***
Когда она проснулась, Канкуро чинил марионеток. Но тело не слушалось и, скрипя зубами то ли от злости, то ли от холода, он вновь и вновь ронял детали на пол пещеры. Сари тихо присела рядом. Вновь запечатала разломанных кукол в свиток. Сделала напарнику ещё одну инъекцию противоядия. Он пытался отшутиться, оправдаться. Его тяготила собственная беспомощность. Джоунина успокаивало лишь то, что на прощанье он успел привести кукол врага в столь же печальное состояние. Буря никак не заканчивалась, а пришедший на смену ночи день не принёс с собой ни капли тепла. Канкуро снова прижал напарницу к себе, словно пряча от холода. А она, пользуясь случаем, разглядывала черты его лица. Шиноби был хмур и задумчив. Повинуясь минутной сентиментальности, Сари немного приподнялась и, зарывшись пальчиками в его волосы, погладила по голове. Он среагировал мгновенно, но не так пагубно, как мог бы в здоровом состоянии. Она почувствовала, как шиноби попытался активировать чакру, но не смог этого сделать из-за действия яда. От этого парень нахмурился и резко выдохнул, прикрывая веки. Понимая, что её жест только ухудшил ситуацию, девушка вознамерилась убрать руку. И как только маленькая ладошка, выскальзывая из-под капюшона, оказалась на щеке джоунина, он направил на куноичи строгий взгляд. Она не знала, как оправдаться. Опускала глаза, мечась взглядом по полу пещеры. Открывала и закрывала рот в попытках что-то произнести. Видя её замешательство, он чуть качнул головой, как бы гладя её ладонью юной куноичи. Она резко подняла лицо и чуть не столкнулась с ним носом. Канкуро снисходительно улыбнулся. А Сари будто бы переклинило: прежде, чем осознать свои действия, она подалась вперёд. Поцелуй был недолгий, неумелый, но Канкуро не сопротивлялся. И поэтому она отважилась на второй, на него юноша уже ответил. Дальше — больше, и вот он уже поглаживает ослабевшими руками её узкую спину, оставляет на шее засосы. А она, скинув с парня капюшон, прижимает к себе его голову. Дальше — больше, и в момент, когда рушится последняя преграда на пути её первого мужчины, заставляя куноичи жалобно взвизгнуть, сжав сильными пальцами его плечи, по щекам Сари катятся горькие слезы. Они вызваны не физической болью, а отсутствием в его взгляде чего-либо помимо вожделения, чего-нибудь, что хоть немного походило бы на любовь. В этот момент у неё было ощущение, что кожу разорвали тупым ржавым кунаем, попутно вгоняя его в тело, насколько позволяла рукоять. Но она давно стала мало восприимчива к боли, возможно, из-за суровых тренировок или частых и опасных миссий. Но Суна не Кири и иммунитета к моральным мучениям в ней не вырабатывают, их попросту игнорируют. Он замер, понимая, что в его руках пятнадцатилетняя девчонка, что не так давно была невинна, что, судя по слезам на по-детски округлом личике, ей сейчас больно. Джоунин целует её плечи, старается прижать к себе. Он всё так же сидел, опираясь о стену пещеры, а куноичи стояла на коленях, тесно прижимаясь к нему и не давая себе полностью опуститься на детородный орган любимого. Когда Канкуро решил продолжить начатое, то с ужасом осознал, что ничего путного не выходит. Яд всё ещё напоминал о себе, сковывая движения, а тело просило своего, упрямо мучая хозяина. Сари прекрасно это понимала, и в какой-то момент ей стало всё равно, что он чувствует сейчас. Главное, что рядом, а остальное не важно. В конце концов, возможно, это её единственный шанс настолько приблизиться к любимому. Весьма вероятно, что по возвращении в деревню старший брат Кадзекаге снова станет недосягаемой мечтой. Девушка начала медленно и робко двигаться, зажмурившись от смущения. Скорее всего, она никогда не станет его любимой, но, вполне возможно, сможет получить статус привычки. А привычка иной раз бывает куда сильнее любви. И всё бы ничего, но вдруг оголённой спины коснулись чьи-то холодные руки. Сари в ужасе замерла, понимая, что рядом находится кто-то третий. Канкуро поднял взгляд на побледневшую от ужаса девушку и увидел за её спиной Акасуна он Сасори. Первым порывом было вскочить на ноги и прирезать врага так, кстати, попавшим под руку кунаем, но как только джоунин подался вперёд, тело обессиленно опустилось на колени. Чакра только-только начинала циркулировать по каналам, и для атаки её было слишком мало. Юноша понял, что это конец, и приготовился к худшему. На лице нукенина отразилась холодная усмешка, а появившийся в руках кунай не предвещала ничего хорошего. Но вдруг раздался тихий голос юной куноичи: — Не надо… — девушка держалась за любимого руками и ногами, будто бы пытаясь вжаться в крепкое мужское тело. — Он сильно пострадал и даже при желании сделать вам ничего не сможет. А у меня просто не хватит на это сил. — Неужто ты думаешь, что я просто так уйду? — в его голосе чувствовалась насмешка. Преступник провёл пальцами по волосам девчонки, приподнял несколько прядей, сжал их в руке. Канкуро начал медленно и верно приходить в ярость, что не ускользнуло от внимания врага. — Делайте всё, что хотите, только не убивайте его, умоляю! — Сари сорвались на отчаянный крик, но быстро затихла, ощущая, как сильно сжимает талию рука напарника. Сасори встал на колени, сравнявшись взглядом с Канкуро, и с какой-то дьявольской ухмылкой резко потянул на себя волосы девчонки, заставляя её зажмуриться и запрокинуть голову назад. Он будто бы пытался оторвать её от напарника, но единственное, чего смог добиться, так это того, что Канкуро, собрав все силы в кулак, встал на колени, пытаясь облегчить участь девушки. — Всё, что хочу? — после этих слов брат пятого Кадзекаге с ужасом понял, что именно задумал предатель Сунагакуре. Боясь раскрыть веки, куноичи, тихо всхлипнув, кивнула головой. Через мгновенье её пронзила резкая боль, а следом раздался звон метала от выбитого из руки Канкуро куная. Она не сразу поняла, что происходит, а когда пришло осознание ситуации, было поздно кричать и вырываться. В анальное отверстие быстро и грубо вколачивалось что-то чужое, а сильные и холодные пальцы, крепко держа за бедра, заставляли двигаться в ритм толчкам, обещая оставить на память немалое количество синяков. Но больнее всего било то, что всё это происходило в «его» присутствии. Однако тихое рычание напарника и сила, с которой он прижимал её к себе, оставляли надежду на то, что это происшествие не положит конец их общению. Данная мысль заставляла Сари цепляться за джоунина как за спасательный круг и тем самым удерживать его от падения. Девушка испытывала немалую боль от действий насильника, однако это ощущение оставалось на заднем плане. Возможно, к моменту, когда утихнут душевные страданья, она гораздо острее почувствует последствия этого момента, но сейчас её полностью поглощал ворох собственных мыслей. Канкуро всё больше и больше ощущал себя ничтожеством, в нём закипала ярость. Он видел, как в ужасе расширились её глаза, как с каждым мгновеньем всё сильнее бледнело её лицо. Он чувствовал, как в спину вонзились короткие, но острые ноготки, а внутри девушки всё сжалось, будто отторгая чужую плоть. Он понимал, что всё это она терпит лишь ради него. Память услужливо представляла взору давно прошедшие моменты их предыдущих миссий, её взгляды, жесты, поступки. Медленно, но верно возникло осознание того, кем он является для этой куноичи. Неизмеримо сильно по собственному достоинству била реакция собственного тела, которое, пусть и не двигалось, но было явно не против подобного развития событий. Переведя взгляд на нукенина, который, будто энергетический вампир, высасывал из них остатки самообладания и здравого смысла, юноша окончательно рассвирепел. Ну, нет, он не позволит этому продолжаться. Джоунин осторожно касается щеки девушки, приводя её в себя, и осторожно укладывает на своё плечо, активирует те крохи чакры, которыми располагает на данный момент, пытаясь нитями дотянуться до лежащего поблизости подсумка напарницы. Сасори замечает это и ехидно скалится, предвкушая скорую расправу с врагами, и тем не менее не торопится заканчивать игру. Это становится его главной ошибкой, ведь он не просто недооценил противника, но и полностью сбросил со счетов молодую куноичи. Вовремя сообразив, что происходит, Сари концентрирует чакру в ладонях и передаёт сокоманднику, попутно обжигая ею спину молодого шиноби. Внезапно возникшая нить выхватывает из подсумка кунаи и, прежде чем нукенин успевает опомниться, отправляет в атаку холодное оружие. Через несколько мгновений на спину девушки падает безжизненное тело врага. Она чувствует его тяжесть и то, как по спине стекает горячая кровь, а ещё по-прежнему сжимающую талию руку любимого. Куноичи бьёт мелкая дрожь, а через какое-то время юное тело начинают сотрясать рыдания. Она боится даже взглянуть на любимого. Отступившая боль оставила после себя пустоту, которую мгновенно заполнили далеко не самые радужные мысли. Канкуро вновь откидывается на стену пещеры, сгибая ноги в коленях, сверху неосознанно наваливается рыдающая напарница, с которой медленно соскальзывает труп нукенина. Юноша гладит её по волосам и поправляет задранную, насквозь пропитанную кровью юбку. Он прижимает куноичи к себе обоими руками. Приоткрывает губы в попытке сказать что-то успокаивающее, но, не находя слов, выдыхает и смыкает их вновь. Касается губами виска куноичи, заправляет за ухо волосы. Снаружи всё так же свирепствует песчаная буря. Куноичи неосознанно сжимает и разжимает внутри себя возбуждённую плоть, часто вздрагивает от непрекращающегося потока слёз, ещё больше прижимаясь грудью к напарнику. И будь у него сейчас возможность нормально двигаться, он бы, скорее всего, не сдержался, но яд ещё не полностью прекратил своё действие, тем самым спасая девушку от новой волны боли, а парня ввергая в пучину самобичевания. Действия любимого помогают куноичи успокоится, осознать, что она не опротивела ему и это сводит на нет немалую часть душевных терзаний. Лежащий совсем рядом труп врага наводит на мысль о том, что теперь они в безопасности. И только сейчас, будто очнувшись от болевого шока, она в полной мере чувствует всё то, что испытало на себе её тело. Но большая ладонь напарника успокаивающе гладит по волосам, не давая сосредоточиться на неприятных ощущениях. Полностью поглощённая своей измученостью и не замечающая ничего вокруг, Сари проваливается в сон, больше напоминающий потерю сознанья, но даже после этого не прекращается поток слёз. Куноичи просыпается лишь поздно ночью. Девушка пробудилась от холода. За всё это время её напарник почти так и не сменил позы, не было ни сил, ни желания. Рядом лежал давно остывший труп врага. Боль юрким мышонком проскользнула в сознание, напоминая о недавних событиях, но осталась проигнорированной. Не замечать подобных «неудобств» её научила нелёгкая работа шиноби, да и не раз были случаи, оставлявшие после себя куда более серьёзные и назойливые увечья. Куноичи не видела смысла в само бичевание и беспокойстве о том чего уже не изменить. Что же касается её отношений с напарником, то девушка не знала, что и думать. С одной стороны её унизили при любимом, а с другой он не отвернулся от неё, пытался успокоить… Не в силах разобраться в себе Сари решила сосредоточиться на миссии. Немного привстав в попытке дотянуться до подсумка и замечая, на чём сидела, она снова падает на грудь юноши. Канкуро не спал, за прошедшие, проведённые в неспособности нормально двигаться, часы он успел многое обдумать. Пробуждение напарницы и её действия не остались для него незамеченными. Юноша уже успел для себя решить, что больше не намерен расставаться с этой куноичи. Слишком многим он ей обязан для того, чтобы делать вид, что ничего не случилось. Слишком хорошо они друг с другом ладят, чтобы разбежаться в разные стороны — всё равно от совместных миссий не отвертеться. Как только она попыталась встать, он резко притянул её обратно, вновь усаживая на возбуждённую плоть, раздразнивая так и неразрядившееся тело. От накопившегося стресса куноичи остро реагирует на действия напарника, резко сжимаясь внутри, как бы выдавливая из себя чужеродный орган, но ни к чему путному это не приводит, лишь сильнее распаляя парня. Она дрожит всем телом от холода и напряжения, боясь представить, что произойдёт дальше. А он не может подобрать слов, чтобы разъяснить ситуацию, просто буравит её взглядом сквозь ослепляющую темноту и ощущает маленькое замёрзшее тело. Девочка что-то лепечет про противоядие и миссию, тянется к подсумку и он не находит иного выхода, кроме как ненадолго ослабить хватку. Его состояние сравнимо с помешательством, разум уже почти не работает и единственное, что могло бы облегчить участь — это разрядка; но слабость во всём теле не позволяет о ней даже мечтать. Сари вновь приподнимается и его руки, скорее осознано, чем случайно, перемещаются на ягодицы куноичи, медленно начиная их сжимать. Она резко подскакивает и шипит от боли. На задворках сознания юноши мелькает мысль о синяках, оставленных насильником, и в душе вновь поднимается ярость. Но уподобляться ему совсем не хочется, и поэтому он, сжав зубы, продолжает терпеть. Девушка соскальзывает с его плоти и садится рядом, на ощупь находит нужный шприц с противоядием и делает напарнику инъекцию. Затем находит свиток и запечатывает тело врага. — Миссия выполнена… — тихо произносит она, закрепляя подсумок на поясе и пряча в него свиток. Он протягивает ей несколько часов назад им же снятую футболку. И куноичи, стуча зубами от холода, надевает возвращённую одежду. Это немного успокаивает девушку. Канкуро чувствует, как постепенно к нему окончательно возвращается контроль над собственным телом. С каждым часом свист ветра и песка становится тише и, ещё до наступления рассвета, буря окончательно заканчивается. Пещеру оглушает тишина. Они молчат. И лишь когда темнота начинает отступать, куноичи решается нарушить молчание: — Канкуро-семпай… вы не могли бы… о том, что здесь произошло… пожалуйста… вы… — она запинается, путается в словах, не может правильно сформулировать мысли. — Иди ко мне… — тихо произносит он, и она повинуется. Девушка садится рядом, опускает взгляд. Он знает, что это неправильно, но по-другому уже не может. Поцелуй, ещё один, осторожные ласки, он боится её спугнуть. Сначала Сари пугают действия любимого, но нежные прикосновения не приносят боли, и, решив что «клин клином выбивает», она решает заменить свои воспоминания об этой миссии. Девушка начинает отвечать, робко, с опаской. И всё же его она не может бояться или отталкивать. Они начинают всё заново. И когда света в пещере становится достаточно, чтобы разглядеть лица друг друга, он с облегчением не обнаруживает ни слёз, ни боли на её уже ставшем родным лице. А она помимо низменных желаний замечает ещё и беспокойство. И пусть это не любовь, ей хватило бы для счастья и меньшего.***
Когда они возвращаются в Суну, он прямо в кабинете Кадзекаге заявляет об их свадьбе, не давая новоиспечённой невесте даже понять, о чём речь. Не проходит и трёх дней, как они становятся супругами, и она уже думает, что он взял её в жёны лишь из-за чувства ответственности. Впрочем, и сам Канкуро склонен так полагать. Но когда неугомонная Матсури вновь начинает таскать за собой лучшую подругу, по большей части вслед за юным Кадзекаге, в душе джоунина вскипает ревность, разрушая в прах все те стройные ряды причин его женитьбы. А вскоре после этого устроенный ревнивым мужем немаленький скандал, о котором узнала, пожалуй, вся деревня, окончательно ввёл новобрачную в пучины отчаяния. Ведь со дня возвращения в деревню он ни разу к ней не притронулся, и, как она думала, уже успел пожалеть о своём скоропостижном решении. И, возможно, они бы так и продолжали страдать поодиночке, спрятавшись друг от друга в разных комнатах, если бы вскоре она не узнала о своей беременности, причиной которой могло быть только то холодное утро в пещере на их последней совместной миссии. Сари долго не знала, как сообщить мужу об этом событии, а время неумолимо испарялось, как вода под жарким солнцем пустыни. И когда в собственном отражении в зеркале она разглядела только-только появляющийся животик, то не нашла ничего лучше, чем, оставив мужу записку с недвусмысленным содержанием, убежать в резиденцию Кадзекаге, «помочь Матсури с бумажной волокитой», а заодно спрятаться от любимого супруга, чью реакцию на подобное извещение даже представить боялась. Однако Канкуро столь неожиданное известие с подвигло вовсе не на очередной скандал, как полагала молодая супруга. А на довольно-таки неожиданный для неё всплеск радости, заботы и душевных излияний, которое, наконец-то, расставили все точки над ё. Сейчас же, сидя дома и дожидаясь с миссии супруга, от ревности взрывалась уже сама Сари. А всё из-за того, что в напарницы мужу определили бывшую сокомандницу Матсури — Юкату, довольно-таки глупую, но смазливую девчонку. И прошло уже двадцать восемь минут с того момента, как Канкуро должен был вернуться домой. Стоя у окна и поглаживая немалых размеров живот, Сари уже шестой раз повторяла недавно придуманную и почти что заученную наизусть гневную триаду. Сам же Канкуро, стоя в кабинете брата и выслушивая от старшей сестры «что-то очень интересное о её миссии в Конохе» нервно косился на часы, боясь даже представить, что его ждёт дома.