Мама, скажи

— Мама, о мама, зачем мои крылья черны? Кто их раскрасил в вороний, пророческий цвет? Разве не золотом оба сиять мы должны, Этим металлом, что в старых балладах воспет? — Мама, о мама, твои так печальны глаза, Будто бы тучей затянут небесный твой взгляд! Мама, прости, но о том ли прошу рассказать — Эти глаза мне о боли твоей говорят? — Я не родня тебе, сын мой, совсем не родня, Равно как твой непутёвый смешливый отец. Я дождалась теперь этого страшного дня, Видно, покою и ласке настанет конец. — Жизнь твоя, сын мой, тянулась под тысячу лет, Где ты ни мыкался только, и как ни страдал, Видел кровавый закат и смертельный рассвет, И возрождался ты дважды, узревши финал. — Вот тебе правда. А прочее будет — во сне, В миг, когда годы к особой подкатят черте. Можешь по мерке отсыпать презрения мне, Можешь судить, отвернуться, уйти, улететь… — Мама, не плачь, я молю, не роняй этих слов, Тяжких, как цепи, как пуль смертоносный свинец. Разве родство лишь одно в нас рождает любовь? Да, не рожавшая — мать, не зачавший — отец… — Только какая же разница, мама, ответь, Если к тебе я вернулся из смертных оков? Нет, не казнись, не сажай себя в тесную клеть И не роняй этих болью пропитанных слов! — Сын мой, прошу, дай тебя мне обнять, Чёрные перья твои и златая моя чешуя — Будут одно. И прости за сомненья меня… Лучший ответ мне — родная улыбка твоя.