не чинит сантехнику. - Ой, высочество, иди уже, - отмахивается Юнги. – Как раз твой подъезд. Только отдай нам это пьяное тело. Привет твоему дереву. Сокджин сгружает дремлющего на ходу Хосока в руки Намджуну, машет им вслед и скрывается за дверью подъезда.***
Везения Чонгуку хватает ненадолго. Сокджин возвращается из качалки субботним вечером, ощущая приятную усталость в мышцах. Неделя выдалась суматошной, следующая обещает быть ненамного легче, и Сокджин предвкушает спокойный вечер дома и ленивое воскресенье. Он сворачивает к дому и думает, что неплохо бы дойти до пекарни, когда замечает впереди знакомую черную толстовку. Чонгук иногда носится со скоростью бешеного енота и врезается в тех, кто не успевает отскочить с дороги. На этот раз он выбегает из-за угла и на полном ходу влетает в местного буйного – Сокджин видел его буквально несколько раз, по выходным, и преимущественно пьяным. Дело может обернуться неприятным оборотом, так что Сокджин прибавляет шаг. Чонгук от столкновения отлетает назад, оступается и падает. Мужик бычится, начинает нести что-то угрожающее и пихает его носком ботинка в бок – Сокджин видит, как кривится его лицо, и потихоньку звереет. Чонгук рывком поднимается на ноги, мужик, осатанев, громко обещает переломать ему все кости и замахивается. Чонгук испуганно сжимается, и Сокджин успевает как раз вовремя, чтобы перехватить занесенную для удара руку и поинтересоваться: - Что тут происходит? - Э? – мужик выдыхает в лицо Сокджину алкогольными парами, и Сокджин морщится. – Ты кто такой вообще? Отъебись, не твое собачье дело. - Вы правда собрались бить ребенка? – подчеркнуто вежливо уточняет Сокджин. - Да я этому щенку шею сверну, - скалится мужик и пытается вырвать руку из захвата. Сокджин смотрит в расширенные от страха глаза Чонгука, на перекошенную рожу пьяницы и с сожалением говорит ему: - Какой-то ты совсем конченый. И бьет. Второй визит Чонгука домой к Сокджину начинается точно так же, как и первый – Сокджин усаживает его на диван в гостиной и идет в ванную за йодом для себя и мазью от ушибов для Чонгука. Боец из недовольного мужика, как и следовало ожидать, оказался никудышный, но Сокджин все-таки радуется своему поставленному удару и тому, что не ленится иногда ходить в качалку. Хорошо, что сегодня тоже не поленился. Когда он возвращается в гостиную, Чонгук сидит на краю дивана, сгорбившись и уставившись в пол. Сокджину это не нравится, он присаживается на корточки и осторожно трогает Чонгука за плечо. Чонгук вздрагивает и поднимает на него глаза. - Сними толстовку, пожалуйста, - просит Сокджин. – И подними футболку. Чонгук подчиняется и медленно стягивает толстовку. Без этой огромной хламиды он не кажется таким хрупким, у него крепкие мускулистые руки и неожиданно широкие для семнадцатилетнего плечи. Сокджин отстраненно думает, что ребенок-то уже не совсем и ребенок. Чонгук задирает футболку, показывая наливающуюся синевой расплывчатую гематому. Сокджин осторожно трогает ее кончиками пальцев, мажет прохладным гелем, и Чонгук тихонько скулит – от боли или от обиды, а может, от всего вместе. - Тшшш, - ласково говорит Сокджин и гладит его по волосам и по щеке чистой ладонью. – Сейчас станет лучше. Испугался, Чонгуки? - Растерялся. Я думал, он меня прибьет, - отвечает Чонгук и трется щекой о ладонь Сокджина, прикрыв глаза. – Я случайно на него налетел, хотел извиниться, а он… - Да он больной, - Сокджин тоже садится на диван и прижимает Чонгука к себе. – Ты не виноват. Чонгук цепляется за сокджиновы плечи, как коала, и прячет лицо у него на груди. - Хён, а если бы ты не подошел, - глухо говорит он. – Я даже удрать от него не сообразил, хотя мог ведь. - Но я же подошел, - отвечает Сокджин, предпочитая не задумываться о том, что было бы, если бы он не. Они сидят в обнимку еще довольно долго, Сокджин гладит взъерошенную черную макушку и вдруг спохватывается: - Давай я провожу тебя домой. Чимин небось уже извелся. - У него сегодня тренировка допоздна, - отвечает Чонгук куда-то ему в ключицу, не разжимая рук. – Он говорил, что только к ночи придет. Хён, можно мне пока у тебя посидеть? - Конечно, - Сокджин даже радуется тому, что не надо пока никуда идти, он чувствует себя усталым и вымотанным. – Если хочешь, оставайся на ночь? Чонгук отцепляется от Сокджина и так энергично кивает, что Сокджин не может не рассмеяться. - Хорошо, только давай хотя бы напишем Чимини, что ты у меня. И как насчет поесть? После этого махания кулаками я зверски голоден.***
Сокджин все еще уверен, что все эти разговоры про черных кошек и притяжение неприятностей – это фигня какая-то. В конце концов, бывают же неудачные совпадения, а некоторые вон вообще всю жизнь все ломают и ничего. Однако он слишком хорошо помнит, что все должно распределяться по гауссиане, и лезет в нэйвер поискать про хроническое невезение, потому что обстоятельства вокруг Чонгука явно плевать хотели на нормальное распределение. Нэйвер выдает тонну крипипасты, странички всяких потомственных колдунов и прочие лохотроны, но ничего дельного. Сокджин захлопывает ноутбук и решает, что гораздо полезнее будет опросить общественность. Первым членом общественности оказывается Юнги, весь вечер прокрастинирующий под мандариновым деревом. - Какой-то ты задумчивый сегодня, - говорит Юнги из-под дерева, растирая в пальцах лист. По комнате разносится сильный цитрусовый аромат. – Что у тебя с рукой, кстати? - Где? А, это, - Сокджин потирает сбитые костяшки. – Не сошлись с одним типом во взглядах на воспитание несовершеннолетних. - Ты подрался? – Юнги резко садится, чуть не сбивая головой крепкий еще зеленый мандарин, и изображает на физиономии максимальное удивление, на которое способен. – Нет, серьезно? - Не подрался, а всего лишь пару раз дал в морду, - поправляет Сокджин. – Невелика заслуга. - Ой, вот не надо, - отмахивается Юнги. – Про то, что проблемы надо решать мирным ненасильственным путем, я от тебя слышал больше раз, чем на твоем дереве листьев. Рассказывай. - На мирный ненасильственный путь не было времени, - огрызается Сокджин. – Пьяный мужик собирался вломить Чонгуку, я успел первым. Нечего тут рассказывать. - Чонгуку? Ну и урод, - припечатывает Юнги, укладываясь назад, – он же еще подросток. С чего прицепился-то? - Чонгук врезался в него на бегу. - Всего-то. Хотя твоему мелкому все же не мешало бы смотреть по сторонам. - Не мешало бы, - соглашается Сокджин. – Юнги, а правда – что делать, если человеку постоянно не везет? - Что ему делать или что делать окружающим? – уточняет Юнги. – Относиться к этому проще. Не верь во всю эту брехню, Сокджин. Я живу с Намджуном не первый год, за это время он сломал в нашей квартире все, что можно было сломать, и кое-что не по одному разу. Но знаешь, мне ни разу и в голову не пришло указать ему на дверь из-за того, что он снова сломал диван или свернул ручку на шкафу. - Я знаю. Кстати, почему ты не на его баттле? - Да он разделает этих новичков под орех, не открывая рта, - хмыкает Юнги. – Он же Рэп, мать его, Монстр. А я сегодня не в голосе. Но ты мне зубы не заговаривай. - Я заварю тебе чаю, чтобы вернуть голос. С имбирем, - мстительно говорит Сокджин. – Очень, очень много имбиря. - Если я умру в муках от твоего ядреного пойла, хип-хоп не переживет потери моего гения, - заявляет Юнги. – А ты курица-наседка. Чонгуку бы лучше заварил чай с имбирем. Сокджин вспоминает, что свой фирменный противопростудный чай Чонгуку еще действительно не готовил, и ставит в уме галочку. - Погоди, сделай приветливое лицо, - говорит Джехван и тянется за телефоном. – Отправим Чонхвану привет. - Он будет ныть еще неделю, что мы пошли поесть без него, - сквозь зубы отвечает Сокджин, старательно улыбаясь в камеру. Джехван надувает губы, делает селку и немедленно постит ее в инстаграм. - Мы же не виноваты в том, что он так безумно занят, что не нашел на нас времени. А мы хорошие друзья и должны показать ему, как мы без него безумно скучаем. - Ну ты и засранец, - хмыкает Сокджин. – Напомни мне, почему я с тобой дружу? - Потому что я такой милашка, что перед моим обаянием невозможно устоять, - Джехван делает эгьё, и Сокджин едва не пробивает лицо фэйспалмом. – А ты злой какой-то. Ты мне сегодня не нравишься. - Я не злой, я задумчивый, - поправляет его Сокджин. – Вот скажи мне, что делать, если от тебя у всех кругом сплошные неприятности? - Подробнее, пациент, подробнее. - Ну смотри. Вот ты идешь такой обаятельный милашка, здороваешься с симпатичной девушкой, а у нее каблук ломается. - А это только с девушками работает? – уточняет Джехван, прищурившись. - Нет, со всеми. - Кру-у-уто как, - тянет Джехван, вытянув губы трубочкой. – Не нравится мне какой-нибудь отморозок – я машу ему ручкой, а у него колесо спускает. Я был бы человек-непруха! Сокджин думает, что зря он вообще затеял с Джехваном этот разговор. Напоследок Сокджин решает прибегнуть к старому испытанному методу, которым пользуется с раннего детства, и спросить у брата. Он всегда во всем поможет, говорили взрослые, он же старше, и Сокджин даже искренне верил в это лет до восьми. Впрочем, советы Сокджуна хоть и отдают иногда (если быть честным – довольно часто) сильным идиотизмом, но таинственным образом настраивают на правильный лад. Поэтому, когда они в очередной раз выбираются пообедать вместе, Сокджин забрасывает удочку: - Хён, а бывает так, что человек вроде и хороший, но другим от него сплошное невезение? - Твой андеграундный друг опять что-нибудь сломал? – отвечает вопросом на вопрос Сокджун. – Вот это я понимаю, стабильность! - Нет, не он, - невпопад отвечает Сокджин. – Ладно, это неважно. Извини. - А я и смотрю, какой-то ты замороченный, - вздыхает Сокджун. – Даже на еду не реагируешь с должным восторгом. Случилось что-нибудь? - Да ничего особенного, - Сокджин пожимает плечами. – У меня есть приятель, отличный парень, но вокруг него вечно что-нибудь случается. Ну знаешь, типа: шел по улице, поздоровался со знакомым – у знакомого порвалась сумка, и так постоянно. Вроде чепуха, но он стал сильно загоняться. - У тебя порвался твой любимый луи вюиттон? – Сокджун всегда отличался умением вычленять главное. - Нет, как раз у меня все в порядке. И эй, я не люблю луи вюиттон. - Тогда забей, - советует Сокджун. – Не грузись, Джинни, мрачная полоса у всех бывает и у всех проходит. И помнишь, что бабушка говорила? Черная кошка приносит беду только тем, кто в нее верит. Ты веришь? Сокджин вспоминает удравшего терьера, сломанные каблуки и зонтики, порвавшиеся пакеты, обломки скейта и немой вопрос в огромных черных глазах Чонгука и решительно отвечает: - Ерунда это все.***
Сокджин возвращается домой от Намджуна и Юнги заполночь в прекрасном настроении – Юнги наконец договорился со студией, еще один шаг к записи альбома сделан, и Сокджин рад за них безумно: у них талант от Бога и бездна упорства, осталось только добавить каплю везения. Отмечать успех еще рано, но это прекрасный повод собраться и радостно напиться, что они вчетвером и делают. Сокджин оставляет Хосока у Намджуна и Юнги в жопу пьяным и в жопу счастливым. Сам бы он, на самом деле, тоже с большим удовольствием остался и уходит только потому, что места у них в квартире мало, а пьяный Хосок во сне болтает и очень сильно пинается. Идти до дома Сокджину всего с полчаса, августовская ночь теплая, так что он решает не вызывать такси и добраться своими ногами – пройтись перед сном и заодно немного протрезветь. Свежий ветерок действительно немного проясняет мысли, Сокджина начинает клонить в сон, и он уже сворачивает к дому, где живут Чимин и Чонгук, мечтая о свидании с кроватью, как вдруг замечает сидящую на тумбе около дома сгорбленную фигуру. Свет фонаря выхватывает подозрительно знакомую черную толстовку. Весь сон как рукой снимает, остатки алкоголя вышибает моментально, Сокджин подлетает к Чонгуку и трясет его за плечи. Чонгук медленно поднимает голову, сонно моргает, а узнав Сокджина, с облегчением улыбается. Перепугавшегося до чертиков Сокджина отпускает ровно настолько, чтобы задать нужные вопросы. - Что ты тут делаешь посреди ночи? Где Чимин? Что случилось? Лицо Чонгука тускнеет. - Хёну пришлось срочно уехать домой, там с мамой плохо. А я ключи в водосток уронил. - Почему не позвонил кому-нибудь? У хозяев квартиры должны же быть запасные. - Телефон разрядился. - А соседи? Ты бы мог хотя бы от них позвонить. - Я все равно ничьи номера наизусть не помню, - вздыхает Чонгук и, помолчав, добавляет: - А соседи – одних дома не было, а другие… - Ну? – подбадривает его Сокджин. – Что другие? - Они меня не любят, хён, - Чонгук вскидывает на него совершенно несчастные глаза. – И боятся как будто. В трех квартирах мне даже не открыли, а аджумма с девятого этажа открыла, выслушала, сказала, что от меня сплошные неприятности, и захлопнула дверь у меня перед носом. Что мне теперь делать? - Пойдем, - отвечает Сокджин, чувствуя, что мерзкий липкий страх понемногу отступает. – Переночуешь у меня, а что делать – решим утром. Не переживай, все будет хорошо. Чонгук цепляется за протянутую руку, как утопающий за спасательный круг, и Сокджин вздрагивает от того, насколько холодные у него ладони. Дома Сокджин наскоро умывается, отправляет Чонгука в душ и идет искать для него какую-нибудь одежду. Он перерывает свой гардероб, а потом вспоминает, что еще с прошлого раза отложил в сторону футболку, которая маловата ему самому, но Чонгуку оказалась почти впору. Он выкапывает ее из-под завалов, возвращается к ванной и осторожно стучит. - Чонгуки? Я принес тебе одежду на ночь. Чонгук не отвечает – видимо, не слышит, потому что вода шумит очень сильно. Сокджин осторожно приоткрывает дверь, оставляет сложенную футболку на стиральной машине, и идет сначала в гостиную постелить на диване, а потом на кухню ставить чайник. Пока чайник закипает, Сокджин вспоминает, что надо сообщить Чимину, и лезет за телефоном. На экране высвечивается семь пропущенных от него – сердце неприятно екает, и Сокджин торопливо нажимает на вызов. Чимин берет трубку сразу же. - Хён? – голос у него хриплый, на грани истерики. – Чонгуки с тобой? - Да, с ним все в порядке. Он потерял ключи от дома, а телефон разрядился, переночует у меня. - Слава богу… - Чимин отвечает едва слышно, и Сокджину кажется, что он сейчас заплачет, но он быстро берет себя в руки. – Хён, пожалуйста, присмотри за ним. Меня не будет еще несколько дней. - Конечно, - виновато отвечает Сокджин. – Чимини, прости, я не слышал звонка, иначе позвонил бы тебе раньше. Как ты? С мамой что-то серьезное? - Врачи сказали, что ничего страшного, но на несколько дней придется остаться в больнице. Я побуду здесь, пока папа не заберет ее домой. - Хорошо, - страх отпускает совсем, и Сокджин сам готов разрыдаться от облегчения. – Ну а ты сам? - Думал, умру, - с нервным смешком отвечает Чимин. – Сначала мама, я себе чего только не напридумывал, пока ехал. Только успокоился, позвонил мелкому, а он не отвечает. Я всех знакомых обзвонил, начал пробивать больницы – нигде нет. Наверное, я все-таки умер. Хён, а можно с ним поговорить? Сокджин прислушивается – вода в душе уже не шумит, так что он осторожно стучит в дверь. - Чонгуки, поговоришь с Чимином? Он переживает. Чонгук ойкает, шуршит шторкой и полотенцем и приоткрывает дверь ровно настолько, чтобы высунуть руку. Сокджин вкладывает в нее телефон и уходит на кухню заварить чай. Он так увлекается приготовлением чая – того самого, волшебного противопростудного – и собственными мыслями, что даже не замечает момент, когда разговор в ванной затихает и раздается хлопок двери. Когда он возвращается в гостиную с кружкой, Чонгук уже сидит на застеленном диване, подобрав под себя ноги. - Чонгуки, - зовет Сокджин, и Чонгук вздрагивает от неожиданности, - я сделал тебе чай с имбирем. Выпей, а то можешь простыть. Ты замерз. - Ага, - отстраненно отвечает Чонгук, не шевелясь. Сокджин ставит чай на пол чуть поодаль, чтобы не разлить случайно, садится рядом и осторожно тормошит Чонгука. - Эй, о чем так задумался? Ложись, тебе нужно поспать. - Хён, - Чонгук смотрит на Сокджина в упор влажно блестящими больными глазами, - а что, если они правы? Ну, те, кто говорит, что я приношу несчастья? И мама Чимини-хёна – вдруг тоже из-за меня? Сокджин порывается его обнять, но Чонгук отстраняется и трясет головой. - Не надо, хён. Нам вообще лучше перестать общаться. Я только переночую у тебя, а утром уйду. Не волнуйся, я сам придумаю что-нибудь. Сокджин плюет на приличия и дистанции, дотягивается до Чонгука и стискивает его в объятиях. Чонгук, против ожиданий, не вырывается, а бессильно повисает на Сокджине, вцепляясь в его плечи. - Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, - глухо говорит он. – Я себе не прощу тогда. - Со мной ничего не случится, - отвечает Сокджин, поглаживая его по спине. – Даже не думай никуда от меня сливаться. И с тобой все в порядке, ты не имеешь никакого отношения к тому, что мама Чимина заболела. Люди болеют, так бывает. Ты ни при чем. - Вокруг меня все ломается, - с горькой усмешкой говорит Чонгук, - даже у незнакомых. Я даже не трогаю ничего, а оно все равно ломается. Как со мной можно дружить, если все вот так? Сокджин ободряюще улыбается. - Один мой хороший друг при нашем первом знакомстве опрокинул на меня полный бокал «голубой лагуны». Он ломает все, за что берется, роняет мебель на себя и окружающих и однажды покрасил волосы в розовый вместо серого. Его сосед по квартире знает его дольше меня и говорит, что он всю жизнь такой. Но знаешь, он умница, большой талант и замечательный человек, а то, что он бог разрушения, не заставляет нас любить его меньше. - Я не всю жизнь, - горячечно шепчет Чонгук. – Дома не было так. А здесь все по-другому, хён, все наперекосяк, за что бы я ни брался, все получается черт знает как. - Это просто черная полоса, - говорит Сокджин и сам чувствует, как фальшиво звучат его слова. – Это пройдет, Чонгуки, все плохое обязательно проходит, просто надо перетерпеть. Чонгук всхлипывает раз, другой – и вдруг ломается, резко обмякает в руках Сокджина, заходясь в тихих отчаянных рыданиях. Сокджину кажется, что у него слегка разрывается сердце. - Я хочу домой, - сквозь слезы выдавливает из себя Чонгук. – Здесь все не так. Сокджина накрывает воспоминаниями о собственном переезде в Сеул: о том, как он поначалу безумно скучал по родителям, по маминой домашней еде, по лохматой морде Джангу на своем одеяле; какой неуютной и чужой казалась первая съемная квартира и как он до глубокой ночи сидел у Юнги, лишь бы не возвращаться в эту неприветливую тишину. Вот только от Сеула до Квачхона чуть меньше двадцати километров, а от Сеула до Пусана – чуть больше четырехсот. Чонгук плачет тихо, горько и безутешно. Сокджин вообще-то может успокоить кого угодно, он утешал маму, когда она ссорилась с отцом, брата, когда его бросила девушка, Юнги, когда ему отказывали студии, Джехвана, когда он завалил важный экзамен, и Хосока, когда его команда проиграла конкурс из-за того, что он свалился с растяжением. Но сейчас, обнимая задыхающегося от тоски по дому ребенка, Сокджин впервые за очень долгое время не знает, что сказать, поэтому только гладит трясущиеся плечи и осторожно трогает губами мокрые после душа волосы. - Принести тебе успокоительного? – спрашивает он, когда Чонгук почти совсем затихает – то ли устал, то ли уже выплакал все, что мог. – Тебе бы поспать. Чонгук мотает головой и прижимается ближе. - Не уходи, а? – просит он. – Пожалуйста. Сокджин вместо ответа неловко поводит плечами – от неудобной позы спина затекла – и ложится, увлекая Чонгука за собой. - Спи давай. Я никуда не денусь. Чонгук возится, устраиваясь поудобнее, утыкается носом Сокджину в шею и вырубается почти моментально. Сокджин устало закрывает глаза, и последнее, о чем он вспоминает перед тем, как отключиться – что надо умудриться спросонья не разлить так и не выпитый чай. Сокджин просыпается от громкого стука дождя по окнам. За ночь погода испортилась, и мандариновое дерево кажется почти черным на фоне темно-серых тяжелых облаков. Сокджин морщится, мельком думает, что бездомным кошкам сейчас, должно быть, очень сыро и холодно, и чувствует на груди какую-то теплую тяжесть. Он скашивает глаза вниз и видит, что Чонгук положил на него голову и оплел конечностями. Сокджин кряхтит и еще раз пытается подняться, но Чонгук протестующе стонет: хватка у него крепкая даже во сне, и Сокджин со вздохом оставляет бесплодные попытки. Спать уже не хочется, так что Сокджин, кое-как перекладывает тяжелую чонгукову голову себе на плечо и, улегшись поудобнее, рассматривает его лицо. Чонгук очень красивый и очень близко, Сокджин видит аккуратный длинный шрам у него на левой щеке – наверное, что-то детское мальчишеское – и не может удержаться, осторожно проводит по нему кончиками пальцев, гладит скулу. Под нижней губой у него родинка, и слева на шее тоже – Сокджин дотрагивается до нее, наверное, недостаточно аккуратно, потому что Чонгук беспокойно шевелится и открывает глаза. - Хён? – голос у него со сна хриплый и ниже, чем обычно. – Ты чего? Рано же еще. - Рано, - кивает Сокджин. – Вот и спи дальше. - А ты? - И я, - Сокджин укрывает их обоих одеялом и обнимает Чонгука свободной рукой. Чонгук шумно вздыхает ему в шею, придвигается ближе и закрывает глаза снова. - Доброе утро, - говорит Сокджин, не отвлекаясь от приготовления завтрака, когда на кухню вползает сонный Чонгук. – Как спалось? - Хорошо, спасибо, - Чонгук зевает и падает на стул. – Ты давно встал? - Достаточно, - Сокджин снимает оладьи со сковородки и щелкает чайником. – Чай, кофе, молоко, сок? - Кофе, если можно, - Чонгук подбирает под себя голые ноги и укладывает подбородок на колени. Сокджин вспоминает, как в тот памятный майский вечер Чонгук сидел на том же стуле и так же наблюдал за тем, как он готовит. С того времени, впрочем, многое изменилось. - Приятного аппетита, - говорит Сокджин, ставя перед Чонгуком тарелку с оладьями, и возвращается к плите, чтобы заняться кофе. – Только не жди меня, ешь, пока горячие. Чонгук не заставляет просить себя дважды и сметает еду моментально – Сокджин удовлетворенно ставит в уме еще один плюсик своим кулинарным способностям и вручает ему кружку с горячим кофе. - Так что будем делать? – говорит он, усаживаясь напротив и грея руки о собственную кружку. – Я говорил с утра с Чимином, с матерью почти все в порядке, так что он вернется дня через три-четыре. - Можно попросить у хозяев квартиры запасные ключи, - неуверенно говорит Чонгук. – Я ведь спустил свои в водосток, так что, наверное, менять замки не придется. - Как вариант, - соглашается Сокджин. Дождь за окном все не утихает, в кухне темно, несмотря на август и утро, и Сокджина меньше всего на свете тянет выходить из дома – а еще почему-то очень не хочется отпускать Чонгука одного в пустую квартиру. Сокджин думает еще пару минут, а потом предлагает: - Если хочешь, поживи у меня, пока Чимин не приедет? Если тебе не нужно срочно домой. Чонгук смотрит на Сокджина огромными удивленными глазами. - А можно? - Ну раз я приглашаю, - смеется Сокджин. - Но у меня же телефон разрядился, - Чонгук слегка грустнеет, - а зарядка дома. Да и я помешаю, наверное. - Провод у меня наверняка найдется. Чонгуки, если бы ты мне мешал, я бы не предложил тебе остаться, честное слово. От улыбки Чонгука в кухне как будто становится светлее. За четыре дня до приезда Чимина Сокджин успевает узнать о Чонгуке больше, чем за все предыдущие месяцы. Оказывается, он обожает море и мыльные пузыри, умеет делать мельницу, ходить на руках и рисовать, хотел бы уметь разговаривать с животными, а его любимый цвет вовсе не черный, как думал Сокджин, а красный. А еще он тоже танцует – Сокджин битый час уговаривает его показать, Чонгук жутко стесняется и отнекивается хлеще Чимина, но когда все-таки соглашается, Сокджин немного теряется во времени. Чонгуку, конечно, еще многого не хватает в технике, но он настолько гибкий, а движения настолько плавные, несмотря на весь его урбан стайл, что Сокджин почти забывает, как дышать. - Я очень хочу в одну крутую танцевальную школу, - говорит Чонгук, плюхаясь на ковер после эффектного разворота, - я отчасти из-за этого и приехал. Но, наверное, не пройду отборочные. - Почему? – Сокджин искренне удивлен. По его мнению, крутым танцевальным школам еще стоит побороться за право взять Чонгука к себе. - Что ты, хён, туда такие толпы желающих, - Чонгук безнадежно пожимает плечами. – И многие куда лучше меня. К тому же, сам видишь, как мне везет в последнее время. Лучше и не соваться, меньше огорчений. - Я видел многих танцоров в жизни, - возражает Сокджин, - и на баттлах у Хосока насмотрелся, и вообще. У тебя талант, и если кого и брать в крутую танцевальную школу, так это тебя. Пообещай мне, что попробуешь. Чонгук смотрит на него долгим нечитаемым взглядом и отвечает: - Только ради тебя, хён. Чимин возвращается в Сеул через день после этого разговора. Сокджин затаскивает его домой пить чай, забрасывает вопросами про здоровье матери и про дела дома. Чимин выглядит уставшим и издерганным, но спокойным, и Сокджин отпускает их с Чонгуком домой с чистой совестью. Уже на пороге, собираясь уходить, Чонгук долго мнется и вдруг выдает в одно слово: - Хён-у-меня-день-рождения-первого-сентября-приходи-если-хочешь. - Что? – Сокджин бы и рад расслышать, но смущенный Чонгук либо молчит, либо трещит с такой скоростью, что его невозможно понять. – Ты не мог бы помедленнее, Чонгуки? - У него день рождения через несколько дней, первого числа, - приходит на помощь Чимин. – Мы не настаиваем, но если ты заглянешь вечером хоть на минутку, будем очень рады. Если мы не нарушаем твоих планов, конечно. - Конечно, я приду, - не задумываясь, отвечает Сокджин, и лица Чимина и Чонгука озаряются такой радостью, что ей, кажется, можно год питать электростанцию в небольшой африканской стране.***
Конечно, он приходит. Он приходит, звонит и в прихожей нос к носу сталкивается с незнакомым парнем, выкрашенным в какой-то непонятный серо-русо-лиловый цвет. - Хён! – радостно приветствует его парень и энергично трясет за обе руки. – Мы только тебя ждали! Куки, - кричит он на всю квартиру неожиданно зычным рычащим басом, - хён пришел! - Отпусти его, бешеная твоя башка, - Чонгук выглядывает из кухни, держа в одной руке торт, а в другой бутылку вина. – Хён, извини, пожалуйста, я сейчас! - Он такой дерганый сегодня, - доверительно сообщает Сокджину «бешеная башка». – Как будто прием для президента устраивает. Или контакт с инопланетянами. - Ничего я не дерганый, - огрызается Чонгук, выходя из кухни. На нем строгая черная рубашка, волосы аккуратно уложены, и Сокджин откровенно залипает. – Хён, знакомься, это Тэхён и он всегда такой. Тэхён, это Ким Сокджин, для тебя – господин Ким. - Можно просто хён, - смеется Сокджин и протягивает Тэхёну руку теперь уже сам. - Тэхёни, - зовет Чимин откуда-то из недр квартиры, - иди сюда, помоги мне! Сокджин-хён, привет! - Добрый вечер, Чимини, - отвечает Сокджин. – Моя помощь нужна? - Нет, мы вдвоем справимся, - Тэхён салютует им обоим и убегает. - Извини за него, - смущенно улыбается Чонгук. – Он вообще-то классный, просто немного чудной. - Ничего страшного, он мне понравился. А ты очень хорошо выглядишь, Чонгуки. Чонгук тушуется и так увлеченно рассматривает пол под ногами, будто там написано, как слетать на Марс и захватить мир. - У меня есть для тебя маленький подарок, - говорит Сокджин и достает кармана пальто небольшой черный футляр. – Дай руку. Чонгук протягивает руку, отчаянно краснея. Сокджин застегивает на ней неброский, но изящный серебряный браслет и накрывает его ладонью. - Когда я уезжал от родителей, мать подарила мне вот эту штуку, - он кивает на строгий обруч на собственном запястье. – Сказала, что это на счастье и что если делать подарок искренне, от всего сердца, он обязательно будет работать. Так что с днем рождения и пусть он принесет тебе удачу. И сходи обязательно на отборочные в эту танцевальную школу, ладно? Чонгук бормочет смущенное «спасибохён», расплываясь в улыбке, и вдруг порывисто обнимает Сокджина и целует его в щеку, тут же отстраняясь и глядя на него с едва заметным испугом. У Сокджина приятно обрывается где-то под сердцем, он стискивает Чонгука в объятьях и приподнимает над полом, и Чонгук заливисто хохочет.***
Сокджин после того вечера несколько дней подряд мается бездельем, не находя себе места. Без Чонгука дома очень пусто и оглушающе тихо, и Сокджин задумывается, с каких это пор ему для уюта необходим Чонгук. По всему выходит, что с недавних. В какой-то момент пустота и тишина начинают так сильно давить на нервы, что Сокджин чуть ли не бегом собирается и сваливает к Юнги и Намджуну. - Джин? – Намджун пропускает Сокджина в дом и закрывает дверь. – Мы рады, конечно, но ты обычно предупреждаешь, что зайдешь. Что-то случилось? - Приступ иремофобии, - Сокджин нервно одергивает толстовку – любимую, нежно-розовую. – Я вам не помешаю? - Не помешаешь, особенно если приготовишь пожрать, - говорит Юнги, выглядывая из комнаты. – Политическое убежище мы предоставляем только за ответные услуги. - Не вопрос, - отвечает Сокджин, чувствуя, как тревога отступает. – А выпить есть что? - Обижаешь, - фыркает Намджун. – Когда это у нас было нечего выпить. Соджу, вино, вискарь, ром, текила, что желаете? Кола есть, если не хочешь чистое. - Доставай и ром, и колу, - Сокджин проходит в комнату, падает на диван и закрывает глаза. Рядом приземляется Юнги и трясет его за плечо. - Эй, что с тобой? Ты в последние дни сам не свой, даже по телефону чувствуется. Случилось что? - Наверное, нет. Хотя я уже не уверен. - В последний раз ты такой был, когда страдал по своему Сонхо, - безжалостно заявляет Юнги. – Что, влюбился, что ли? - Не знаю… - Сокджин запускает руку в волосы и начинает задумчиво изучать потолок. На потолке, оштукатуренном заново всего с месяц назад, не обнаруживается ничего интересного. – Странно это все, так неожиданно. - Чего странного? – в комнату входит Намджун с тремя стаканами в одной руке и бутылками рома и колы в другой. – Это же круто. - Намджун, ему восемнадцать, - отвечает Сокджин. Намджун только цокает языком и разливает ром по стаканам. - Это твой Чонгук, что ли? – уточняет Юнги. – Познакомил бы хоть. - Познакомлю, - неуверенно обещает Сокджин и тянется за своим стаканом. – Только делать-то что? - Не понимаю, что тебя смущает, - пожимает плечами Намджун, доливая ему колы. - Ну восемнадцать, и что? - То, что мне скоро двадцать три, а он еще даже не совершеннолетний? - Через пару лет станет, а пока тебя могут посадить за растление, - ласково сообщает Юнги. - Спасибо, дорогой друг, - Сокджин морщится. – Это бесценная информация, и как я раньше без нее жил. - Джин, брось, - говорит Намджун. – Я понимаю, пять лет разницы и все такое, но я тебя умоляю, не загоняйся по этому поводу так сильно. Ты что, сейчас начнешь толкать речь про то, что ты слишком стар и вообще недостоин? - Да нет, я вообще ничего такой. Только он еще почти ребенок, в чужом городе и за четыреста километров от родных. - Вот и будешь его прекрасным принцем из светлой жизни в сияющей столице, - заявляет Юнги. – Сокджин, если ты ему нравишься, и он тебе нравится, то я присоединяюсь к Намджуну и перестаю понимать, что тебя останавливает. - А может быть, я просто боюсь? – криво усмехается Сокджин. – Для меня это все довольно внезапно, знаешь. - Знаю, - вздыхает Юнги. – Да и твой предыдущий ухажер был мудак, каких поискать. - А я был дурак, каких поискать, - соглашается Сокджин, - поэтому до определенного момента мы друг другу идеально подходили. - Как хорошо, что ты быстро поумнел и указал ему на дверь, - замечает Намджун. – Хотя я все еще жалею, что не спустил его с лестницы. - Оно того не стоило, - мягко улыбается Сокджин. – Но спасибо. Я ценю, правда. - Я знаю, - Намджун салютует ему стаканом. – Джин, ты красивый, заботливый и с головой на плечах, настоящая мечта. Спусти себя с привязи. - Хосок говорил, Чонгук хороший и талантливый мальчишка, - тихо говорит Юнги, накрывая пальцы Сокджина своей ладонью. – А то, что у вас пятилетняя разница в возрасте, не значит, что у вас нет шансов. Это такая ерунда, честное слово. Мы не будем тебя уговаривать немедленно бежать и признаваться ему в любви, но подумай об этом свободнее, ладно? - Ладно, - говорит Сокджин. - Спасибо, парни, я не знаю, что бы я без вас делал. - Влачил бы жалкое и убогое существование, - хмыкает Юнги. – И давайте соорудим что-нибудь съедобное. От этих экзистенциальных разговоров жутко хочется жрать.***
Думает Сокджин недолго и приходит к выводу, что Юнги и Намджун правы. Чонгук ему нравится, восемнадцать лет – прекрасный возраст, двадцать три – тоже еще не дряхлая старость, пятилетняя разница почти не чувствуется в общении, так что Сокджин решает не гнать слишком быстро, но и не прятать голову в песок. Он уже совсем дозрел до того, чтобы позвонить Чонгуку и позвать его куда-нибудь, но Чонгук успевает первым. - Хён, - голос у него звенит от радости, - меня взяли, представляешь! - Я же говорил, - улыбается Сокджин, – они не могли тебя не взять. Ты умница, Чонгуки, поздравляю. - Хён, слушай, - уже более серьезно говорит Чонгук. – Мне надо с тобой поговорить. Я к тебе зайду сегодня вечером, можно? - Конечно, заходи, - Сокджин немного удивлен, но не подает виду. – Тогда вечером все расскажешь? - Ага, наверное, - неуверенно отвечает Чонгук. – Да, до вечера. До самого вечера Сокджин пребывает в недоумении. Он точно знает, что не позволял себе ничего лишнего, но что Чонгук от него хочет – понятия не имеет. Поэтому когда раздается звонок, Сокджин чуть не подскакивает на месте от неожиданности и натянутых нервов и идет открывать. Чонгук выглядит одновременно уставшим и возбужденным. Он аккуратно прикрывает за собой дверь, смотрит на Сокджина искоса и говорит: - Хён, я пообещал себе, что если меня возьмут, я тебе скажу. Ты только не выгоняй меня сразу, послушай, ладно? - Конечно, я слушаю, - отвечает Сокджин. – Не волнуйся, говори как есть. Чонгук с минуту собирается с силами, отчаянно кусая губы, а потом на одном дыхании выпаливает: - Хёнбудешьсомнойвстречаться? Сокджин думает, что ослышался и тупо переспрашивает: - Что? Чонгук густо краснеет и повторяет медленнее: - Ты будешь со мной встречаться? Сокджину кажется, что из него выбили дух, он молчит и не может выдавить из себя ни слова, хотя да, конечно, он готов, он с радостью, он будет. Чонгук смотрит на него сначала с надеждой, потом с испугом. - Ты мне нравишься, хён, - шепчет он. – И я подумал, что, может, если ты не считаешь меня малолеткой, ты согласишься… - Ага, - перебивает его Сокджин, пересиливая наконец свой ступор. Приходит очередь Чонгука тупо переспрашивать: - Что? - Да, - говорит Сокджин, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в улыбке. – Да, я буду с тобой встречаться. Чонгук хлопает глазами и молчит, как будто это его теперь сразило сокджиновым ступором. - Ты мне тоже нравишься, - поясняет Сокджин, - и я хотел позвать тебя сходить куда-нибудь. Но видишь, ты успел раньше. Вместо ответа Чонгук делает шаг вперед, повисает у Сокджина на шее и неумело касается его губ своими. Сокджин обнимает его за талию, ведет губами выше по скуле и целует в уголок глаза. Чонгук жмурится и прижимается ближе. - Это все твоя удача, - выдыхает он куда-то Сокджину в ключицу, и Сокджин смеется от щекотки и совсем немного – от счастья. – Сам бы я не решился. С этого момента удача Сокджина становится их общей.