Oblivion

      Вода в ванной льётся целую бесконечность. Чёртов водопад в четырёх стенах. Комнату, в которой я лежу на кровати, наполняет очередная популярная песня. Ты знаешь, что я никогда не был меломаном. Радио ты включил лишь для того, чтобы я не слышал стонов, когда ты будешь кончать на холодный кафель, подперев его лбом. Губы твои будут разомкнуты, словно ждут моего поцелуя, глаза блаженно прикрыты, пальцы на ногах ты прижмёшь, когда напряжение будет выходить из твоего тела, и голова наполнится мыслями обо мне. Ты хочешь меня сильнее возможного сексуального влечения. И я это знаю. Это знаешь и ты сам. Но никогда мне в этом не признаешься.       Поток воды смолкает, и ты появляешься в комнате весь распаренный и умиротворённый. Это меня возбуждает. Ты присаживаешься рядом со мной на кровать, и мы молчим. Несмотря на то, что я пытался тебя убить, ты всё равно со мной. Это глупо, это переполняет меня чувствами, но это не восхищение. И не восторг. Нечто, из-за чего я тоже с тобой, хотя ты легко можешь меня убить. По радио играет очередная сопливая песня о любви. И я думаю, что это точно не о нас. Да и нет никакого «нас». Есть только я и ты — это не ужасно, но это не любовь.       Страх. Меня переполняет страх к тебе. Честнейшее из чувств, чистейшее. Его не спрятать под очками. Твоё тело тебя выдаст. Ты знал, что тело тоже умеет говорить? Оно никогда не лжёт, поэтому я так хорошо тебя знаю: я слушаю, что говорит мне твоё тело.       Я сам всё испортил. Моя отчаянная попытка найти добро среди зла, счастье в страданиях привела тебя к тому, кем ты стал. Мне жаль. Саморазрушение — штука заразная. Вечномутирующий вирус СПИДа. Вечномутирующий вирус саморазрушения. Сначала ты режешь себя, потом спиваешься, потом находишь свой идеал и слепо следуешь ему, уверенный что излечился. Но это бесполезно. Мне очень жаль, что я стал твоим идеалом.       Твоё тело говорит мне всё. То, как ты зачёсываешь волосы, то, как смотришь на меня, то, как держишь пистолет, чтобы приставить его к голове очередного заказа. Оно кричит мне спасти тебя. Но сам ты молчишь. «Забери меня. Люби меня, люби меня, люби меня, люби меня, люби меня, люби меня, люби меня, люби меня, люби меня, люби меня. Я стану тем, кем только захочешь». Я вижу в тебе себя. Слишком много моей прогнившей душонки в твоём теле, которое молит меня о спасении. Но сам я молчу.       На моём счету множество потраченных не вхолостую пуль. Каждая предназначалась кому-то. И каждая досталась своему хозяину. Прости меня. На твоём счету пуль не меньше. И, Господи-Боже, ни одна из них не предназначалась для меня. Прости меня. Довольно странное чувство обладания чужой жизнью. Ты становишься Богом. Примеряешь на себя маски всех Святых. Но никогда не молишься. Это ли не странно, что именно ты сам выбираешь секунду, когда сердце остановится? Я люблю чётные числа. Это странно, что я думал о твоей смерти? Прости меня. Я думал о твоей смерти. Я продумывал твою смерть.       Имея огромную власть, невозможно оставаться безызвестным. Самая высшая власть — жизнь людей. И мы не безвестны. Довольно много людей, возомнивших себя Богами, в точности, как и мы сами. Но мы скорее оружие в их руках. Только вот на курок нажимает не Бог, а я. Человек, выполняющий работу Бога. Мы были слишком самонадеянны и слепы, и Боги рассердились на нас. Я знаю, что ты стал оружием в чужих руках, чтобы убить меня. Пуля в твоём кармане только и ждёт, чтобы вонзить свои острые клыки в чьи-нибудь кости. На этот раз она предназначается мне. В моём кармане тоже пуля. Она для тебя, потому что я такое же оружие, направленное против тебя. Моя задача — твоя смерть.       Если я наведу на тебя пистолет, что ты выберешь: смерть или меня?       Любовь. Твоё тело давало её мне, когда я касался тебя. Тогда мои руки были чисты, тогда у тебя не было идеала. Я был нежен, а ты неопытен. Твоя кожа пела под моими пальцами, словно я задевал натянутые струны. Мои объятия дарили тебе успокоение, а губы — страсть. Моё тело дарило тебе любовь. Я хорошо помню твою юношескую сутулую спину, чистый взгляд, искусанные губы. Ты вечно щёлкал суставами на пальцах. Даже полностью обладая тобой, я не знал тебя по-настоящему. Как и ты меня. Мы соприкасались кожей и больше ничем. «Любовь» — не совсем верное слово, но это первое, что приходит на ум.       Когда я навёл на тебя дуло пистолета, секунды застряли в мазуте. Я видел только твои глаза и место, куда должна войти пуля. Бесконечно барахтающиеся в чёрной жиже секунды. Ты смотрел только на меня. Что бы ты выбрал: смерть или меня? Твоё тело молчало. Я опустил пистолет и выбрал тебя.       На моём счету много гильз. И лишь одна уцелевшая пуля.       Я не знаю, чем закончится эта ночь, ведь ты имеешь полное право на месть. Ты можешь потратить пулю, уверенный, что я это заслужил. И, Боже, я это заслужил. За всё, что сделал. За всё, что сделал и с тобой. И, Господи-Боже, я этого ждал. Ты слишком похож на меня. Но ты никогда не бросаешь работу.       Я ждал дуло пистолета у виска и шанс на спасение. Я выбрал тебя. И ты знаешь, что это значит. Ты целуешь меня в губы, щёки, лоб. Твои поцелуи как десятки пуль в моём теле. Они кровоточат и жгут. Ты желаешь мне спокойной ночи. Я улыбаюсь. Улыбаешься и ты.       Ты никогда не бросаешь работу.       Когда я засыпаю, ты поджигаешь бумажку с именем заказа и касаешься ею штор, ковра, стопки журналов на столе. Ты тихо уходишь. В твоём кармане – пуля, предназначенная мне.       Твои прощальные поцелуи жгут по всему телу.