Частица бозона Хиггса

Мне нравится, что среди воспоминаний о тебе последней мелькает та, где ты умираешь. Нет, мне совсем не нравится эта мысль, просто сперва я представляю, как ты громко смеёшься и твои глаза превращаются в две маленькие щели, как заботливо ты оборачиваешь свои пальцы вокруг кружки с дымящимся чаем, как кружишься посреди главной площади незнакомого города и кричишь во все горло, и только после всего этого меня начинает мучать тот факт, что тебя и нет уже. И улыбок твоих тоже нет, и сбивчивого неврастенического шепота тоже нет, и души твоей тоже больше нет. Я ведь помню многое. Например то, как горячо ты был влюблён в моего брата и как страдал из-за него, как плакал мне в плечо хотя всегда боялся выглядеть слабым придурком. Ты был особенным придурком. А ещё я помню, как зимой мы в тапочках на босу ногу стояли и курили на балконе какого-то ужасного мотеля в каком-то ужасном городе. Слышались звуки удаляющейся сирены и чьи-то стоны неподалёку, а ты мурчал песни себе под нос и говорил, что все будет хорошо, хотя мои проблемы на тот момент по сравнению с твоими казались глупостью. Наверное, только тогда я и понял, что сильно люблю тебя. Как друга, как брата, даже больше чем брата. А ты смеялся и шёпотом прибавлял, что мы рокеры, мы должны сейчас напиться и выкинуть из окна телевизор. Но за неимением денег из окон летели стаканы, а не телевизоры. Ты ел только самые поджаренные кусочки картофеля, ты высовывал кончик языка, когда смеялся, ты был ужасно умным, хоть и считал себя полным идиотом и нередко из-за этого впадал в кризисы личности. Примерно два раза в неделю. Ты так и не сказал мне, что скоро уснёшь. Побоялся. Придурок. Я помню, что в последний раз ты бросил мне через плечо: - Никогда не говори Джерарду. И ушёл. Я остался один на том склоне встречать рассвет. Небо было красивым, конфетно-розовым с яркой оранжевой полосой прямо на горизонте. Солнце медленно приходило в этот мир, а ты уходил. Сгорел буквально за две недели, не оставляя никому и шанса попрощаться. Я узнал о том, что тебя нет от твоей же матери, когда позвонил вечером 12 июня (ты должен был вернуться из поездки домой и солгал мне, сказав это, первый и единственный раз). Джерард сидел рядом и курил сигареты с ароматом вишни и явно ими наслаждался, у него вообще странные вкусы. - Да? Миссис Айеро взяла трубку и очень неловко и тяжело вздыхала на мои просьбы "дать уже эту чёртову трубку этому чертовому ублюдку". А потом она пробормотала что-то про ребёнка, и про смерть, и про то, что так бывает только в фильмах, но она не врет и вообще лучше бы я пришёл завтра в церковь и сказал что-нибудь хорошее, ведь я был его лучшим другом. Видимо, на моем лице все было написано довольно красноречиво, ведь Джерард, взглянув на меня спросил только: "Перегорел?",- и, получив утвердительный ответ, выкурил ещё две сигареты. А затем побежал. Грустно жить без тебя, зато я научился ценить то, что имею. Теперь я ем только самые поджаренные кусочки картофеля, ведь они самые вкусные, а на меньшее я не согласен. Теперь я обхватываю кружку с чаем так, словно это само важное. Теперь я смеюсь громко, кричу и веселюсь до кругов перед глазами. Теперь я курю сигареты без фильтра и обнимаю Джерард чаще. Ведь ты не успел. Ведь теперь я живу немного за тебя.