Четвёртый

Апокалипсис никому из Всадников не солгал, собирая их под своей могучей рукой. Он по праву сильного их разыскивал, призывал — и сулил в итоге лишь мир у ног, не покой. Он по праву мудрого их, поломанных, исцелял — и лепил, как из глины, пользуясь тем, что есть. Апокалипсис никому из них не солгал — это каждый умел и так, потому он здесь. Первой избранной много ли надо? Немного — дай! Благодарность тоже по-своему в чём-то грех: ослепляет, ведёт за собою, а где тот рай? Неужели и вправду в нём хватит места для всех? Голод древний по вкусу той, что была никем и готовится стать едкой солью новой земли. Сотворила кумира, думала: насовсем; у кумира другая правда, щека в пыли… Для второй же достаточно мощи и власти — взять всё, что хочется, ничего не отдав взамен. Два клинка, заёмная сила, шальная стать — привыкать ли, когда в подполье столько проблем? Наречённая, как невестой, его Чумой, она лезет из кожи вон, чтоб не подвести. Если на роду написано быть дурной, значит, этой дорогой ей до конца идти. Третий болью, гневом и алкоголем пьян, и чужая победа с костей — горелым пером. Он сумел обернуть преимуществом злой изъян — слишком мало и много, чтоб всё обошлось добром. Когда крылья железом проламываются сквозь плоть, когда перья становятся бритвенной остроты — кто виновен в этом и кто сумеет помочь, если бьётся немирная птица: Смертью — ты? У четвёртого плавился в сердце живой металл и слезами стекал по калёным изгибам скул. В чём он клялся жене, что он дочери обещал — стёрто, выброшено, обращено в идеальный нуль. Кто там был ему другом и кто желал ему зла — все равны теперь перед ликом слепой Войны. И забыть бы, да только к чему накануне — мгла! — ему снятся о доме Чарльза цветные сны? …над обугленным горизонтом висит звезда, горьким ядом полынным сочатся её лучи [1]; день чернее ночи, смолою течёт вода, воздух дышит жаром, тяжёлым, как из печи; механизм времён заржавел, заскрипел и встал — прахом сыплются и шуршат шестерни минут. Апокалипсис никому из них не солгал. Его Всадники себе сами охотно лгут.

***

…у четвёртого Всадника гнётся в ладонях сталь, и свивается, и плетётся — не в кнут, а в жгут.