В этом доме уже давно нет жизни

      Личной кабинет Лорда Ларингтона дома графства Бервика освящала слабая прожилка, проникающая сквозь толстую ткань штор завешанных окон. Царила мертвая тишина, нарушить которую осмеливалось лишь энергичное царапанье пера о бумагу откуда-то снизу. Громоздкая и величественная фигура Огастуса Ларингтона пересекла кабинет уверенной походкой. Лорд тяжело вздохнул, придаваясь думам о несчастной судьбе сестры, пережившей смерть любимого мужа прошлой весной. Сердце его обливалась кровью при каждом упоминании о его родном и единственном племяннике, о голубоглазом Лукасе, которому уже этой весной должно исполниться пять.       «Прекрасный возраст, чтобы наслаждаться жизнью» — подумал с улыбкой на лице мужчина, вспоминая его сестру, будучи в пятилетнем возрасте. Значительная разница между ними и исключительная наблюдательность позволила лорду отчетливо запечатлеть в памяти прекрасные моменты из детства и юности младшей сестры. С ранних лет в глазах опытного мужчины она затмевала прочих представительниц своего пола. Ее отличала стойкость духа, вовсе не присущая женской натуре и неутолимая жажда познаний. Часу вечерней прогулки в компании дочерей знатных мужей она предпочитала час, проведенный в своей комнате, изучая нехарактерные для мышей изменения в поведении. Однако поведение же самой леди всегда служило поводом для порицаний на семейных ужинах. Внешность леди Дарлингтон на тот момент была совершенным образчиком английской красоты, бело- розовой, как цвет яблони. Покойный отец семейства, Лорд Дарлингтон, свято чтил традиции своего времени, обременяя юную леди на ношение классических платьев в пол времен Вильге́льма IV и обязательным воскресным походам в церковь. Несмотря на всю неукротимость духа, вплоть до самой смерти Лорда Дарлингтона, ныне вдовствующая графиня Бервик, покорно исполняла прихоти болеющего отца и терпеливо ждала новых распоряжений по поводу ее дальнейшего будущего.       На семнадцатом году жизни графини отец ее скоропостижно скончался, оставляя в наследство своей дочери и единственному сыну имение на юге Франции и немалую сумму, накопленную за несколько последних лет жизни. Оставляя дочь на попечительство ближним родственникам, Лорд Дарлингтон убедился в серьезных намерениях графа Бервика, ныне покойного, и дал свое благословение на союз влюбленных.       Прекрасная, словно роза в саду, леди Дарлингтон и состоятельный граф Бервик обвенчались при скромной церкви святой Моники на Эджвер-роуд ровно год спустя после смерти ее отца. Три года прошло с того момента, как Лорд Огастус Ларингтон засвидетельствовал бракосочетание двух молодых, как на свет появился их первенец — светловолосый мальчик Лукас с самого первого дня очаровал дам своим выразительным и проницательным взглядом. Графство Бервика, уютно располагающегося на севере Уэльса, по праву называли одним из самых счастливых графств всей Англии. Счастье ни на секунду не покидало этот дом. Молодая мать, быстро оправившаяся после родов, вскоре вернулась к научной деятельности. Несмотря на экзотичность выбранного ею увлечения, граф Бервик отнесся к такому пристрастию жены с пониманием и всяческим одобрением. Его самого не мало занимала научная деятельность, но ей все же опытный сквайр предпочитал управление графством.       Нередким гостем их уютного имения был брат графини — вечно холостой и сдержанный в проявлениях чувств лорд Ларингтон. За маской хладнокровия скрывался страх за будущее этой семьи, ведь состояние здоровья графа Бервика, несмотря на его финансовую успешность, ухудшалось все сильней и сильней. Последний раз лорд Ларингтон застал графа в приступе сильного жара и несвязного бреда. Строгое воспитание Лорда не позволило ему поинтересоваться степенью серьезностью и разновидностью заболевания графа, но разрушительное воздействие ее было заметно даже невооруженным глазом простого конюха.       Графу повезло и он встретил судный день, будучи любимым в собственной кровати и окруженным опекой лучших врачей всего Уэльса. К сожалению, традиционные методы, использовавшиеся в то время в медицинской практике не смогли сохранить жизнь отцу маленького Лукаса. Два месяца спустя Лорд Ларингтон вынужден был оставить все дела в Лондоне и перебраться в графство покойного Бервика, поскольку потрясенная горем графиня категорически отказывалась покидать дом даже на короткое время для прогулок в саду.       По приезду Лорда Ларингтона специально была подготовлена спальня для особо дорогих гостей и личный кабинет для ведения дел на расстоянии в случае такой необходимости. Вид сестры, с которым Лорд застал скорбящую жену говорил о тяжелой утрате и потере. Лицо ее исхудало, взгляд стал отрешенным и пустым. Былая искра жизни, читаемая во взгляде иссякла, померкла и утонула в глубинах нескончаемой тоски по графу. Немалых хлопот тогда доставила твердая выдержка графини для ее брата, ведь простая прогулка на свежем воздухе состоялась только спустя месяц постоянных просьб и длительных уговоров.       Через какое-то время графиня все же смогла взять вверх над тянущим вниз состоянием своего духа и стала проводить больше времени в компании родственников и друзей покойного, примиряясь таким образом с мыслью о том, что граф более не существует в материальном мире, лишь в ее снах и мечтаниях. Легкий румянец вновь поселился на блендой коже ее щек и лучезарная улыбка графини все чаще и чаще озаряла дом, однако взгляд ее оставался таким же холодным и отстраненным. Этот взгляд выражал усталость, отчаяние и боль всех женщин, переживших смерть мужей.       Резкие перепады настроения и странность поведения все чаще стали бросаться в глаза обеспокоенному Лорду. Лучшие врачи Европы неоднократно навещали графство с одной единственной целью — обследование и лечение графини, однако ее ответ был всегда тот же. Учтиво поклонившись брату за оказанное им внимание, она поспешно удалялась в подвал особняка. Что творилась за стенами этого таинственного помещение до сих пор известно лишь двум людям на всем белом свете — это сама обитательница подвала и бессменная горничная Розали, исправно служившая графине еще при живом отце Лорде Дарлингтоне. Все детство и юность девушки провели вместе и разделяли любовь к науке. Несмотря на разные социальные статусы, графиня Бервик всегда с почтением и уважением отзывалась о работе Розали и поощряла ее по возможности дополнительными часами дневного отдыха и никогда не скупилась на жалованье подчиненной. Добиваться ответов на интересующие вопросы от Розали Лорд Дарлингтон пытался всеми возможными способами. На все расспросы о содержимом подвала Розали театрально отводила глаза в сторону и разыгрывала комедию, прекрасно исполняя роль ничего не понимающей и не знающей прислуги. После нескольких неудачных попыток, Лорд даже предложил Розали обставленную квартиру на Кеннингтон- роуд, на что горничная воскликнула и чуть погодя прибавила недовольным и презрительным тоном: «Ваша наглость не знает границ, лорд Дарлингтон! Сотня обставленных квартир на Вашем Кеннингтон- роуд не стоит и минуты, проведенной на верной службе у графини. А теперь, прошу меня извинить, Графиня Бервик ждет моего присутствия. Я вынуждена Вас оставить.».       Тем временем положение графини резко ухудшилось. Все свое свободное время она проводила этом подвале, периодически отлучаясь на сон и редкие трапезы. Вид ее с утра ничем не отличался от вида человека, страдающего хронической бессонницей. Бывало так, что целые недели графиня пребывала в обеспокоенном состоянии, вовсе прекратив короткие прогулки, которые обычно совершала перед обедом. Наблюдая такое поведение от близкого сердцу человека, Лорд предположил, что графиня смертельно напугана чем-то или кем-то, но, когда он осмелился заговорить об этом с ней за обедом, она стало громко ругаться, что он вынужден был прекратить этот разговор как можно скорее. Со временем ее страхи постепенно рассеялись и она было вернулась к своим прежним привычкам, как вдруг новое событие повергло ее в такое состояние, что на нее просто жалко было смотреть. В нем она пребывает и по сей день. Обезумевшая и несчастная графиня Бервик.       Вернувшись к письменному столу, лорд продолжил работу над счетами убытков, понесенных графством за уходящий март. Взяв на себе ответственность за ведение финансов в графстве, лорд испытывал большое смущение, ведь суммы, проходящие сквозь его руки, значительно превышали его собственное состояние, хоть он и был далеко не последним человеком во всей Англии по количеству накопленных сбережений. Большую благодарность лорд выражал секретарю покойного графа, который во всем помогал лорду и был его правой рукой во всех делах, касающихся графства семьи Бервик.       Минутная стрелка часов лениво пересекла цифру двенадцать, что означало скорейшее появление секретаря в парадной гостиной дома графа Бервика. Лорд поспешил сменить ночной халат на деловой фрак строгого пошива. Через четверть часа он спускается по дубовым ступенькам вниз для дальнейших переговоров с секретарем покойного. Вид Лорда на этот раз немного обеспокоен, об это свидетельствует мертвой хваткой зажатый мундштук меж пальцев правой руки. Учтивым жестом Лорд приглашает секретаря за стол с письменными принадлежностями, расположенный справа от камина и слева от окна, завешанного гардиной. Работа происходит в привычной для обоих тишине. Еще через четверть часа все бумаги были подписаны и рассортированы по нужным категориям. Двое мужчин блаженно откинулись на спинки кресла и закурили сигареты, оставленные предусмотрительной горничной в шкатулке того самого письменного стола.       Оглушительные вопли и отголоски истерического смеха доносились из подвала и словно разрезали умиротворенную тишину, окутанной серым дымом сигарет в гостиной. Мужчины насторожили слух и приподнялись в полный рост, пытаясь разобрать слова из бессвязного потока речи графини. Минуту спустя в комнату врывается Розали с перекошенным набок фартуком и видом до смерти напуганного человека. Мужчины не дожидаясь просьб о помощи устремились вниз по лестнице прямо в подвал, дверь в который была специально была оставлена незапертой Розали чуть ранее.       Первое, что бросалось в глаза, при входе в большую и скудно освященную комнату — это клубки дыма, прикрывающие тела двух сидящих на полу в безобразной позе людей. По голосу и характерной привычкой делать длительные паузы между словами удалось распознать герцогиню. Вид ее был неузнаваем. Множественные ссадины и ожоги на тыльной стороне правой руки, отстриженные волосы до плеч ядовито оранжевого цвета и безобразное состояние наряда ужасали. Графиня же, напротив, за несколько дней добровольного заключения, казалось, не утратила чувство юмора. Хохот ее был слышен отчетливо и отдавался эхом во всех направлениях. Это был призыв о помощи от психически невменяемого человека в форме истерического и безостановочного смеха. На коленях у обезумевшей графини полулежа раскинулся никто иной, как сам граф Бервик. От неожиданного поворота событий Лорда Ларингтона чуть было не схватил сердечный удар. Однако, подойдя поближе, держась за руку не менее потрясенного секретаря, Лорд все же осмелился оттащить графиню подальше от тела графа. Его размеры слегка уменьшились, как заметил лорд сразу же. Цвет его кожи даже в тусклом освящении отдавал зеленой. На голове у него в неестественном порядке рос маленький пучок ядовитого цвета рыжих волос. Его вид был значительно хуже, чем вид больной графини.       Спустя еще пять минут клубки дыма улетучились и полная картина предстала перед Лордом полностью. На полу, в самом центре большой комнаты, не предназначенной для жизни, бездыханно лежало тело графа. Выглядело оно, словно подброшенный специально муляж и имело очень мало общего с действительным трупом человека. Лорд обошел всю комнату на два раза, попытался выявить причину возможной утечки газа, но помимо более сотни маленьких баночек с разноцветными жидкостями лорд не нашел ничего необычного. Лишь помятая и изрядно скомканная тетрадь на краешке стола, заставленного химическими реактивами и книгами, привлекла его внимание. Взяв ее в руки, он перелистнул три страницы назад, медленно произнося в слух содержимое эти страниц. Они гласили:

« Март 14. Эксперимент с делением клетки прошел неудачно. Необходимо больше времени наблюдать процесс деления. Очевидно, что я что-то опускаю. Но что?»

«Март 17. Удача на моей стороне! Проведя три ночи в лаборатории, я выявила ошибку в ходе прошлого эксперимента. Мной не до конца была проконтролирована подготовленность клетки к интерфазе, чтобы состояние хромосом в профазе не носило разрушительных характер. После соблюдения всех правил возможно будет рассмотрение их, как частью метафазы и анафазы одновременно. Жду необходимое оборудование. Розали должна доставить его в лабораторию в ближайший вторник.»

«Март 22. Все оборудование готово для эксперимента. Начинаем великий эксперимент по воскрешению любви всей моей жизни — графа Бервика. Чувствуется мне, что сегодня буде знаменательны день. „

‚Март 24. Неописуемо, процесс деления искусственной клетки завершен успешно! Осталось пронаблюдать эволюцию клетки ее самостоятельное размножение в целях создания тканей человеческого организма, ведь в основе этого материала лежит ДНК ныне покойного графа Берика.‘

‚Март 26. Бэзил открыл глаза. Он жив! Мой Бэзил жив!‘

      С трудом дочитав последнее слово с научного дневника своей сестры. Лорд Ларингтон распорядился, чтобы Розали немедленно собрала все самое необходимое в дорогу для малыша Лукаса, а подручного конюха, застывшего на пороге у парадной двери он в грубой форме попросил немедленно подать кэб на двоих. Сам он поднялся в свою спальню. Собрал самые важные вещи, включая фотографию некогда счастливого семейства Бервик, он не садясь за стул, начеркал одну телеграмму, которую поручил доставить полисмэнам немедленно и письмо, на развороте которого, едва разборчивым почерком было написано ‚Графине Берик. Вручать только по случаю полнейшего выздоровления в психиатрической лечебнице больнице округа Холдернесс- холлу под руководством врача Рюбена Хейза. --- Прости меня, Мэри.‘ Данное письмо он наспех всучил в карман фартука Розали, взяв чемодан мальчика и свой в одну руку, а другой рукой сжав ледяную руку Лукаса, еще не успевшего оправиться после утреннего потрясения, направился к кэбу беспрерывно повторяя себе под нос задумчиво: ‚В этом доме уже давно нет жизни, Мэри, этом доме уже давно нет жизни…‘