Человеческое, слишком человеческое

Псайлок смотрит на Ангела. Голубые глаза на чистом, нежном, невинном лице загораются, когда он дерется или убивает. Он даже не понимает, зачем Эн Сабах Нур его позвал. Главное, что с новыми крыльями из стали он непобедим — что еще нужно для счастья? Псайлок упирает руку в бедро и выставляет ногу вперед. Бесконечная нога в длинном сапоге-чулке и пышное, роскошное, смуглое бедро. Ангел утыкается в него взглядом, дергает пухлой губой — хорошая нога, длинная, — и взмывает в небо, подняв ураган пыли. Он поймет, что его соблазняют, только когда Псайлок схватит его за шиворот и начнет целовать. Но он смотрит на ее прекрасные ноги — она знает, что они совершенны — только когда Псайлок делает так, чтобы их нельзя было не увидеть. В остальное время он смотрит на Шторм. Иногда даже приоткрывая рот, как ребенок на новую игрушку. Ангел смотрит на Шторм, потому что эта девчонка действительно может надрать ему задницу. Псайлок тоже может попытаться, но Псайлок дерется так же, как и Ангел — розовая фигня у нее на руке его не пугает. Отец работал с лазерами, а это даже не лазер. Шторм закатывает глаза, и вокруг шипят и взрываются молнии. Если молния в Ангела — ка-бум! - он будет играть в громоотвод, пока от него не останутся одни крылья. Это его заводит. Шторм, она такая — смотришь, как она шпарит молниями, и встает. А как посмотрит на тебя через плечо — и у тебя полная голова фейерверков. Но потом как зыркнет, и тебе уже хочется прыгнуть в небо и свалиться оттуда на какого-нибудь козла, да так, чтобы все кости ему переломать. Шторм отворачивается, она не смотрит на Ангела. Она смотрит на Магнето. Шторм навидалась похотливых мужиков в своей жизни. Они все одинаковые, ищут, куда бы пристроить свой стручок. Когда Шторм поняла, в чем ее сила, она испугалась — но потом скакала от радости. Пусть теперь ее хоть кто-то попробует тронуть. Ангел пялится на Шторм, как дурак. Когда она устает и пялится на него в ответ — ну что? Надо чего? — он гордо отворачивается и расправляет крылья. Как голубь на току. Он сильный, но совсем глупый — ничего не знает о жизни. Ему бы только пить и драться. Магнето он... совсем другой. Эн Сабах Нур сказал, что люди убили его жену и дочь. Это и по глазам видно, у Магнето больные глаза. Но при всем при том он говорит «Спасибо» и «Пожалуйста», понимает разные языки, и руки у него гладкие и ухоженные, совсем не как у сталевара. Только вот Магнето ни на кого не смотрит. Если только в небо. В небе — синева, редкие облака и ни одной птицы. Эрик думает — доколе ты будешь меня испытывать, кто бы ты ни был. Ты снова отнял то немногое, что у меня было. Зачем, о Господь моего народа, которого нет в мире атеистов, где бесконечен электрон? Ты ломаешь меня и гнешь, как я — все железо этого мира. Ты отрываешь мне лапки, как жуку, одну за одной, а я все кричу, и прошу, и дергаюсь. Но ты никак не проткнешь меня булавкой. Зачем я тебе живой — чтобы уничтожить твой мир? Я просто хотел уйти, спрятаться и быть как все. Но ты снова показываешь мне, что нет жизни кроме войны. Не знаю, чего ты от меня хотел, но если я должен пересчитать кости человечеству — что ж, я их пересчитаю. Неужели ты думаешь, что мне есть что терять? Эн Сабах Нур смотрит на своих Всадников, вздыхает — его дыхание пахнет склепом, — и заводит глаза к потолку. Иероглифы на потолке лишний раз напоминают ему о том, что история повторяется. Каких бы могущественных, бесстрашных и безжалостных мутантов он не находил, рано или поздно всегда происходит одно и то же. Вместо того, чтобы использовать силу, которую он им щедро даровал, они играют в людей.