mozart.

Это совсем не больно, это не страшно вовсе. Стоном свиваясь в горле, в горле застрявшей костью быть для тебя, мой ангел. Больно – проснуться ночью, зная что ты оставлен. Зная, что тьма ночная обволокла завесой, простынь рукой сминая, все потеряет вес и…к черту все, слышишь? К черту! Я от тебя зависим, как наркоман от дозы, как лепестки от света. Ты задаешь вопросы, я – лишь даю ответы. Это совсем не страшно, зная любовь шальную – лежа в чужих объятьях помнить Его поцелуи. И уж совсем не страшно устами лобзать уста. Страшно услышать «знаешь, я от тебя устал». Можешь кричать до хрипа, можешь кромсать запястья нитью смычка от скрипки. Он был как день прекрасен, солнце твое, Сальери; день, когда птицы пели, пели свое скерцино. В клетке его сидели – медной - скворцы и пели. Можешь молчать до хрипа, можешь кричать до дрожи. В парке вечерне-тихом снова знакомые рожи. Вам появляться вместе запрещено, ты знаешь, ваша любовь запретна обществом и небесами. Ты оглянулся украдкой, перекрестился «Пусть в душах, до грЕха падких не заведется грусть. Я не прошу прощенья, просто люблю – и все, а за любовь – горенье? Сам разведу костер, дров наломаю, брошу – пусть догорают дни, мысли рукой сметаю – мне сейчас не до них. Только его не трогай, нет в том его вины - Гением был наказан, за Гений и был любим. К светлым воротам Рая, прошу, его не мани; все мы, до срока сгорая, нити срывая судьбы, просим, чтоб жить подольше, чтоб отодвинуть смерть.…Если возможно это – отдайте ему мой век» Жизнь приближалась к коде, плавился свечки воск; реквием на изломе нотами вгрызся в мозг. Играть невозможно стало – артрит отравил перста, и даже его ладони, даже его уста! – не могут унять той боли, что колет под сердцем бок. Последнее держит в жизни – семья, СальерИ и Бог. Но полно уж, хватит; Вена по-зимнему холодна, по-прежнему давят стены, но помощь уже не нужна. Ты сыгран, как лучшая пьеса, последний аккорд фатален – погиб композитор-повеса, погиб. Был любовью отравлен.

***