Бегущая по воде

Еще в пять лет леди Ольвия осознала — ее старший брат никогда не станет таким, как она, никогда не поймет ее и не пожалеет. Со сломанной ногой и запачканным платьем она торопится в объятья деда — Клевер любит единственную внучку и считает ее особенной. Такой она и была, впрочем. Мать родила ее, чтобы умереть на второй или третий день после родов. Отца Ольвия не помнит — он ушел раньше, и, когда старший брат смотрит на нее, Ольвие кажется — он ее презирает за то, что она лишила его матери. Ольвия от снега — волосы белые и волнами ложатся на спину, в глазах сияет и острит недюжинный ум, дед гордится ею — продолжит династию летописцев короля и королевы, старые книги шелестят в ответ. Они ждут Ольвию. Они жаждут обладать ею. Сэр Ога Нико кажется ей смешным и страшным — он на двадцать лет старше Ольвии, уже почти седой и добрый, похож на деда — и не похож совсем. На его больших коленях маленькой девочке виден целый мир, он его и обещает. Однажды. Не сейчас. — Ты выйдешь за меня замуж и станешь моей леди, — говорит он. Ольвие не нравится такая вариация, но она готова смириться, потому что ее впервые жалеют и хвалят. В тот день она извлекла для себя главный жизненный урок — неважно, как ты умна и одинока, любое самое грубое сердце плавится под нежностью, даже наигранной и ненастоящей. *** Лорд Спандайн приезжает к ее деду — и Ольвия сразу понимает, как плохо быть вассалом. Он главный в этих краях, для него красят лавочки, посыпают дорожки морским песком, сажают летние розы, но ему не нравится ничего, из того, что готов положить к его ногам ее добрый дед. Ему нравится только Ольвия — ей тринадцать, под помятым шелком угадывается грудь, а лоно влажное и теплое, когда он лезет туда щекой и ладонью. — Нельзя, — говорит заученно Ольвия, — Я помолвлена. — У меня есть право первой ночи, — грубо и некрасиво шутит он, и она с тоской уступает ему. Ее честь так и останется нетронутой, но на теле тут и там следы его больших рук. Лорд Спандайн женат — и его бледная испуганная жена вынашивает первенца. Она боится и ненавидит всех людей Охары, и во главе невидимого воинства ставит Ольвию. — Почему? — спрашивает Ольвия, когда все уезжают, — Почему, дедушка? Она силится узнать, кто разделил мир на плохих и хороших, бедных и богатых, почему женщины так уязвимы и слабы, кто позволил мужчинам брать их силой — и что есть смысл, но у деда нет ответов на эти вопросы, он сломлен и приболел. Брат Ольвии бранит ее — была бы поумнее, ублажила бы своего сюзерена и носила бы бастарда от него, но Ольвия слушает его молча — без эмоций, их она потеряла впервые и на долгие годы. Два года спустя она возвращает долг сэру Нико Оге и берет его фамилию. Он все так же старше на двадцать лет и добр. В его доме небогато, но Ольвие нравится чистота очага и доброта его старой матери. Короткий ее брак она коротает в беседах с пожилым мужем и теплых ужинах на троих. Ее девственность остается у него в постели — он берет ее быстро и стыдливо, долго извиняясь, как будто бы не имел на это право. В этом, конечно, нет страсти из сказок, но это лучше липких пальцев лорда Спандайна. Ольвия покидает новый дом дважды. В первый раз, когда едет праздновать осенний фестиваль Охары — книги и карты сыпятся, как яблоки с деревьев. Во второй раз она едет без мужа — его мать умерла, а он прикован к постели. Ее ждет сюзерен, чтобы решить, будет ли ее семья голодать грядущей зимой, и Ольвия берет себя в руки, чтобы не пасть еще ниже, чем теперь. — Я летописец, — говорит она. — Я знаю историю. — Кому она нужна твоя история, — смеется лорд Спандайн. Он возмужал и стал умнее, чем был, но по-прежнему видит в ней только женщину. Ольвия знает об этом и потому надела свое лучшее платье — белое с меховой оторочкой. Он сорвет ее, без сомнений, но зато она спасет Охару и свое надуманное счастье, попытается хотя бы. Спандайн еще молод — на шесть лет старше Ольвии — и его слабая жена, которая потеряла разум от единственных родов, не может дать ему того, чего он так жаждет. Он грубый, но любит нежность — и Ольвия с удивлением узнает, что может дать ему ее. Она трогает шрамы на его лице, солдафон настоящий, но вот он целует ее руку, потом ее грудь и смыкает губы на соске, как ребенок, как взрослый ребенок. Она гладит спутанные волосы и позволяет ему взять себя. Молодость тянется к молодости — и Ольвия не кажется себе шлюхой, скорее она просто женщина, а он — мужчина. Они занимаются любовью круглые сутки, снова и снова — уже месяц муж ее ждет письма, но письма нет, а вместо письма приходят корзины с припасами, деньги и топливо, его дом снова сыт и согрет — но без Ольвии. Ольвия едет с лордом Спандайном на Змеиные Острова, после на юг, после на королевский бал. Белокурая красавица с острым умом кажется находкой, Спандайн гордится ею. Он пал к ее ногам много лет назад — и падает снова, зубами снимая с нее чулки. — Только не внутрь, — просит Ольвия, и он сдерживается. У него растет сын, слабый и глупый — а было бы хорошо иметь сына от Ольвии, белокурого и сильного. Ольвия знает, что виновата перед дедом и Охарой, но отчаяние и голод толкают ее вперед. В королевском дворце она видит людей, которые раньше брезгливо морщились при виде ее семьи — и ловит второй урок жизни — люди глупы и видят не дальше надушенных манишек или вздернутой груди. В темной заводи столицы Ольвия встречает поэтов и путешественников — и иногда пиратов, потому что они самые свободные люди на свете. Но ее леди Ольвию, любовницу Самого, никто не воспринимает всерьез, пока она не открывает плотно сжатые губы. — Я летописец, — говорит она. — Королевский… — она знает, тут нечем гордиться и готова плакать от обиды. — А я будущий король, — отвечает ей самый грязный и счастливый из пиратов, которого ее лорд очень хочет казнить. — Король пиратов. Он смеется — и сердце Ольвии сжимается — впервые в жизни, единственный раз — и последний — она встречает того, за кем хотела бы пойти. Хотя бы до соседней двери. *** Роджер не любит женщин так, как свободу — и ему простительно, потому как свобода тоже не любит его, а женщины морщат нос от запаха. Ольвия на его корабле читает гневные письма лорда Спандайна — и плачет от жалости и стыда. Роджер не звал ее с собой, она сама пошла — его глаза обещают ей острова и приключения, а она так соскучилась по жизни, запутавшись в этих припасах, фестивалях и надушенных манишках. — Это Рафтель, — говорит ей Роджер. — Назову это краем земли. Он называет — и Ольвия ведет свою летопись, а по ночам нагая и красивая воспевает другие подвиги Роджера. Он пират, а она просто пиратская шлюха — но в блеске костра всем видно, кто тут король, а кто его летописец. — Это Скайпия, — повторяет она за ним. — Я напишу тут, что мы были здесь. Но вместо «Мы» — обнадеживающего и нежного — она пишет его имя, по привычке, и уже отчетливо слышит, как толкается ее ребенок. Ее сын. *** Ольвия рожает в доме деда — и готова отдать богу душу за родовые муки, сладкими они кажутся после того, что было с ней. — Все пройдет, — обещает Клевер. — И ты забудешь… Жизнь такова, моя милая. Она знает, что он прав, и только глубокой ночью приходит в себя. Ее младенец спит рядом, мокрый и беззащитный, как и все младенцы на земле. — Я вывернула себя наружу — и родила дитя, — думает Ольвия. — Я больше не благосклонная супруга лорда, не любовница всемогущего, не подстилка для пирата. Я мать. И летописец. Ее ребенок открывает мутные синие глаза — и смотрит на нее, не видя в ней Ольвии. И не увидит уже. Только большую грудь, наполненную молоком. Только тепло, способное защитить и спасти. Не больше. Ольвия смеется, склоняясь над колыбелью. Ее дитя — девочка — а значит, история не закончилась и не закончится уже.