Можно и на грани

После концерта переполняют эмоции и дикая энергия, как будто все запасы сил и электричества изнутри разрывают тебя. Чонгук плакал, как обычно, Юнги не прошибешь, Джин слишком взрослый и умеет справляться. А я нет. Мне тяжело, лихорадит тропической горячкой. Тело бьется, будто в судорогах. Я бы хотел уметь отпускать эмоции, но привык контролировать себя. На пустой лестнице за гримерками прохладно. И необходимо пусто и безлюдно. Меня тут не найдут. Я тихо скулю и скребусь об стены, словно поможет. - Тебе плохо? - горячие пальцы сжимают плечо: меня нашли. Мягкий и чуть охрипший от двухчасового концерта голос Чимина кажется сладкой нугой для моего слуха. Просто приятно. Он хочет убрать свою руку, но я останавливаю её. - Не надо, - я просто откидываю голову ему на плечо, закрывая глаза. Несчетное количество раз тёплая поддержка друга спасала меня, когда я был на грани. А такое случалось часто, особенно поначалу, когда из уютной крепкой семейной обстановки я переехал в чужой и холодный Сеул. К незнакомым людям, которым было плевать на все, кроме славы и заработка. Так я думал раньше... - Тебя трясёт, - прошептал Чим. - Это пугает. Снова сдерживаешься? - По-другому не умею, - я попробовал улыбнуться, но получилось что-то похожее на жалкую карикатуру улыбки. Чимин гладил меня по волосам, напевая тихо-тихо какую-то свою песенку. Пальцы приятно скользили по коже головы, даря приятные импульсы, которые, как прибрежные морские волны, ласкали тело. - Тебе нужно расслабиться... Меня не смутило, как нежно едва коснулись шеи его губы. Как логичное продолжение терапии, терапии Пак Чимином. Немного мурашек по спине, и трясти стало меньше. Поцелуи стали весомее и спустились ниже, лаская выпирающие острые лопатки в вырезе огромной майки. Я не хотел, чтобы он останавливался. Не думал, что это может быть чем-то неправильным или запретным. Хотя, впервые Чимин, да и вообще парень, целовал меня ТАК. Нежность так необходима, что я прижимался к нему спиной. Рот непроизвольно раскрылся, когда пальцы сильно стиснули талию, передавая иную эмоцию - напряжение и ... Желание? - Я могу... - Чимин не закончил, переводя дыхания и задевая мочку уха. - Ты хочешь... Если бы я мог думать, сказал бы "нет", но сейчас... - Хочу... Аккуратно развернув меня лицом, он провёл подушечками пальцев по уставшему мокрому лицу, от кромки волос вдоль бровей, и спустился по скулам к губам. - Странные, но красивые, знаешь, - было сказано будто по-дружески, без игривых ноток в голосе, но так интимно. - Знаю. Он поцеловал меня. И его робкие касания превращались в требование страсти, углубляя поцелуй, лаская языком. Воздух на двоих. А так бывает не только в книгах. Я решился. Пробегаю пальцами по его ключицам и хватаюсь за майку, прижимаю к себе. Когда его сбитое дыхание и возбуждение охватывает меня, уже все равно, что... Да просто на все. Губы, руки, стремительные движения и головокружительные прикосновения - все смешалось в страстной агонии. В требовании любви и ласки, которой не хватало. Всегда. Чимин забрался руками под майку, приподнимая её, целуя живот. Расстегнул мои брюки, избавился от лишнего. Нужно отдать себя, своё желание, чтобы стать полноценнее. Необходимо до его грязных пошлых стонов неловкие и запретные движения рук, которые берут то, что болезненно возбуждено. Он улыбается, играется с ним, движется губами, и ... - Аа... Ааа... - гиперчувствительно и как-то из иного мира ощущения. Забываю, как думать и как говорить, просто сводят с ума его движения, на контрасте того сумасшествия концерта. Я представляю взрыв криков и море огней двадцатитысячной толпы и падаю на колени, уронив вслед за собой на пол и Чимина. Его руки в белом, в глазах чертята, а на лице - мягкая улыбка. - У тебя взгляд блестит, - почему-то говорит он. Я обнял его и вздохнул. Легче. Странная дружба все же.