Lost Generation

Бывает так больно иногда, даже когда вроде как все хорошо, а в груди болит. Болит от того, что несправедливо все. И вот ты думаешь - от чего такая несправедливость, и понимаешь, что несправедливость эта не от чего-то, она всегда была. И ладно бы, только ты ее замечал, замечают все, но сделать никто ничего не хочет. Потому что справедливость - это, вроде как, даже и не от поступков человека, а просто сама по себе, вселенская. Вот тогда и начинаешь понимать, что есть какой-то закон, по которому это все работает. Но закон этот не понять тебе. И начинаешь кричать от бесконечных попыток изменить что-либо, кричишь громко, от сердца, от души. Но не помогает крик, ибо не дает выхода той гнили, что ест тебя изнутри. Не покидает тебя чувство этой несправедливости, не можно забыть об этом. Вот вроде как живет человек, и все у него есть, и дом, и машина. Жена-красавица. Друзья. А нет в человеке ничего, злоба одна в нем. Вот ходит он каждый день на работу, приходит вечером домой и злится, ругается. Кипит в нем злоба, а откуда она, человек и сам понять не может. А злоба - это и есть та самая несправедливость. Не любит человек этот никого и ничего, кроме денег. Родные страдают, пытаются помочь. Но ничего не получается у них, потому что не могут они дать ему ту власть, что деньги дают. А важна ему только власть, стремление управлять судьбами других, гордыня. Вот и получается, что от него одного страдают многие. А бывает и по-другому: живет человек сердце его большое, чистое, доброе. Готов он дарить любовь каждому близкому своему, честно, без корысти какой-либо. Но нету у него близких, один он одинешенек на белом свете. Сколько не пытается, все не то получается. Натыкается он на стену огромную, из непонимания и жестокости, невозможности людей просто принимать любовь. Любовь, какая есть она, от сердца. Вот и получается, что любят тех, кто не любит, а кто любит, любит истинно, горячо, всем сердцем своим, прогоняют, избегают, не принимают. В этом-то и есть та самая несправедливость. И хочется кричать, но не можешь уже, хочется плакать, но не текут слезы. А поплачь и пройдет все, как и не было, временно, но пройдет. Забудешь ненадолго, и на душе так спокойно станет. Как будто родился заново, а все от того, что плач очищает нас, застилает глаза слезами, и вроде как и не замечаешь потом ничего, а на душе покой. Тихо так, спокойно. И все ты готов отдать за чувство это. История эта началась в девяностых годах двадцатого века. Если быть точным - в девяносто седьмом. К тому моменту, я уже осознал себя как личность, описывать более ранние года не имеет смысла. Так как случилось тогда всего два события. Главным было понимание того, что все врут. Исключительно все - родители, друзья, преподаватели. Врут в малом, врут в большом. Врут просто так, забавы ради. И чтобы избежать лжи других, надо лгать самому. Просто понять это в двенадцатилетнем возрасте, это как пережить клиническую смерть - все начинаешь воспринимать по-другому. Такое чувство, что весь мир стал другим, без красок, без запахов. Кругом ты чувствуешь ложь. Она везде: в деревьях, которые ты видишь, в траве, в солнце, в небе. И самое противное в людях. Люди насквозь пропитаны ложью. Она течет по их венам словно кровь. И тут главное себя не потерять, знать, что лишь искрение, от сердца чувства, свободны ото лжи. И ждать, ждать. Но в конечном итоге запас ожидания тает. И вот тогда ты оказываешься перед выбором - жить дальше, унижаться или прогнуться под это. Но есть и другой выбор. Встать у руля всей лжи, которая идет через тебя. Этот рассказ о том, как я взял все в свои руки, и что из этого всего получилось. Не собираюсь читать нотации о том что хорошо, а что плохо. Это каждый человек решает сам для себя. Моральные принципы не бывают абсолютно идентичны. Никогда. Поэтому многие воспримут мой полёт мысли, как грязную отвратительную подделку. А кто-то, может быть, и найдет что-то для себя. Начнем с города - я никогда его не воспринимал как что-то родное, мне всегда Питер был омерзителен. Своей погодой, людьми. Белыми ночами. Я не понимал, наверно в виду своей ограниченности, того восторга, который испытывали приезжие. Для этих людей Питер был Меккой. Они ехали сюда толпами, смотреть на разводы мостов, белые ночи, просто на архитектуру. Они не видели души города, которая выла от боли, при этом заражая своих жителей той непонятной любому, кто не жил лет пять здесь, человеку, душевной болью, непонятной тревогой, ну и просто депрессией. Оставаться нормальным человеком в этом городе можно было при выполнении трех простых условий. Первое - быть изначально толстокожим быдлом, живя на окраине города. Второе - иметь врожденное не-восприятие любых форм уныния и серости, потому что уныние и серость Питер может поставлять на экспорт. И тут дело даже не в том что нормально жить в городе можно 2 месяца в году. А в том, что сами же жители возносят дифирамбы той мрачной атмосфере, воспетой Достоевским. И так и живут во всем этом дерьме. Третье - это быть так называемым коренным петербуржцем в третьем поколении, вот так каламбурчик. Причем эти же самые “коренные” моментами сами выходят в окно или режут себе вены. Может быть на то были причины, а может это просто город их забирает, как жертву. Но факт в том, что мне нормально жить в этом месте было уже невозможно. Ибо я был юноша впечатлительный и в своем роде даже максималист. И уж если на меня накатывала депрессия, то это была не просто хандра, а натурально ад и Израиль. И по этой самой причине я всегда пытался как можно меньше прибывать в “натуральной”, как я ее называл, реальности. В ход сначала шел алкоголь, в 14 лет пошли наркотики, но я, как парень всегда желающий получить все, начал с героина. Минуя стадию легких наркотиков. Легкие наркотики пошли уже спустя года 2 после того, как я слез с героина. Но остались в моей жизни навсегда. Но об этом я расскажу чуть позже. Вернее, дорогой читатель, ты все узнаешь по мере продвижения сюжета, если историю моей жизни можно так назвать.