Making peace

Это был единственный эпизод, когда они едва не поссорились всерьёз. Тогда в первый и последний раз пришлось заметно перетряхнуть состав группы, и в их рядах только-только появился Феликс. Конечно, Тоби не мог не положить глаз на обаятельного драммера, но тут его ждал облом. Оказалось, что тот предпочитает более классические удовольствия, а замметова худосочная задница его не привлекает совершенно. Кажется, тогда Тоби впервые получил столь резкий поворот на сто восемьдесят. Вдобавок оказалось, что Бонке та ещё язва и может заткнуть за пояс даже фронтмена, который никогда за словом в карман не лез. Йенс не знал, что уж такого он наговорил Заммету, но он ещё ни разу за всё время знакомства не видел Тоби в таком бешенстве. Тоби матерился, шипел, плевался ядом, угрожал похерить альбом, несмотря на совершенно уникальное сотрудничество с Толкки и Кюршем, и клялся притащить обратно Доминика, даже если придётся его всю оставшуюся держать на цепи. А ещё Тоби безостановочно курил, отчего начал жутко сипеть, и угроза срыва записи обретала под собой вполне реальные и тревожные основания. Когда Йенс попытался привести оскорблённого героя-любовника в чувство, то получил свою порцию яда и едва не получил по морде за то, что лезет не в своё дело. Окей, решил Йенс, пусть замметовы блядки – не его дело, но у кого-то должно быть чувство ответственности за пластинку. И если у Тоби это чувство отбило с концами, может быть, Феликс окажется чуть более вменяемым и попробует как-то исправить ситуацию со своей стороны? Без всяких третьих лишних. – Понимаю, что дело швах, – без обиняков заявил Бонке. – Но если вас, ребята, до сих пор устраивало, что кое у кого задница на месте головы, расхлёбывайте последствия сами. Или перевоспитывайте уже. Тут уже Йенс слегка озверел и попытался тактично намекнуть, что послать Тоби на хер – это одно дело, к тому же благое, а намеренно доводить его до нынешнего психованного состояния – совсем иное. На это Феликс покивал, развёл руками и обезоруживающе улыбнулся: – Извини, но он был такой забавный… я не удержался. С этих слов и началась их дружба. В общем-то, Йенс был согласен, что Тоби нужно немного приструнить. Всё, что касалось творчества, нареканий не вызывало, если не считать последних кульбитов – вдохновение фонтанировало из него непрерывно, а новый проект обещал нехилые перспективы. Но вот его похождения… В последнее время у него будто крышу сносить начало. Конечно, Йенс узнал обо всём первым. То есть как… Йенс узнал об этом от Хансена. К тому времени они уже были знакомы, пусть и не слишком близко. Тот позвонил ему как-то поздно вечером и задумчиво поинтересовался, не знает ли Йенс, чего пытается добиться Тобиас? Вот именно в такой формулировке. Подробности оказалось выяснить сложнее, Кай странно мялся и старательно избегал конкретики. Но в конце концов признался: Тоби только что, кхм, совратил Хеньо практически на глазах у Кая. А до этого довольно долго заигрывал с ним. Тогда Кай посмеялся, но даже не подумал насторожиться: слишком уж демонстративно это выглядело. Впрочем, не менее демонстративным был и торопливый перепих с Рихтером прямо в хансеновской гостиной. На хансеновском же диване, разумеется, посреди пустых пивных банок. И ладно бы выбранное место – всякая спонтанность может случиться, но ведь Заммет при этом ещё и орал от удовольствия как десяток мартовских кошек. Телефонная трубка скрипнула недосказанным: как ни разу не орал подо мной. – Нет, – тихо ответил Йенс. – Не знаю. На душе было паршиво. Через два дня, когда они встретились с Тоби в студии, тот настолько лучился самодовольством, что у Йенса кулаки зачесались. Но он ограничился хмурым: – Развлекаешься? – Ещё как! – Тоби хитро сверкнул глазами и умчался готовиться к фотосессии. Тогда между ними появился первый холодок. Внешне всё вроде бы осталось неизменным, но Йенс не слишком старался скрыть свою неприязнь к набиравшим обороты развлечениям Заммета. Он действительно не понимал и не хотел понимать, чего тот хочет добиться, прыгая по чужим койкам, а Тоби не стремился объяснять. Где-то глубоко бродила смутная догадка о том, что он просто наконец распробовал преимущества своего положения и своей внешности и теперь брал от этого всё. Проще говоря, если девчонки в школе посмеивались над мелким и странноватым Замметом, то от внимания к смазливому изящному Тоби матёрых музыкантов, его кумиров, у него просто рвало крышу. Йенсу блевать хотелось, когда Тоби опять укатывал куда-то в ночь, а наутро щеголял сытой улыбочкой, неровной походкой и запавшими глазами, а то и не слишком хорошо скрываемыми засосами. Невольно в голове мелькали картины: чьи-то руки бесцеремонно лапают тонкое тело, чей-то член туго втискивается между узких бёдер, и Тоби извивается от удовольствия, стонет протяжно и высоко… ох, чёрт, стоны Тоби. Йенс всё ещё помнил, как сладко они звучат, хотя после того эпизода прошло уже прилично времени, а повторения так и не случилось. К приятелям, в том числе и к Йенсу, Тоби не совался – ему хватало других. Феликс в этом плане стал исключением. Может быть, из-за того, что был абсолютным новичком в их команде – остальные-то были знакомы уже довольно давно. Откуда записи прежней команды Бонке попали к Тоби, не знал никто, в том числе и он сам – услышал у кого-то, заинтересовался, переписал диск. И вспомнил о нём, когда перед группой встал вопрос поиска нового ударника. – Да, совершенно незнакомый чувак, – заявил он, – но вы только послушайте: этот чувак явно умеет зажигать! Прослушивание показало, что он был прав. Глаза Тоби при этом сияли так алчно, что Йенс невольно насторожился: не хотелось, чтобы выбор нового члена группы был определён чем-то помимо музыкальных способностей. Впрочем, Бонке и впрямь умел зажигать. Но то, что он попутно воспламенил и фронтмена, было ужасающе огромным минусом. Ситуация стремительно близилась к критической, когда Йенс в сердцах ляпнул Феликсу: – Да трахни ты его уже, пусть уймётся наконец. Если профачим контракт из-за вас двоих – обоих убью нахрен. Тогда Бонке только поржал над предложением и решительно отклонил. К разговору больше не возвращались. Тоби немного успокоился и сменил тактику: вместо того, чтобы психовать, превратился в Мистера Страдание. Он прожигал Феликса страстными взглядами и спешно отводил глаза, когда замечал его внимание, нарочито вздрагивал от случайных прикосновений, надувал губы и томно вздыхал, когда Феликс его игнорировал. Любая совместная деятельность превратилась в фарс. Тактика, определённо, принесла свои плоды. Теперь беситься начал уже Бонке, и Йенсу стоило труда сдерживать его. Продолжаться вечно это не могло. А главный миротворец в лице Йенса не мог следить за этими двумя круглосуточно, чтобы иметь возможность вовремя растащить их. Хотя и очень старался. В тот период почти все они дневали и ночевали в студии. Работа шла со скрипом, но всё-таки шла, хотя из-за известных неурядиц занимала куда больше времени, чем нужно бы. Проблеском света оказался Кюрш, который заставил разногласия отойти на второй план хотя бы ненадолго, переключив на себя всё внимание. Сложно было поверить, что он смог выкроить из своего графика немного времени, чтобы эпизодически поучаствовать в записи какой-то малоизвестной группы, но это была самая что ни на есть реальность, и это было круто. Тоби заметно оживился, на время избавившись от своей наигранной манерности и вернувшись в привычно приподнятое настроение. Он носился между гостем и фортепиано, наигрывая бравурные трели “Оперы”, а затем напевая партию дуэтом с Кюршем. Тоби прищёлкивал пальцами и пританцовывал, сверкая ослепительной улыбкой, Ханси добродушно посмеивался и подхватывал мелодию на лету, невольно заразившись энтузиазмом Заммета, а Йенс наконец смог расслабиться. Как оказалось, зря. Чистовую партию записали рекордно быстро и без малейшего изъяна, и Кюрш отбыл, посокрушавшись, что не может уделить проекту чуть больше внимания, и искренне пожелав ему удачи. Тоби увязался его провожать и не вернулся. Настроение Йенса резко упало. Дирк, посоветовав ему не разводить кипиш, махнул рукой и уехал отсыпаться, а Феликс вырубился прямо там, заявив, что лень тащиться в такую даль. Некоторое время Йенс размышлял, не стоит ли ему поступить так же, но всё-таки ушёл. В этих стенах гуляло слишком много нежелательных ассоциаций, и Йенс чувствовал, что задыхается под их гнётом. Out of control, детка, поистине out of control. До дома он так и не добрался, вместо этого прошлялся всю ночь по району и под рассвет снова обнаружил себя у дверей студии. А в самой студии обнаружил Тоби, свернувшегося в кресле, заплаканного, расхристанного и пьяного в дым, и очень сумрачного Феликса. По разным углам. Что случилось и кто в этом виноват, гадать было не нужно. Когда Тоби поднял на него воспалённые и крайне несчастные глаза, Йенс одарил его уничижительным взглядом, ругнулся сквозь зубы и бросился к Бонке. – Рассказывай, – рявкнул он, загородив собой дверной проём. Феликс сидел на подоконнике, закрыв глаза и подставив лицо бледному рассветному солнцу. – Ну да, я его изнасиловал, – равнодушно отозвался он, будто речь шла о чём-то совершенно обыденном. – Рассказывай, – с тихой угрозой повторил Йенс, приближаясь к нему. Бонке дёрнул плечом и хмуро покосился на него. – Хочешь выкинуть меня в окно – вперёд. Я знаю, что это было реально по-мудачески. Как он? – Ревёт и уничтожает запасы пива, как ещё, – буркнул Йенс, усаживаясь рядом. – Не побежишь утешать? – Вот ещё. – Я думал, вы друзья. Йенс с досадой скрипнул зубами. – Друзья, но… – слов, чтобы доходчиво описать его чувства, не находилось. Он раздражённо вздохнул. – А, забей. Они помолчали. Потом Бонке негромко заговорил: – Он вернулся пару часов назад, уже навеселе. Нашёл меня. Я проснулся от того, что он мне отсасывал, веришь? Тогда просто съехал с катушек. Уебать его был готов и в то же время выебать. Ну и… очнулся, только когда он уже ревел и умолял отпустить. Отпустил, конечно, тут уже сразу ни стояка, ни… – он вздрогнул, судорожно выдохнув сквозь зубы. – Я сам перепугался до полусмерти, Йенс. Представить себе не мог, что способен на… на такое. Может, ещё не поздно выбросить меня из окна? Йенс хмыкнул и легко толкнул его кулаком в бедро. – Падай, ублюдок. Бонке уставился на него, чуть склонив голову, и слабо улыбнулся: – Бум. Нет, серьёзно, я думал, что ты-то меня уроешь на месте без всяких сомнений. – Хочется, – признался Йенс. – Но, понимаешь… Я очень люблю Тоби, но сейчас он перешёл все границы. Наверное, хреновый из меня друг, но мне его не жаль. Заслужил, как ни крути. Я только очень надеюсь, что хоть это вправит ему мозги на место – не подумай, они у него правда есть. – Может, мне стоит попробовать поговорить с ним? – Нет, – жёстко отрезал Йенс. – Сам придёт. Когда оклемается. – Сомневаюсь, – Бонке покачал головой. – Похоже, придётся мне искать новую команду. Жаль. Вы, ребята, хороши, даже этот, хоть и придурок, – он неопределённо кивнул в сторону двери. – И… спасибо, Йенс. Но, конечно же, Йенс как в воду глядел, всё-таки Заммета он знал слишком хорошо. Следующие несколько дней Тоби был как пришибленный и время от времени болезненно вздрагивал. И, конечно, ни черта не делал, просто приходил, забирался с ногами на диван или в кресло, нахохлившись, и молча слушал. Насколько Йенс мог судить о том, что творится в чужой голове, он мог бы с удовлетворением сказать, что Тоби наконец-то занимается переосмыслением своего образа жизни. Во всяком случае, думает об этом очень серьёзно. А затем Заммет наконец-то подошёл к Феликсу и напряжённо буркнул: – Нужно поговорить. С точки зрения Йенса, можно было вести себя повежливей, но пусть так – лёд тронулся. Благо Бонке не стал цепляться к интонациям и молча кивнул в сторону балкона. Разговора он не слышал, да и не хотел бы. Йенсу вполне хватило того, что он увидел. Сперва державшийся очень скованно, под конец Тоби бурно жестикулировал и горячо о чём-то вещал, а Феликс улыбался и кивал. И всё шло к тому, что группе всё-таки не придётся спешно менять драммера. Тоби ворвался в комнату вместе с порывом прохладного ветра. – Йенс! Послушай, Йенс, мы тут сообразили концепцию для следующей пластинки! Йенс?.. Его голос неуверенно затих. Йенс покосился в его сторону и приподнял бровь. – Мгм? – Йенс… – Тоб. – Прости. Я вёл себя… – он беспомощно развёл руками, не находя слов. И поэтому Йенс безжалостно закончил за него: – Как пидор. – Я… – И мудак. – Йенс! – Чёртов ебливый ублюдок. – Йенс, хватит! – У которого задница вместо головы. – Ну Йенс!.. – выкрикнул Тоби с отчаянием. – Который, несмотря на это, всё ещё мой лучший друг, хоть я и не понимаю, как до сих пор его терплю, – завершил Йенс свою обличительную речь, широко ухмыляясь. В глазах Тоби вспыхнула надежда, и он бросился на шею приятелю. – Ох, Йенс… – прошептал он, щекоча горячим дыханием его ухо. – Правда? Мир? – Мир, – добродушно проворчал Йенс, стиснув его в объятиях. И подмигнул в ответ Феликсу.