Exaspero facultatem

Сквозь полуприкрытые глаза беспорядочно мелькающее движение перед лицом. Сохранять молчание. Ради их же конспирации.Только молчать, не позволять вырываться ни одному случайному стону. Но это не просто.Совсем не просто. Два слившихся в одно, полуодетых тела, трение о кожу и капли ледяной воды на спине и плечах. Черт. Просто невозможно молчать, мучительно сдерживать себя. Даже ни шепота. Она себе не позволит. Секс, о котором не должен знать никто кроме них, - их ритуал. Для одного значит погасить мертвенно-бледные, уже едва различимые в душе огоньки Азкабана, а для другой, - забыть про семью и шестерых детей, забыть что каждый час и ее и их всех могут убить, дать выход беспорядочной тоске наружу. -Не молчи, - вряд ли она слышит.Невыразимо раздражает ее тяжелое дыхание, не сорвавшееся за все время даже одно слово. Зачем она молчит? Ему кажется что он опять в ледяном омуте одиночества и тишины, даром что повышенная температура и его судорожные выдохи не влияют на душу. Ему хочется выть и от щемящего наслаждения и от тоски, от которой стремится освободится вся его сущность. Хочется взвыть по собачьи, забыть про орден, забыть то что с ним жена его друга и товарища, мать его друзей, забыть что ее муж помог ему и помогает до сих пор. Только исступленный секс, быстрый, далекий от нежности и прочих соплей, дарующий только божественное для него освобождение.Плевать на то что в доме полно народу, плевать что со всех сторон на них смотрят изумрудные глаза змей извечного интерьера дома Блэков. Он не принадлежит к его части, сейчас он принадлежит ей. Нахлынувшие вновь волной звериные чувства инстинктов и похоти заставляют нагнуться и впиться зубами в полное, покрытое едва заметными веснушками предплечье. Наконец-то: из искусанных губ вырывается негромкий вскрик от боли. Кровь стекается, смешивается с ледяной водой на коже, оставляет следы на грязноватом кафеле и эмали ванны. У них просто нет шанса по другому. Иначе бы они не выжили.