Дождь: пронизывающий до нитки, моросящий или прекращающийся уже через пять минут.
— Эта мелодия похожа на дождь, — в еле уловимой тишине, нарушаемой лишь музыкой, раздался голос. От нот этой мелодии можно впасть в хандру. Тёмные волосы девушки, чуть длиннее ключиц, слегка приподнимаются вместе с её плечами. Лицо то ли нахмуренно, то ли расслабленно.Душа. Как необычно звучит это слово в повседневном быту, но именно о нём стоит задуматься.
— Скорее, это крик души, — ответила брюнетка. — Только без слов в разы лучше. И снова она начинает играть. Но сейчас, когда она не одна, играть становится труднее. Прозрачные шторы колышутся со слабыми порывами ветра. Серые тучи движутся по небу с огромной скоростью и немного освещают зал. — И о чём же твой крик души, странная девочка, приходящая в не менее необычное место? — Айзек задумчиво склонил голову. Пульс увеличивается. Сказать о том, что все её мысли заняты парнем, фактически спрашивающем об этом? Музыка затихла.Руки Эллисон, буквально минуту назад игравшие прекрасную мелодию, оторвались от пианино.Казалось, что мир моментально остановился.Девушка встала и её нежно-голубое платье плавно развевалось на ветру. — А твой о чём? — уклончиво ответила брюнетка. — А я не ребёнок, чтобы принимать такой ответ. — А кто ты тогда? — А ты кто? — Я, — протянула она. — Наверное, я ребёнок. — А я с детьми не общаюсь, — Айзек улыбнулся. — Ну и не общайся, — девушка толкнула его в бок и засмеялась. — Зачем ты ходишь сюда? Это же Богом забытое место. — А ты как думаешь? Тишина. — А я не думаю. — Я хожу сюда, чтобы играть, — с наигранным раздражением ответила девушка. — А играешь зачем? Молчание. — Чтобы слышать себя, — начала девушка. — Знаешь, сейчас никто себя не слушает. В этой суете, шуме города и множестве голосов других людей, мы часто не слышим самого главного человека в нашей жизни – себя. А я хочу слышать. После пары секунд молчания, в комнате вновь появились голоса. — Хочу слышать то, что просто так не пойму. Да и словами это трудно выразить. Понимаешь, Айзек? Парень кивнул. Казалось, что ничего важнее в этой жизни он не слышал. — Это называется – мелодия души, — лениво продолжала она. — Я словно разговариваю с собой. Слышу все пожелания, все радости и печали своей души. И знаешь, это лучший собеседник в моей жизни, честно. Айзек сострадательно посмотрел на девушку и без слов её обнял. Так крепко, что кости могли сломаться. И только тогда она поняла, что это – один из самых важных моментов её жизни. — А ты отдашь мне свою куртку? Тут холодно. Айзек отстранился и протянул ей вещь, которую только что снял с себя. — А вообще, — начал он. — Ты же ещё ребёнок, разве мама не должна тепло тебя одевать? Она посмотрела на него. Он притянул её ближе к себе за талию и затем, всё ещё улыбаясь, открыл дверь. С этого момента, каждый день два человека сидели тут почти всё своё время. И каждый раз, когда они тут были, столь холодное помещение наполнялось музыкой и теплотой. Она — играла, а он — слушал. И каждый раз, когда они входили в этот зал, Айзек спрашивал: "А что сегодня у тебя на душе, Элли?"