***
В ту ночь между ними ничего не произошло, потому что Бен… то есть Кайло перевернул весь «Паноптикум», когда какой-то тип неосторожно задел его плечом. Вспышки гнева Бена Соло уже давно вошли в список любимых шуток собирателей светских сплетен. Смотреть на это было и страшно, и жалко. Но, воодушевлённый своим планом, Хакс с раздражением помог этому человеку-катастрофе обработать раны. Под конец ночи они оказались в страшной дыре, в которой в данный момент проживал Кайло. То, какая разруха царила в этом месте, тоже вызвала у Хакса гнев. Будь у него возможности Бена Соло, уж он бы распорядился ими с умом — направил бы политику матери в правильную сторону, захватил бы власть над армией, постепенно, по кубику, построил бы свою империю. Но ему, безродному гражданину Новой Республики, можно было об этом только мечтать. Кайло Рен же не мечтал, похоже, ни о чём, кроме разрушения — себя и всего вокруг.***
Они снова встретились в «Паноптикуме» через неделю. Близились экзамены, и Хакс не собирался их провалить даже ради хорошего компромата на звёздного сыночка, поэтому не появлялся в баре. — Скучал? — поинтересовался Кайло с той ухмылкой, в которой ясно виделся призрак Хана Соло. Несмотря на схожесть с матерью, их родственная связь с отцом тоже была очевидна любому, у кого есть глаза, но Кайло с одинаковым отчаянием старался подавить в себе влияние их обоих. Хакс не думал, что признается себе в этом, но они были похожи. Он тоже отрицал в себе всё, связанное с матерью-идиоткой. — Если считать увиденное в кошмарах, то только о тебе и думал. Рен заказал свою любимый трёхслойный напиток с огнём, выпил сразу два и продолжил пялиться на Хакса, как будто что-то пытался найти в нём. — На досуге я разузнал про тебя, Хакс, — сказал он наконец. — Любопытно, что же обо мне говорят? Рен пожал плечами, от этого движения змея на его бледной шее будто зашевелилась. Хакс упорно подавлял в себе желание, сорвать этот дурацкий плащ и рассмотреть татуировку целиком. — Ничего хорошего, мне, однако, это глубоко безразлично. Я имею свойство сразу же испытывать глубокую ненависть ко всем приятным людям. Ты неприятный. — Вот уж спасибо. — Ничего, я сам такой. Хакс не смог сдержать смешка. Действительно, назвать Кайло приятным язык не поворачивался. Он был похож на чёрную дыру, затягивающую в себя всё вокруг, никто бы не додумался сказать про чёрную дыру, что она приятна. — Поверь, это не очень успокаивает. — Но всё это неважно. Расскажи лучше, каково там? — Где? — он сделал вид, что не понял. — О, ну как же. — Кайло закинул ногу на ногу и облокотился на стойку. — В Первом ордене. — Так я и рассказал об этом сыну генерала Сопротивления. — А ты действительно умён. — Чтобы сопоставить картинку из желтушных голожурналов с реальностью, много ума не надо. Хакс был достаточно высокого мнения о своих умственных способностях, но лесть не любил. Ближе к утру Кайло напился до свинского состояния, так, что не мог ноги передвигать и шевелить языком. Хакс в очередной раз поразился силе жажды, которой мучился Рен. Жажде воевать. Будто ему было тесно в этом благополучном мирке Новой Республики, будто его душа требовала разрушительной, сжигающей, испепеляющей войны.***
Больше они не говорили о Первом ордене. Хакс потому, что не хотел раскрывать все карты и сообщать, что в действительности ничего не помнит. Кайло потому… Впрочем, Хакс не имел ни малейшего понятия, почему Кайло совершает те или иные поступки. Вот, например. Когда пришла экзаменационная пора, Рен стал без конца ошиваться в общежитии Университета. Удивительно, но при своей яростной нелюбви к учёбе, Кайло было интересно смотреть на то, как учился Хакс. Он ложился на аккуратно застеленной кровати с бутылкой кореллианского виски и часами просто созерцал, не издавая ни звука. Молчаливость и замкнутость Кайло импонировала, несмотря на то, что всё в нём, будто было специально создано, чтобы действовать на нервы. Вопреки буйному нраву, была в нём особая, почти джедайская сосредоточенность, которую Хакс не мог не оценить. В один прекрасный момент — это было перед экзаменом по прикладной инженерии — Кайло опустился на колени перед Хаксом, сидящим на своём жестком стуле, расстегнул штаны и совершенно внезапно одарил его головокружительным минетом. От неожиданности Хакс не смог вымолвить ни слова, только стонал и беспомощно толкался бёдрами вперёд. После ему стало стыдно за своё поведение, нужно было установить доминирование, показать, что это он делает одолжение, позволяя себе отсосать. Сделав дело, Кайло ушёл, оставив в комнате бутылку с виски, которую Хакс прикончил в два глотка. Только засыпая, Хакс вспомнил, что вообще-то собирался собирать компромат. Впрочем, ничего нового он всё равно не обнаружил. Пьянство и беспорядочные связи — не новость.***
Татуировку целиком Хакс увидел месяцы спустя, до этого момента они довольствовались спонтанными перепихонами в туалетных комнатах, петтингом в общественных местах и минетами, происходящими почему-то всегда под столом в общежитии у Хакса. Долго — слишком долго, по мнению Хакса — они избегали настоящей близости, которая могла бы что-то изменить. Казалось, что для Кайло это в новинку. Быть полностью обнажённым, разгорячённым, просящим, стонущим, открытым перед другим человеком. Он умолял, чтобы Хакс сделал что-нибудь, чтобы разрешил ему самому хотя бы пошевелиться, но Хакс был неумолим, он мстил за месяцы дрянного секса. Хвост змеи заканчивался на щиколотке, потом завивался вокруг правой ноги, обхватывал торс, покоился на широких плечах и, наконец, тварь раскрывала свою пасть на шее. Это было настоящим произведением искусства, как и сам Кайло, сотканный из крепких мышц, бледной кожи и звёздной россыпи родинок. Хакс мог бы смотреть вечность, но сейчас его задача была в другом — разобрать на атомы, разоблачить, разъять. Оказалось, что когда Кайло хорошенько трахают, он кричит во весь голос. Хакс не помнил, когда последний раз так улыбался, как от этих безумных криков. Даже если он ничего не получит от этой затеи, оно того стоило. — Я хочу сдаться Первому ордену, — сказал Кайло, свернувшись в клубок из длинных конечностей и простыней. — Бред, — лаконично ответил Хакс. Он никогда не любил разговаривать после секса, особенно сейчас, когда выложился по полной. — Но почему? Я же чувствую, что ты тоже хочешь вернуться. — Нас обоих расстреляют. — А если я предложу информацию в обмен на свободу? В его взгляде была шальная, всепоглощающая надежда, которую хотелось подавить в зародыше. — У Первого ордена достаточно шпионов в Республике, — ответил Хакс, — чтобы знать всё, что ты можешь предложить, а предложить ты можешь немного, насколько я знаю, ты даже не официальное лицо Республики, просто сынок генерала. — Не смей говорить о моей матери. Они не поссорились — Хакс никогда ни с кем не ссорился, он не видел в этом смысла — но Кайло замолчал надолго.***
Иногда Кайло забирался к нему в комнату, когда его не было. Он давно взломал электронный замок на двери (пригодились навыки отца-пирата) и ходил в общежитие, как к себе домой. Неудивительно, ведь у него дома была вечная вакханалия. В тот вечер Хакс встречался с Фазмой, своим единственный другом, которая начала волноваться, что с ним что-то случилось. Не мог же он, в самом деле, сказать, что… влюбился. Возвращаясь из «Паноптикума» в хорошем настроении, он услышал крик Кайло ещё из коридора. «Ты мне не мать!», — была последняя фраза перед тем, как всё затихло. Хакс был готов поклясться, что услышал один всхлип. Когда он открыл дверь, передатчик был выключен, а Кайло в темноте сидел на кровати. Не обладая ни каплей Силы, Хакс всё равно чувствовал, что в тот момент произошло нечто крайне важное, как будто упал некий щит, отделяющий Свет от Тьмы, были разрушены последние баррикады добра. Кайло не любил рассказывать о Храме джедаев, в котором он проучился несколько лет (бесконечное терпение Люка Скайуокера оказалось не таким уж бесконечным), но даже рассказанного хватало, чтобы понять — в деле замешана Сила, причём не та, которую обычно используют джедаи или ситхи, нет, это было что-то первобытное, материнское, выстроенное на крови. Хакс не стал включать свет, он подошёл к кровати, обнял Кайло со спины и застыл. Однажды эта болезненная привязанность убьёт его.***
Он тонул в совершенном теле Рена, наслаждаясь асфиксией, как изысканным блюдом, вскрывал застарелые раны, раскрывался впервые в жизни, отдавал и отдавался. Сила или не Сила, но иногда во время секса Хакс чувствовал безумное, абсолютное единение, которое иначе как фокусами мироздания не объяснить. Это было полное растворение, возрождение и… пробуждение. Некоторое время Кайло владела мрачная отстранённость, он почти всегда молчал, как будто обдумывал сложный план, как будто решался на что-то, и страдал от приступов ярости без видимых на то причин, но однажды он всё же заговорил. Создавалось впечатление, что внутри него идёт война с ожесточёнными боевыми действиями. — Когда я сказал эти слова, — они оба поняли, о каких словах идёт речь, — в моей голове зазвучал голос. Сначала Хакс не предал значения, мало ли очередная болтовня о волшебстве, но внимательно вглядевшись в тёмные глаза Рена, он понял, что всё серьёзно. Возможно, так серьёзно, как никогда. — И что сказал этот голос? — Он сказал, что его зовут Сноук, и с его помощью мы с тобой будем править галактикой.