Контроль

Мистеру Тодду нравилось иметь контроль. Одним из самых восхитительных аспектов убийства было знание того, что конкретно эта жизнь, пусть и на несколько моментов, была полностью в твоих руках. Сила, которую он ощущал в эти короткие, быстрые моменты, вызывала привыкание до головокружения. Чувство, которое он переживал, чувство того, что он мог играть Бога и так легко потушить жизнь очередного мужчины таким небрежным движением через их открытые яремные вены, было таким невероятным. Такое легкое, не требующее усилий движение, чтобы взять чью-то целую жизнь в свои руки и отобрать так, словно она была ничем. Мистеру Тодду нравилось иметь контроль. Ему нравилось иметь контроль над ней. Ему нравилось слышать её всхлип боли, когда он грубо двигался в ней. Ему нравилось слышать, как она кричит, умоляя его взять её, потому что он приказывал ей. Он приказывал ей молить. Он приказывал ей говорить ему, что она хочет этого, даже несмотря на то, что он знал, что ей было больно, даже несмотря на то, что он знал, что она была напугана, будучи слишком сознательной на счет бритвы, прижатой к её шее, иногда к её бедру, вгрызаясь в её нежную кожу. Иногда она прорежет кожу. Иногда он наблюдал, как струйка крови сочилась из её вен и сбегала по её коже, и он мягко трогал её языком, пробовал её кровь на вкус и чувствовал, как она содрогалась под ним, разрываемая между болью и желанием, неудовлетворенным желанием, потому что она никогда не кончала, пока он не говорил, что она могла. Она не посмела бы отдаться своему удовольствию, только если он не заканчивал с ней. Её удовольствие мало волновало его. Она была его игрушкой. Его вещью и он будет иметь иметь её, контролировать её, держать её. Мистеру Тодду нравилось иметь контроль. А когда она смела посмотреть на другого мужчину. Он умирал. Мистер Тодд наблюдал, как кровь текла из горла мужчины. Он усмехался, когда человек хватал ртом воздух, а кровь бурлила, била струей из-под его кожи, пузырилась, как вода в фонтане. Он наблюдал, как он умирал, как кровь окрашивала его одежду, заливала потоком верх его бедер. А затем он нажимал на педаль, и он падал вниз. Он слышал, как он ударялся о землю, уже мертвый. Уже мертвый, когда он ударялся о землю; ломал себе шею, руки, спину, ноги. Как маленькая сломанная кукла. И в мыслях он упивался тем, что скоро миссис Ловетт спустится в подвал и найдет мужчину, с которым она обменивалась взглядами, уничтоженным, сломанным, разрушенным на камнях. Она не могла иметь никого. И никто не мог иметь её. Только мистер Тодд. Она была его собственностью. Мистеру Тодду нравилось иметь контроль. Когда она по вечерам поднималась к нему с ужином, она знала, что последует за этим. Когда она поставила его тарелку на столик, она чувствовала его глаза на себе, пустые и безэмоциональные. Его взгляд неизменно был холодным и бесчувственным, будто его просто не волновало, жила она или нет, при условии, что он сперва мог сделать с ней то, что его удовлетворяло. Она развернулась к цирюльнику и подождала у столика, при этом его глаза не оторвались от её глаз ни на миг. Его твердый, спокойный взгляд ужасал её, но она не смела отвести взгляд. Она не смела делать что-либо без его точного разрешения. Она боялась его. Боялась, что если она скажет "нет", он убьет её. По сути, она уже почти убедила себя, что если она когда-нибудь посмеет ослушаться его, её песенка будет спета. Этот укоренившийся страх еще больше подчинял её его воле. Она бы сделала все для него; страх и желание подтверждали это. Хотя она так редко удовлетворяла желание, потому что он казался намеренным держать её в неудобстве и муке, казалось, это еще больше возбуждало его: видеть, как она балансирует так близко к концу, но не совсем позволять ей достичь его, приковывая только к тому, чего он хотел, чего он желал от неё. "Закрой дверь", - мягко сказал он, его глаза не покидали её лица. Она подчинилась. Подойдя и закрыв дверь, она заперла её, будто знала, чего он ожидал от неё. На момент она остановилась у дверей спиной к мистеру Тодду, неожиданно осознав, что её грудь тяжело вздымается и опускается от ровного дыхания. "Лицом ко мне", - раздался рядом с ней грубый голос. Она так и сделала, безвольно опустив руки по бокам. Его глаза скользили по ней, и он слегка ухмыльнулся, когда увидел, что она дрожала, она была напугана. Ему нравилось, когда она была напугана. Но он не хотел, чтобы она пока что это поняла. "Нет нужды бояться, миссис Ловетт", - мягко сказал он, подходя к ней медленным, важным манерам. "Я не причиню тебе боль", - ложь так легко сорвалась с его губ, хотя он мог видеть в её глазах, что она не поверила ему, так как осталось её выражение застывшего страха. Он стоял перед ней; она подняла глаза на него, и её глаза предали её, выдав её страх, такой очевидный в них. Он поднес руку к её лицу, и она отпрянула. Он усмехнулся и задержал руку на её щеке; она была теплой против его холодной влажной руки. Она всегда была теплой. Это не казалось естественным для такой бледной, легкой женщины, излучать так много жара от её кожи. Он почувствовал смутное волнение между ног. Он подержал руку у её лица несколько моментов, и она слегка прикрыла глаза. Как только она сделала это, как только он увидел, что она расслабляется, он резко оторвал руку и отвесил ей тяжелую пощечину. Её глаза мгновенно распахнулись; она вскрикнула от боли и повалилась на колени от его силы. Она упала на него, и её рот оказался соблазнительно близко к бугру на переде его штанов. Ему пришлось удерживать себя, чтобы не притянуть её к себе и не отыметь прямо сейчас. Он должен был заставить её ждать. Он хотел, чтобы она истекала кровью для него. Он хотел, чтобы она рыдала для него. Он хотел увидеть, как далеко он сможет толкнуть её, прежде чем она сломается и рассыпется в его руках. "Вставай", - прорычал он, поднимая её на ноги за подбородок и слыша, как у неё перехватило дыхание, когда он сделал так. Она стала напротив него, дрожа от страха и не смея отвести глаз. Он грубо толкнул её в стену, она больно ударилась о неё, и её голова дернулась назад от поверхности. Она резко вдохнула от боли. Мистер Тодд потянул её вперед, как будто она была куклой, и снова ударил её о стену, желая, чтобы она закричала. Но она прикусила язык. Ей удалось удержать себя и не произнести ни звука. Давление между его бедер увеличилось когда он смотрел, как она корчилась у стены, и его руки твердо прижали её туда, где она стояла. Он так сильно хотел её. И это желание приводило его в ярость; то, что он мог испытывать такую сильную похоть к такой женщине, как она. Он ненавидел её за это и он накажет её за это. Он неожиданно отпустил её, и её колени слегка подогнулись под ней. Она упала на него, он оттолкнул её от себя, и ей удалось с трудом выпрямиться. "Возьми мою бритву", - тихо сказал он. Её испуганные глаза взметнулись к его глазам, и она не пошевелилась. Его губа оттопырилась от презрения, он грубо схватил её за запястья и с силой оттолкнул её от себя к столику. "Я сказал... возьми мою бритву", - прошипел он. - Исполняю мою волю как шлюха, коей и являешься. Она содрогнулась, словно он опять её ударил. Ему нравилось унижать её, пока он имел её; ему нравилось говорить ей, что она была ничтожной, она была шлюхой, его шлюхой. Ему даже не приходилось указывать ей, что он ей не платил. И в этом смысле она чувствовала себя даже ниже, чем шлюха, она чувствовала себя сексуальной куклой. Его сексуальной куклой. Она медленно взяла бритву со стола и повернулась к нему. Она ощущала растущее чувство паники. Она не хотела, чтобы он делал ей больно. Она боялась, что он сделает ей больно. Она почувствовала, как слезы угрожающе навернулись ей на глаза. Нет, она не собиралась плакать. Она не собиралась доставлять ему удовольствие созерцания того, как она плачет из-за него. Она дрожащей рукой протянула ему бритву. Но он не взял её, и его губы растянулись в коварной, сардонической улыбке. "Ох нет, миссис Ловетт... Я человек своего слова... Я не причиню тебе боль." Нелли почувствовала, как цвет покинул её лицо, и её захлестнула волна холодного страха. Нет, пожалуйста, только не это... "Мистер Тодд... - удалось прохрипеть ей. - Пожалуйста..." - но взывать к его сочувствию было ошибкой, он не испытывал его к ней, он только хотел видеть, как она истекает кровью. Его напряженное мужское достоинство просило её, умоляя об освобождении. Вид того, как она деражала бритву в своей худенькой руке, сводил его с ума от желания. Смотреть на то, как она режет себя, подействует так... опьяняюще. Он не знал, сможет ли сдержать себя. Он спокойно смотрел на неё, его глаза были тверды и холодны. "Поднеси бритву к своему бедру и порежь себя", - он сказал это так бесцветно, словно это было самой обыкновенной вещью в мире: просить её навредить себе для его зрительного удовольствия. Её державшая бритву рука явно дрожала, а страх был таким очевидным, что она казалась утонувшей в нем. Но она не шевельнулась, кажется, застывшая там, где стояла, она не могла заставить себя подчиниться его садистской просьбе. Её непослушание вызвало волну резкой злобы у мистера Тодда, а её смелость игнорировать его привела его в ярость. Он шагнул к ней и резко швырнул в стену, и в этот раз она вскрикнула, больше от испуга, чем от боли. В этом крике было больше мучения, чем во всем, что до сих пор срывалось с её губ и что он доселе слышал, но он не смягчился. Это только больше возбудило его, видеть, что она поймана в таком ужасающем страдании; мысль о той страшной эмоциональной боли, которую она наверняка испытывала, послала по его спине дрожь удовольствия и волну тепла через его уже пульсирующую нижнюю половину тела. Он задрал её юбки, и она слегка сопротивлялась под ним, но он был слишком силен для неё. Её бледное бедро было открыто; он сжал своей рукой её руку, все еще держащую бритву, и, надавив, поднес к её голому бедру. Она безрезультатно пыталась сбросить его с себя. Он навалился прямо на неё, полностью прижимая к стене своим весом и зажимая её юбки между ними. Она даже не могла посмотреть вниз, когда он прижал бритву к её коже. Он смотрел ей в глаза до тех пор, пока не вынужден был взглянуть вниз: увидеть, как кровь маленькими реками текла из её ноги по её бледной, молочного цвета коже. Со сжатыми от растущего возбуждения зубами он вжал бритву в её ногу, и она резко вдохнула, запрокинув голову от боли. "Тебе ведь приятно, не так ли, миссис Ловетт, - прошипел он, прижимая губы к её уху. - Скажи, что тебе приятно, скажи, что тебе это нравится, и я, может быть, больше этого не сделаю." Миссис Ловетт всеми силами старалась не заплакать, не предать себя, позволив упасть слабым слезам, но это было трудно. Она чувствовала боль, боль в её бедре была такой острой, так сильно язвила, что ей едва верилось, что она выносила её раньше. "Мне это... приятно", - всхлипнула она, и её глаза затуманились слезами сильной боли. "Вот и хорошо, - пробормотал он ей на ухо. - Ты же хочешь сделать это с собой снова, не так ли?" Она испустила короткий дрожащий вздох. "Н-нет, - простонала она. - Пожалуйста..." Он зарычал на её "наглость" и с садистским удовольствием еще раз быстро полоснул её бедро, кровь превратилась в капли на порезе, нанесенном лезвием, и начала скользить по её коже. Она закричала, и он навалился на неё, чтобы увеличить свое удовольствие от её боли. "Скажи это, - прошипел он. - Скажи... это..." Момент она не делала ничего. Она стояла застывшая у стены с запрокинутой головой и влажными глазами, устремленными в потолок. Наконец, она заставила себя сжать зубы и медленно посмотрела ему в глаза. "Мне. Это. Приятно", - прошептала она, её глаза были на мокром месте, но нарочно обращены к её мучителю, к лицу её яростного любовника. Мистер Тодд несколько моментов смотрел на неё, уже чувствуя боль от своего стоящего члена, прижатого к бедру его любовницы. Неожиданно он взял бритву, силой развернул её и перерезал оба шва лифа её платья. Он опал вниз; мистер Тодд грубо сдернул его с неё. "Вылезь из него", - отрывисто сказал он. Она подчинилась, стоя перед ним в своем нижнем белье и дрожа от холодного вечернего воздуха. Кровь все еще капала из её бедра, окрашивая её нижнее белье богатыми красными пятнами. Он снова схватил её за подбородок и толкнул на колени перед собой, и она без слов опустилась перед ним, вполне осознавая, что происходило. Она казалась смирившейся с тем, что дает ему то, что он хочет, смирившейся с неизбежной болью и унижением, которые он был намерен причинить ей. Он посмотрел на неё сверху вниз с ухмылкой, которую она ненавидела. Она взглянула вверх на него, неуверенно думая, как такой красивый мужчина мог быть таким необратимо злым. Как кто-то мог стать таким же разбитым, как он. Она почувствовала слабый укол огромного желания, чтобы он держал её не как свою "шлюху", а как любовницу, как равного. Он силой опустил её голову; её глаза были на уровне с его пахом, милое, унижающее движение, просто чтобы показать ей её место. Он торопливо и неуклюже расстегнул штаны, его возбуждение стало весьма очевидным, когда он спустил их до щиколоток. Миссис Ловетт вяло смотрела перед собой, не сознавая его явной попытки унизить её. "Ты хочешь удовлетворить меня, миссис Ловетт?" - глухо сказал он, хватая её волосы в руки, чтобы удержать её от уклонения. Миссис Ловетт знала, что ожидалось от неё. "Да, мистер Тодд, - тихо сказала она. - Пожалуйста..." "Проси. Меня", - сказал мистер Тодд сквозь сжатые зубы, его хватка причиняла боль коже её головы. Миссис Ловетт боролась с чувством негодования от его отношения, но она правда хотела сделать ему приятно, просто не тем способом, которым он продолжал заставлять её. "Пожалуйста", - прошептала она. Он схватил её даже еще туже. "Еще раз", - простонал он, явно нуждаясь в её прикосновениях. - "Скажи мне, что хочешь удовлетворить меня... скажи мне..." "Я хочу удовлетворить тебя..." "Громче", - он запрокинул голову в экстазе. "Я хочу удовлетворить тебя." "ГРОМЧЕ", - прорычал он, резко рванув её голову вперед. У неё не было возможности подчиниться ему, он вставил ей в рот, и она слегка поперхнулась от неожиданности. Он дергал её голову вперед и назад, в то время как она ползала на коленях в боли и неудобстве, чувствуя себя так, будто он трахал её в рот. Она могла слышать его стоны, его похотливые, яростные крики наслаждения, и её тошнило при мысли, что он так много брал от неё и ничего не давал ей взамен. Она даже никак не отвечала на его резкие движения у неё во рту. Она не делала ничего, кроме того, что ползала на коленях и была униженной и подавленной. Наконец он быстро кончил ей в рот, и она кашлянула от этого в отвращении к нему, в ненависти к нему, в нежелании быть использованной им. Вопреки тому, что он хотел от неё, она сплюнула на пол и, спотыкаясь, поднялась на ноги, нетвердой походкой направившись к окну и вытерла рот в ужасном возмущении. "Ублюдок", - пробормотала она себе под нос. "Что?" - раздался рядом с ней его резкий голос. Она не совсем знала, что он сделает с ней, если она будет противиться его плохому обращению, но она почти оцепенела от злости и отвращения к себе и к нему. "Ты ублюдок", - сказала она, не оборачиваясь к нему. На момент повисла тишина, затем она неожиданно услышала, как он подошел к ней и, хватая её за оба локтя, он развернул её и прижал всем телом к окну, его только застегнутые штаны все еще были тесными, даже после того, как он заставил миссис Ловетт удовлетворить его. "Что ты сказала?" - спросил он опасным тоном, его лицо было очень близко к её лицу. "Что слышал", - прошептала она, она не была уверена, контролировала ли она еще свой рот. Казалось, он двигался сам по себе, говоря глупые вещи, из-за которых она вполне могла быть убита... С полсекунды мистер Тодд просто кипел от её наглости говорить с ним так, но потом, прежде, чем она успела вдохнуть, он прижался к ней, так грубо притягивая её к себе, что ей сперва показалось, что он намерился придушить её. Но вместо этого она обнаружила себя придавленной телом мистера Тодда, его губы нашли её и грубо впились в них. В её голове все переворачивалось; с одной стороны, она боялась, что он мог задуматься о том, чтобы убить её после того, как беспощадно поимеет, но с другой, он, вроде, уже миновал худшие из своих садистских тенденций, хотя она никогда не могла быть уверенной в этом. Он толкнул её к окну, и она обнаружила, что естественно реагирует на его движения, на его тело, которое сплелось с ней. Его губы все еще были на её губах; её ноздри были полны осторого запаха алкоголя и одеколона, его рот на вкус был как джин, особенно его язык. На мгновение он освободил её губы; пока он одной рукой снимал только что застегнутые штаны, миссис Ловетт, имея преимущество бытия уже едва одетой, обвила руками шею цирюльника, притягивая его к себе для еще одного длительного поцелуя. Его холодность исчезала под её губами. Его насильственность была устранена этими новыми, яркими желанием и страстью. Его руки нашли её талию, притягиваяя её, если возможно, еще ближе к нему, и позволяя его штанам упасть на пол рядом с ним. Он потерял контроль, он не любил терять контроль, но он не мог больше удерживать себя от миссис Ловетт, и её дерзость, её неповиновение довели его возбуждение до той точки, когда он подумал, что умрет от неудовлетворенного желания под его поясом, сейчас прижатого к пояснице миссис Ловетт. Он понял, что все еще держал бритву в руке, и использовал её, чтобы обрезать (довольно грубо, но он об этом не задумался) оставшееся белье миссис Ловетт. Она не вскрикнула даже тогда, когда он "случайно" порезал её плоть, хотя он не мог не вздрогнуть от её коротких, резких вдохов боли, когда бритва скользнула по её коже и ущипнула её. "Брось бритву", - выдохнула она ему в ухо, приподнятая на его бедрах и прижатая к (милостиво потемневшему) окну. Мистер Тодд заколебался, в жаре момента он забыл о своей ненависти к указкам, особенно от неё. Но, к её огромному удивлению, он бросил её. Очевидно, он был более заинтересован в продолжении с миссис Ловетт, чем в наказывании её бритвой. Он прижался прямо к ней и мягким движением скользнул между её слегка расставленных ног. Поначалу она резко вдохнула от боли, но потом обнаружила, что двигается в одном ритме с мистером Тоддом, а удовольствие превосходит моментную боль во много раз. Мистер Тодд и вовсе был на небесах, хотя он никогда не признал бы этого вслух. Он всегда получал жесткое, насильственное удовольствие от его извращенных сексуальных дел с миссис Ловетт, но он никогда не испытывал такого сильного удовлетворения, как теперь, когда мог чувствовать, как она отвечает на движения его тела внутри неё. Движение его бедер, легкое сопротивление её бедер, наклон её головы, движение его губ к её шее, чтобы вдохнуть её запах, когда он трахал её. "Ах..." - рычал он ей в волосы, когда нежно двигался в ней, а её дыхание обжигало ему ухо. "Ах... Боже..." - он слегка запрокинул голову. "Миссис Ловетт... Боже..." - она и сама немного запрокинула голову, и он двинулся губами к её шее, пощипывая её кожу, а там, где он дотрагивался, появлялась гусиная кожа. Он мог чувствовать её бедра по обе стороны от своих, это было угрожающе, опьяняюще приятно; так совершенно, словно каждый изгиб тела одного был создан специально для того, чтобы к нему приник другой. Мистер Тодд мог чувствовать, как давление и скорость его движений внутри неё, слегка сжавшейся, увеличиваются, как и вдохи, всхлипы и стоны, которые они оба издавали со все большей частотой. "Миссис Ловетт... ох... Боже..." - продолжал повторять он, но едва ли слова имели какое-то значение, когда они срывались с его пересохших губ. Теперь, когда накал подошел близко к высшей точке, миссис Ловетт опустила голову и нежно лизнула мочку уха мистера Тодда, больше всего желая увидеть его реакцию. Его дрожащего стона было достаточно, чтобы убедить её в том, что ему нравится, она сделала это снова, и его стоны продолжились, хотя она не была уверена, было ли это от её языка у него в ухе, или от того, что он был так близко к разрядке внутри неё. Она тоже была близка, в этот момент она хотела быть так близко к нему, как могла, и она потянулась к нему; она полностью обхватила его руками и ногами, и они так превосходно обвили его худую фигуру. Корсет стеснял её дыхание, но она чувствовала, как оно становилось более глубоким и рваным, когда он выходил из неё быстрее, всаживал в неё сильнее, а его наслаждение явно увеличивалось. Она прижала ладони к стеклу, так как не могла держаться так близко к нему, когда удовольсвтие вот-вот полностью завладеет ней, ей нужно было ухватиться за что-нибудь, чтобы удержаться от крика. Она не могла позволить себе потерять контроль сейчас. Затем, почти одновременно, они достигли своего пика. "Мистер Тодд!" - закричала миссис Ловетт, запрокинув голову и ударившись об окно, но не обратив на это внимание. Мистер Тодд даже не мог собрать контроль над собой и произнести имя своей любовницы; им завладело чувство восхитительной разрядки, которое он испытывал. "О! Боже! Да!" - закричал он со страстью, которой она прежде не видела от него. Он резко дернулся вверх, когда кончил, чувствуя, как каждая капля его напряжения, злости, разочарования вылилась из него вместе с теплой влагой, теперь между его и её бедрами. Момент ни один из двоих не двигался. Они оставались там, где были, устало и тяжело дыша, чувствуя себя так, будто их конечности превратились в желе. Затем, со временем, пара на слабых ногах выкарабкалась из своей позы у окна, слишком ошемленные удивительной безупречностью занятия любовью друг с другом, чтобы говорить. Миссис Ловетт двинулась первая, согнувшись, чтобы подобрать свои панталоны и натянуть их на дрожащие после секса ноги, липкие и влажные от "облегчения" мистера Тодда. Мистер Тодд же надел штаны, прежде чем понял, в страсти оторвал пуговицу, и теперь ему придется придерживать их одной рукой, чтобы сохранить хоть немного достоинства, которое у него осталось. Миссис Ловетт не смотрела на него, и он не был уверен, оттого ли это, что она решила освободить его от неуклонного осуждения в её взгляде, или оттого, что застеснялась сама. После твердой тишины, которая, казалось, длилась век, миссис Ловетт заговорила: "Мистер Ти?" "Да", - хрипло ответил он, удивленный тем, как болело его горло после его гортанных стонов. Миссис Ловетт очень легонько ухмыльнулась. "Ты кончаешь, как шлюха."

...

Мистеру Тодду нравилось контролировать вещи. Ему нравилось контролировать человеческие жизни. Ему нравилось контролировать миссис Ловетт и то, кому она могла уделять внимание. Ему нравилось знать, что он будет решать, что с ней случится и что она могла делать. Но некоторые вещи, как миссис Ловетт знала, пожалуй, слишком хорошо, не могут быть под контролем. Были некоторые вещи, которые могли происходить только сами по себе. Это миссис Ловетт знала, пожалуй, слишком хорошо. И на ней отражалось это мнение, когда она с легкой улыбкой опускала взгляд на голову своего любовника, примостившегося и быстро заснувшего на верхней стороне её бедер. Миссис Ловетт никогда особо не беспокоилась о контроле.

Конец