Тихий Коррибан

Энакин Скайуокер:       Кантина «КрасныйРом» на корусантском дне – не лучшее убежище. Хотя все здесь пьяны настолько, что им плевать на все, даже на тот факт, что название заведения написано с ошибкой. И уж точно им всем плевать на меня и на голограмму, на которую я смотрю как зачарованный.       Она выворачивает мне душу, гипнотизирует меня, уносит меня далеко отсюда. Это сильнее любого спайса. В какой-то момент я не просто впадаю в ступор, а вовсе отключаюсь и начинаю видеть сон наяву. Я иду по пустующему зданию с грязными черными стенами, на которых в ряд, словно картины в галерее, крепятся зеркала, завешенные выпачканным полиэтиленом – полупрозрачным, в черно-красно-коричневых разводах. Петляющий коридор приводит меня в круглый зал, в центре которого установлено нечто вроде ступенчатого алтаря. С потолка свисают рваные куски полиэтилена, только черного, в какой заворачивают трупы, и с темных грязных лоскутов даже что-то капает. Мерзкое место. А в центре зала на алтаре стоит массивное черное существо столь же отталкивающей наружности. Оно заковано в тяжелые доспехи, а голову его скрывает шлем, отдаленно похожий очертаниями на почерневший человеческий череп. Все его обмундирование сделано из старого выщербленного металла цвета копоти. Между фрагментами доспехов кое-где видна его кожа, точнее то, что когда-то ею было, а сейчас представляет собой сплошной черный ожог четвертой степени. За плечами его висит подобие плаща из помятого и местами прожженного полиэтилена для трупов. Я подхожу к массивному существу – и нас окружает огонь. «Ты не одолеешь меня! Не возвращайся на Коррибан!»- громко хрипло дыша, произносит черный монстр, и по жесту его руки пламя вокруг нас разгорается сильнее. Велением руки он просто швыряет огонь мне в лицо. Пламя обжигает, но не так, как обычно, а начиная изнутри, словно я вдохнул его, вобрав весь огонь в себя через ноздри. Первыми сгорают легкие, прожженной пленкой прилипая к ребрам, затем чернеют кости, изжариваются органы, выгоревшее нутро пустеет. Я вижу, как чернеет моя живая рука, и до чего же она печет внутри. Руки и ноги еще тлеют в сердцевине, а в брюшной полости, в груди и в голове осталась выжженная пустота, и ощущения вселяют неподдельный ужас, заставляющий меня пробудиться.       Снова кошмарные видения и сны. Сколько лет они уже преследуют меня?! И что виной тому? Алкоголь? Усталость? Или моя ярость? В моей жизни за последнее время произошло много изменений, к которым трудно привыкнуть. Я потерял правую руку на задании учителя. Но это незначительная потеря, которую тут же заменили. Я не могу смириться с другим.       Голограмма, на которую я смотрю, изображает Падме. Я не должен был любить ее, но не смог ничего с собой поделать! Я любил Падме почти всю жизнь. Я обещал, что обращу страсть к ней в свою силу, но это было выше моих сил.       Мой учитель сам спровоцировал наш роман и одобрил наш брак. Это должен был быть политический ход, чтобы я получил власть. Ведь у меня была возможность под прикрытием заниматься политикой, в отличие от татуированного забрака, еще и сильно изуродованного ожогами. Именно поэтому Мол убил мою жену именно сейчас – когда точно понял, что я не справлюсь с собой. Он должен был сделать меня сильнее, я понимаю это. Но ее больше нет!       Я ненавижу его. Моя боль постепенно утихает, но ненависть крепчает. Я убью его! Каждый ученик должен убить учителя, когда превзойдет его. В бою на световых мечах я уже превзошел Дарта Мола, как и во владении Силой. Так, может, мне больше нечего ждать?       Мне, правда, стоит дать ему возможность завершить создание голокрона, над которым он трудится уже не первый год. Я даже не знаю, что в нем такого значимого, но учитель поглощен этой затеей полностью. Мол уверен, что его работа очень важна для Ордена Ситхов. Зато ему плевать на меня, и я могу безнаказанно выпивать в кантине «КрасныйРом» на корусантском дне. Иногда я, конечно, вспоминаю, что, возможно, еще не всех джедаев мы выследили и уничтожили, но пока значимой угрозы от них не исходит, могу себе позволить. Когда тебя год за годом преследуют кошмары, приходится искать допинги, способные заглушить боль.       Я ненавижу его. Еще и за то, что он постоянно устраивал мне расспросы о моих кошмарах. Ковырял раны. Заставлял в деталях вспоминать то, что я так хочу забыть, утопить в алкоголе, и все равно эта дрянь всплывает. Как сейчас.       Кто-то кладет руку мне на плечо, от чего я дергаюсь. Смахнув длинные мокрые от пота волосы, прилипшие к лицу, я вижу перед собой седого мужчину в мундире и плаще.       - Примите мои соболезнования, Энакин Скайуокер, - произносит незнакомец с выражением сдержанного сочувствия на уверенном мужественном лице. Его взгляд просто не позволяет сомневаться в том, что он прекрасно знает и понимает, что мне пришлось пережить, и его молчаливая поддержка является чем-то, от чего трудно отказываться.       - Эм, спасибо, - несколько растерянно и невнятно отвечаю я. - Хоть я и понятия не имею, кто ты.       - Мое имя Дуку, - приложив ладонь к груди, представляется мужчина. - Я граф Серенно.       - Поздравляю, - небрежно бросаю я и отвожу взгляд. Не только потому, что в его темные проницательные глаза тяжело смотреть, но и потому, что любые высокие титулы способны напомнить мне о свежей боли.       - Я вижу, в каком Вы состоянии, - мягко, понимающе произносит Дуку, - но мне нужно поговорить с Вами. Это касается Вашего рождения.       - Мне это неинтересно, - тут же спешу заявить я.       Не могу сказать, что поднятая им тема меня не тревожила. Мол учил меня, что происхождение, раса и прочие категории принадлежности не имеют значения для ситха, но я не смог вычеркнуть прошлое из своей жизни. Момент, когда я покинул Татуин и стал учеником Темного Лорда – черный провал в моей памяти. Уже будучи взрослым человеком, я пытался втайне от учителя разыскать свою мать и узнать об этом у нее, как, возможно, и о моем отце, но возвращение на планету-пустыню принесло мне только боль потери.       Граф Дуку, услышав мой отказ, не собирается уходить. Он продолжает пристально смотреть на меня. В такие моменты возникает паршивое чувство, что тебя видят насквозь.       - Все переменчиво, Энакин Скайуокер, - произносит граф. - Или у тебя уже есть другое имя? И титул?       - Откуда… - сам вырывается у меня вопрос, когда я вскидываю голову в удивлении. Неужели этот человек действительно читает меня, как книгу?       И Дуку продолжает шокировать меня своими ответами:       - Я знаком с Дартом Молом. Много лет назад мы встретились с ним случайно, на одной особенной планете. Ты ведь помнишь Коррибан?       Ну это уже перебор. Одно лишь упоминание этого названия бросает меня в жар. Кажется, черные одеяния липнут к телу от пота, а пальцы живой руки предательски дрожат. Не надо это ворошить! Я ничего не хочу знать! Напряжение достигает пика, я вскакиваю из-за стола и собираюсь уходить.       - Приятно было пообщаться, - бросаю я, уже развернувшись спиной к графу.       - Ты передумаешь, Энакин, - звучит позади меня его голос, звучный и неколебимо твердый. - Я буду ждать неподалеку отсюда, на заброшенной станции метро.       Мне плевать, я уже решил, что говорить нам не о чем. Черт подери, отчего так печет в груди и по лицу градом катится пот? Прежде, чем покинуть низкопробную кантину, стоит хотя бы зайти в уборную и умыться. Я открываю кран и зачерпываю ладонями ледяную воду, но, подняв глаза к зеркалу, вздрагиваю как от грома среди ясного неба. Из отражения на меня глядит окруженный пламенем черный монстр в тяжелом шлеме! Из жара меня бросает в холод, по телу проходит дрожь. Я, едва не поскальзываясь на мокром полу, пытаюсь бежать, не замечая, куда меня несет, когда перед глазами продолжает стоять увиденный в зеркале образ. Слегка опомнившись, я начинаю видеть хоть что-то вокруг и понимаю, что случайно попал на кухню. Темнокожий лысый забрак в грязном фартуке орудует тесаком – видимо, готовит мясо. Но, подойдя чуть ближе, я вижу, что на столе перед ним лежат отрубленные руки различных гуманоидов. Я даже не успеваю поразиться шокирующему зрелищу, когда рогатый мясник поднимает на меня глаза и, с озлоблением шумно втянув ноздрями воздух, бросается на меня с тесаком. Я пытаюсь быстро бежать прочь, однако ноги не слушаются меня, и кажется, что он вот-вот меня настигнет. Выбежав из кантины, я тут же ныряю за угол, в темный проулок, полный разбросанного мусора, продолжая слышать за спиной шаги и шумное дыхание. Надеясь все же затеряться и оторваться от преследователя, я быстро, как могу, спускаюсь в подземку.       В метро царит кромешный мрак. Зловещая тишина то и дело нарушается каким-то шуршанием или скрипом. Когда глаза начинают привыкать к темноте, я вижу обшарпанные стены под брошенными строительными лесами, застывший на рельсах ржавый вагон ховер-поезда и полузасохшие лужи какой-то влаги на полу. Где-то рядом раздается рычание. Мало ли, что может обитать в заброшенных подземках нижних уровней столицы. Я активирую меч и еще раз пытаюсь осмотреться. Внезапно мой комлинк начинает фонить. Все прочие звуки заглушает его громкий треск и вой, но выключить его я не могу. Что это значит? Кто-то пытается связаться со мной, но не может? Дуку сказал, что будет ждать меня здесь, так куда же он делся? Я медленно поворачиваюсь и обнаруживаю, что кто-то бесшумно появился за моей спиной. Это не человек. Обмотанное грязным тряпьем тело, стальные штыри, вбитые в маску, скрывающую лицо, двулезвийный топор с крюком на рукояти в руках. «Тускен!», - спешу определить я и взмахиваю клинком. Я умерщвляю врага, даже не успев задуматься, откуда тускен мог взяться на Корусанте. Однако более детальное рассмотрение убитого противника показывает, что мое первое определение было не совсем верным. Маска на лице выглядит, как ржавый капкан, разорвавший рот существа, тряпки, обматывающие его шею и грудь, покрыты сухими и свежими потеками крови, а вместо рук у него блестящая бесформенная бугристая масса трупного коричневого цвета, приплавленная к гадерффаю. Что же это может быть? Шуршащие шаги и глухое рычание слышится отовсюду – из темноты появляются новые «тускены». Безликие уроды, махая приросшими к конечностям гадерффаями, пытаются окружить меня. Я в ярости рублю их с плеча, как когда-то на Татуине, но за убитыми приходят новые. Они теснят меня к вагону, я заскакиваю в него – теперь они хотя бы не могут нападать одновременно группой. Но пока я продолжаю отбиваться, кто-то начинает ломиться в сломанную заевшую дверь между вагонами. Если оттуда придут еще твари, я не выстою один. И едва я успеваю подумать об этом, за спинами лезущих в ховер-поезд «тускенов» загорается чей-то красный клинок. Вглядевшись в темноту, я узнаю седого графа, назначившего мне встречу. Как он работает световым мечом, в свои-то годы! Восхищение едва не стоит мне пропущенного удара гадерффая, но я вовремя беру себя в руки. Покончив вместе с группой странных врагов, мы покидаем подземку до того, как что-то еще успевает вырваться из закрытых вагонов. Истошные вои и хрипы комлинка стихают.       - Ты все же передумал, - удовлетворенно усмехнувшись, произносит Дуку.       И тут меня словно осеняет! Он ведь хотел, чтобы я пришел сюда!       - Кого ты натравил на меня?! – требую объяснений я, приставив меч к его шее. Но ничто не дрогнуло в его уверенном надменном лице, словно передо мной было вовсе не лицо, а изваяние.       - Никого, - хладнокровно отвечает он, ни на миг не разрывая зрительного контакта со мной. - Я ведь и сам сражался с ними.       - С тускенами? – переспрашиваю я.       На лице графа, в одних его глазах, мелькает что-то загадочное, похожее на ликующую ухмылку:       - Так тебе они напоминают тускенов?       - Они напоминают мне монстров! – неожиданно для самого себя выдаю я мысль, только сейчас полностью оформившуюся в голове. - А тебе что, кого-то другого?       - Не… не важно, - как-то нетвердо и с паузой отрезает Дуку, словно передумал говорить что-то, что уже начал произносить. - Важно то, что ты убедился: нам есть, что обсудить.       Я убираю меч от чужого горла и деактивирую его. Как же поступить теперь? Не беседовать же прямо здесь, но вести ли тогда на базу этого невесть откуда взявшегося человека, который почему-то знает обо мне почти все, и при этом сам чего-то темнит? Но если он знает Дарта Мола… Точно! Связаться с учителем, спросить его. Я тут же пытаюсь вызвать Мола, но он не отвечает. Может, конечно, мой комлинк просто сдох, но у меня дурное предчувствие.       Мне кажется, что выбора у меня не остается. Если кругом начала твориться какая-то необъяснимая ересь, и этот Дуку может что-то знать, я должен его выслушать. Я принимаю решение позволить ему визит на нашу базу.       По дороге у меня начинает противно ныть голова, и меня знобит. Я уже думаю, что перепил сегодня в кантине, но выясняется, что дело вовсе не в этом. Чем ближе к базе, тем крепче сосущее под ложечкой чувство тревоги. Я первым вхожу в темное просторное помещение с экранами связи и компьютерными консолями и как вкопанный застываю на пороге.       - У меня проблемы, - сухим шепотом, не узнавая свой голос, говорю я.       Мой учитель мертв! Грубо, зверски и нелепо зарезан ножом. Исполосован, залит кровью, которой на стене выведена надпись: «Дарт Вейдер». Я знаю историю ситхов! Знаю всех, кто носил титул Дарт! Но не знаю никакого Вейдера!       Я чувствую резкую боль. Чем дольше я смотрю на кровавую надпись, тем сильнее раскалывается голова. И странный нож на полу возле мертвого тела… с тремя камнями на резной рукояти из куска кости или панциря, словно какой-то ритуальный атрибут. Все это какой-то сюр!       - Похоже, я знаю, что это за кинжал, - предполагает граф Дуку, глядя на орудие убийства. – Мол привез эту вещь с Коррибана. Она спасла ему жизнь и позволила совершить то, что он должен был сделать. В этом наши пути были несколько схожи. Возможно, он предчувствовал, что его ждет нечто плохое – судя по тому, как он выглядел во время нашей последней встречи, его жизнь после Коррибана тоже была далеко не безмятежной.       Я не нахожу в себе сил что-либо ему ответить. Да, я столько раз в последнее время говорил себе, что ненавидел Мола – и все равно я не был готов ни к чему такому. Дело даже не в том, что это я должен был убить учителя. В чем-то другом. Что-то пошло совсем не так, как надо, и этому ощущению у меня нет объяснений.       Дуку сбрасывает с широких плеч плащ из переливчатой армированной ткани и накрывает им изувеченное мертвое тело забрака. И все равно я не могу опомниться. Мне нужно выпить. Я достаю бутылку блоссомского вина с Набу – хуже все равно уже не будет, а я буду держать бокал протезной рукой, чтобы не пролить. Но я не притрагиваюсь к выпивке, вспомнив, что здесь сейчас присутствует еще один человек. Я оборачиваюсь и даже не успеваю предложить вино ему.       - Я не пью, - категорично заявляет Дуку.       - Ух ты, это прозвучало, как упрек, - теряюсь я, чувствуя на себе его взгляд.       - Это была констатация факта, но если ты расслышал в этом упрек, значит, в душе винишь себя, - тут же раскладывает он по полочкам все мои противоречивые чувства, задумчиво добавив напоследок: - И все равно пьешь.       - У меня нет с этим проблем… - спешу пояснить я, но граф останавливает меня:       - Заметь, и об этом я тоже ни слова не говорил.       Моя рука с бокалом опускается, когда я даже губами не коснулся напитка. Думаю, после такого разбора по косточкам кому угодно расхочется пить.       Я молча сажусь в кресло, пытаясь настроиться на беседу, к которой я все равно не готов. Напротив меня сидит Дуку, и больше никого здесь не может быть, даже дроидов, но меня не хочет покидать навязчивое ощущение, что здесь присутствует кто-то третий. Нет, это даже не потому, что я вижу сапоги Мола, не прикрытые плащом графа. В прочем, черт с этим! Я сегодня определенно не в себе.       Дуку задумчиво вздыхает, видимо, определяя, с чего лучше начать. Я невольно нетерпеливо ерзаю в кресле. Тишина нервирует меня как никогда.       - Судя по тому, как ты меня встретил, Дарт Мол ничего не говорил обо мне, - начинает свой рассказ граф Серенно. – Может, дело в том, что я был джедаем, но определенно не только в этом. Я покинул Орден десяток лет назад и принял свой родовой титул. Это был не просто добровольный уход, как понимаешь, а переход на Темную Сторону. Со мной на связь вышел Дарт Сидиус, он был заинтересован моим видением политики в Галактике и идеей построения Империи Человека. Он предложил мне стать его учеником, но для этого я должен был найти и убить Мола…       - На Коррибане? – предполагаю я. Должна же быть причина, по которой мне является в кошмарах название именно этой мертвой планеты.       - Как ни странно, мы все оказались там случайно, - отвечает Дуку. Но почему не «мы оба»? Кто был там еще? Неужели…       - Все? – недоуменно вопрошаю я.       Граф кивает, непрерывно и строго глядя мне в глаза:       - Ты был там. Иногда ты явно видишь во снах или в мысленных видениях ту планету. Ее иную реальность. Ты знаешь о ее существовании.       Иную реальность? Так он хочет назвать все то странное, что виделось мне сегодня? Это какое-то уж слишком фантастическое объяснение. Собеседник наверняка видит неверие, написанное на моем лице, потому что решает предъявить мне доказательства.       - Мы оба – я и Мол – сражались с монстрами, подобными тем, которых сегодня увидел ты. И у каждого из нас остались свои шрамы, - он указывает на рубцы на своем лице и шее, а, отодвинув воротник, показывает, что такие же шрамы есть и на его груди. - Не помогла даже бакта. Как и ему. Иногда я видел то же, что и Мол, иногда другое. Коррибан заставил меня многое переосмыслить. Именно тогда я и решил помочь Молу выйти живым.       Он на полном серьезе рассказывает о монстрах, о приходах Тьмы и о запертых в иной реальности душах, и по какой-то причине я чувствую, что не могу ему не верить. То ли это убедительность в уверенном лице и твердых словах графа, то ли события сегодняшнего дня не оставляют мне выбора. В какой-то момент из-за слишком большого потока информации и нестихающей головной боли я начинаю путаться в событиях и времени их происшествия – за историей двух воинов Темной Стороны открываются судьбы сотен. Дарт Бейн, Братство Тьмы, ритуалы Плэгаса, Сердце Коррибана… Что-то мне удается понять, но остается и множество белых пятен, потому что Дуку далеко не всегда вдается в подробности. Его сообщение о том, что было после стычки с огромной группой монстров в Долине Темных Лордов, становится особенно скомканным:       - Мол рассказал, как уничтожил Сердце Коррибана. Я даже видел ожог на его ладони, в форме следа от рукояти того самого кинжала.       - Как именно он это сделал? – пытаюсь узнать я, но граф качает головой, словно у него нет ответа.       После паузы он возобновляет повествование. На сей раз речь о том, как встретивший на Коррибане свою смерть учитель Мола предпринимал попытки выбраться из своей тюрьмы. Конечно, и Дуку, и мой учитель не были заинтересованы дать любую, даже эфемерную возможность Сидиусу для освобождения. Но последний оказался упорным. Как и Тьма. Граф сообщает поразительную вещь: он провел десяток лет в сплошном кошмаре, происходившем прямо в его дворце! Жуткие сны, эфемерные видения, чужие отражения зеркалах… Если все это правда, то этот человек пережил все то, с чем сегодня я впервые так плотно столкнулся! И сходство наших переживаний точно не просто ход ради доверия – ведь я ему о пережитом не рассказывал!       - В итоге все в моем поместье выглядело так, словно я уже умер… - подытоживает Дуку, и тут мне становится нехорошо, словно мои внутренности сжимаются.       - Из-за завешенных зеркал? – я всеми силами заставляю свой голос не дрожать. - Да, много где у людей сохранилась такая традиция. На Набу тоже…       Мои руки сжимаются в кулаки, напрягаются все мышцы тела. Держать себя в руках, не показывать эмоций! Так говорит одна часть моего сознания, когда вторая упорно и все громче повторяет: «Ее больше нет, ее больше нет, ее больше нет!». Каждое повторение – как мощный удар в темя.       - Ну так что, Эни, ты припоминаешь что-нибудь? – осведомляется Дуку – и я чуть не подпрыгиваю в кресле, услышав его голос. – Ты ведь тоже был там, - напоминает он еще раз.       Так меня давно никто не называл. Очень давно. Кажется, что-то слабо шевельнулось в подсознании, или как еще это назвать. Я пытаюсь напрячь свою память, потирая мокрый лоб твердыми пальцами протезной руки. Но это дохлый номер. Черный провал.       - И Дарт Мол не говорил ничего? – уточняет граф. – Что ж, может, он тебя берег…       В подобную версию невозможно поверить, когда речь идет о ситхах. Мы не знаем жалости. И все равно я спрашиваю:       - От чего?       - Твоя жизнь, - медленно говорит Дуку, выбирая слова, - представляет особую ценность. То, что делал Плэгас Мудрый, имеет самое прямое отношение к твоему рождению. Подробности здесь не имеют большого значения, но главное, чтобы ты знал: на Коррибане сейчас есть те, кому нужна твоя смерть. Но если вокруг тебя стали твориться необъяснимые и пугающие вещи, значит, туманная реальность тебя зовет.       «Не возвращайся на Коррибан!». Совпадение или знак от Силы? И учитель не просто так выпытывал все о моих кошмарах? Но почему он молчал?       Нет сомнений в том, что Дарт Мол знал о чем-то, что могло мне грозить. Связано ли с Коррибаном его доминирующее над всеми прочими делами стремление довести до конца создание своего голокрона? Здесь нечего гадать, нужно открыть его незавершенный носитель информации и узнать, над чем он работал!       Мне нужно спуститься вниз, в мастерскую Мола. Я встаю с кресла и замираю, открыв рот, понимая, что я должен что-то сказать графу Дуку, но я не знаю, что ему сказать. Он кивает, словно хочет показать, что ему не нужны мои объяснения, и я могу идти, но чувствую, что он не перестает следить за мною взглядом, отчего мне чертовски не по себе. Граф явно знает больше, чем рассказал. Знал и Мол. Но что это за бессмысленная ересь, что они берегут меня? На меня давит чувство приниженности.       Спустившись в мастерскую, где, несмотря на то, что здесь постоянно кипела работа и велись опыты по совершенствованию темной механики, всегда царил порядок, я обнаруживаю все вещи и инструменты учителя нетронутыми. В центре комнаты на подставке стоит пирамидальный трехгранный носитель информации. Кто бы ни стоял за убийством Дарта Мола, его целью был не голокрон. На базе вообще не заметно следов проникновения, так неужели за убийством учителя стоит кто-то, кто был сюда вхож? Был ли кто-то такой, о ком не знаю я? И еще мне следовало бы держать под подозрением Дуку. Но если бы он был убийцей, неужели я не почувствовал бы ничего в Силе? Обычно в таких случаях мысли выдают человека достаточно ясно для меня.       Пока у меня нет ответов, все, что я могу решить – просмотреть содержимое голокрона здесь, в одиночку. Я подхожу к небольшой трехгранной пирамиде и окружаю ее ладонями, направив идущую сквозь меня Силу в центр. По граням голокрона пробегают крохотные молнии, он, испуская темно-красное свечение, поднимается в воздух на уровень моих плеч. Над вершиной пирамиды появляется трехмерный образ моего учителя. Он держит руки скрещенными на груди, черный капюшон плаща покрывает его рогатую голову, скрывая ожоги, его горящие желтые глаза смеряют меня взглядом. Объемный портрет хранителя голокрона выглядит таким настоящим, таким живым, что накатывает чувство ирреальности смерти Мола.       - Кто передо мной? – тихим, но сильным голосом вопрошает хранитель.       Я опускаю голову и делаю приветственный поклон:       - Энакин Скайуокер.       - Мой ученик, - произносит иллюзорный Мол, как будто ожидал встречи, и следующие его слова это только подтверждают: - Если моя смерть наступила не от твоей руки и связана с некими странными обстоятельствами, изучи в первую очередь раздел о Коррибане.       Граф Дуку был прав – учитель предчувствовал. Он готовился к чему-то нехорошему, что могло настигнуть его в любой момент, потому так спешил с завершением голокрона. Если бы я знал… Мог ли я что-то сделать?       Я выбираю указанный раздел и слушаю информацию о Коррибане:       - Сила этой планеты поглощает то, что мы таим в своих сердцах, и материализует наши заблуждения и фрагменты подсознания. Коррибан подстраивается под каждого, создавая лучший индивидуальный кошмар. Главное, что должен понимать ты, если когда-либо окажешься там – все это игры твоей психики. Не все, что ты увидишь, будет реально.       Его слова описывают те же явления, о которых несколько минут назад мне рассказал граф Дуку. Такое совпадение сведений из двух разных источников начинает меня напрягать. Почему от меня утаивали информацию о чем-то таком? Почему, если я должен был с этим столкнуться, меня не готовили?       - Монстров привлекает свет, также они реагируют на звук или на движение, - продолжает призрачный учитель свой «ускоренный курс». - Их реакции не зависят от наличия органов чувств. Большинство из них можно убить, но не всех. Иногда лучше не вступать в бой, а избегать столкновения, а если нужно, то и бежать, наступив на горло своей гордости.       А дальше пошли изображения уродливых разлагающихся тварей, которым он дал условные названия – «TD-D9», «Заключенный», «Джедай», «Сестра Ночи», «Черная Пирамида»… Их сопровождает описание возможного символического значения, сильных и слабых сторон, тактики противостояния угрозе. Я до сих пор не могу собраться и принять то, что это происходит наяву. И что все это имело реальное место в жизни Дарта Мола.       - То, что описал я, было отражением моего подсознания, - тем временем подводит он итог. - Для тебя, ученик, оно не повторится. Кроме черной фигуры в доспехах, которую я видел в кошмарах среди огня. Если ты попадешь на Коррибан, ты узнаешь, кто он. Ты поймешь, что единственный…       На этом все оборвалось. Он ведь так и не успел закончить голокрон. Ясно одно – Мол видел в кошмаре то же существо в доспехах, что и я, как раз перед тем, как Коррибан его позвал. Во мне крепчает предвосхищение беды.       Безмолвный, почти не видящий ничего перед собой, я возвращаюсь в комнату, где беседовал с графом. Он все так же сидит за столом и тоже ничего не говорит. Похоже, за мной теперь решение, что предпринимать, но я совершенно не готов его вынести.       - Я не пойму одного, - говорю я сам себе с растущим возмущением сложившейся ситуацией, - мне теперь что, нужно тихо сидеть на Корусанте и не высовываться без надобности?       - Прятаться от Коррибана? – Дуку безрадостно усмехается. - Это невозможно.       Мне стоило бы обернуться, но я не могу. Хочется увильнуть от разговора, уйти, но это мне не поможет. Как бы я ни представлял себе избавление… Такое чувство, что мой собеседник знает, как в своих мыслях я уже сломя голову бегу подальше отсюда.       - Тебя он выбрал, - чеканя слова, повторяет граф, - и ты окажешься там, даже если не захочешь этого. Так не лучше ли идти подготовленным и не ждать милости от судьбы? Я предлагаю отправиться на Коррибан и положить всему конец. Желательно, без лишних промедлений, если, разумеется, ты готов.       - Возможно, ты прав, - приходится согласиться мне в отсутствии аргументов против его заключения, но заявление о моей неготовности, пусть оно отчасти и правдиво, задевает мою гордость: - Но я справлюсь сам!       В ответ Дуку вновь сухо смеется:       - Чувствуется влияние Дарта Мола. Кстати, неужели у тебя нет никаких вопросов насчет его смерти? Я единственный, кому известно то, что было известно ему, смею напомнить.       Железно неоспоримая правота. Ну, это ладно. Есть и более впечатляющие вещи. В голове не укладывается, что граф Дуку собирается на Коррибан в третий раз! Из чего, чтоб его черти взяли, сделан этот несокрушимый мужик?       Что ж, раз уж решение принято, нужно собраться, сразу взять с собой то, что может понадобиться. Вода, вибронож, аптечка… Даже если бакта не помогает при ранениях, полученных там, хотя бы обезболивающее стоит носить при себе. Что особенно важно, там нужно иметь оружие помимо светового, и бластерное тоже нежелательно. Я решаю взять жабоку учителя – традиционный забракский двухклинковый меч, который можно разделить на два. Это подходит мне, мастеру Джар’Кай и Джуйо. Но все же для перестраховки необходимо еще оружие дальнего боя… Нет, я не возьму тускенскую винтовку, даже несмотря на то, что ее магазин больше, чем у пулевого оружия дресселиан. К тому же дресселианские винтовки славятся дальностью стрельбы, так что у меня есть альтернативный аргумент. Не могу только понять, перед кем собрался оправдываться.       Пока я проверяю оружие, приходит идея также взять с собой кинжал, оборвавший жизнь моего учителя. Если уж эта вещь привезена с Коррибана, может, там она поможет мне понять что-то касательно смерти лорда ситхов. И пока я рассуждаю об этом, меня посещает еще одна мысль:       - Мола было бы уместно похоронить в Долине Темных Лордов. Если будет возможность…       Я озвучиваю это, и в помещении повисает звенящая тишина. Я смотрю на лицо Дуку, надеясь на согласие, но ожидая неодобрение, однако не вижу ни того, ни другого, лишь глубокую напряженную задумчивость.       - Трудно будет поверить, что человек моего статуса может сказать такое, - вздохнув, неспешно произносит он, - но, знаешь ли, всю жизнь я искал свой дом. Люди говорят разные вещи о том, где настоящий дом – там, где ты родился, или там, где, увидев тебя на пороге, тебе всегда откроют дверь… Сейчас я могу сказать вот что: дом – он там, где хочешь быть погребенным.       - Так что, Коррибан – дом всех истинных ситхов? – не вполне понимаю я ход его мыслей.       Граф пожимает плечами:       - Ответишь, когда побываешь там.       Такое чувство, словно меня испытывают. Только на что? На выдержку? Я терпеть не могу подобную недосказанность, и лучшим решением станет больше не задавать ему вопросов.       Мой новый союзник помогает мне перенести тело учителя на борт ситхского звездолета. Я сажусь в пилотское кресло. Это место мое, как ни одно другое, в полетах я всегда был совершенно уверенным, совершенно свободным, был абсолютно собой. Но сейчас, вводя координаты, я чувствую нечто необъяснимое, словно не мои пальцы касаются панели управления, задавая курс. Я будто не имею полной власти над «Ситхским Лазутчиком». Может, дело в том, что я вспомнил, что это по факту не мой личный корабль. Нет, он принадлежал Молу, и на нем лорд ситхов уже посещал Коррибан.       Я встряхиваю головой, пытаясь выкинуть из нее все чуждые мысли и ощущения. Влажные волосы снова цепляются к лицу. Я чувствую себя грязным.       Звездолет движется среди холодной темноты и вскоре входит в гиперпрыжок. У меня вновь появляется нехорошее предчувствие. Мне кажется, я начинаю ощущать зов мертвой планеты, во мне просыпается нетерпение до дрожи в напряженных конечностях. Сила словно окутывает меня, мягко толкая вперед, а потом внезапно, в один момент все чувства меркнут, и я будто остаюсь голым. Сила покинула меня. Об этом меня предупреждали, но я не думал, что отрезанность почувствуется столь болезненно. Сила была со мной всегда, словно была мной самим, и без нее остается пугающая пустота.       Мы выходим из гиперпрыжка так резко, словно это происходит не под моим управлением. Планета красноватого, глинистого цвета ждет впереди, и я всматриваюсь в нее, пытаясь заметить хоть что-то странное, ненормальное, но не нахожу ничего. Это просто планета, покрытая горами и пустынями, подобная многим другим. Чертовски хочется верить, что все обстоит именно так.       Пока я захожу на посадку, туман с мгновение ока собирается над рыжей почвой, и на посадочной станции в Дрешде нас встречает уже нулевая видимость. Мы выходим из звездолета и ступаем на землю, присыпанную пеплом. Полная тишина, сковывающая, кладбищенская, царит здесь, и даже заговорить я поначалу не решаюсь. Осматриваюсь, но мне не удается различить ничего вокруг, кроме разве что силуэтов пары низких зданий неподалеку – должно быть, части заправочного комплекса. Вдруг я замечаю черную надпись на корпусе «Ситхского Лазутчика». Я переглядываюсь с графом – он кивает мне. Нет, ее здесь не было, когда мы отбыли с Корусанта. Но, видимо, на Коррибане подобные явления в порядке вещей.       «Я тот, кого не касался Получатель Мудрости. Страж Тишины, чтобы приготовиться к Избранному, разрезал мое тело на пять частей.       Твое прошлое – жар.       Твое настоящее – стыд.       Твое будущее – ошибка.       Твоя ложь – беспамятство.       Твоя истина – могила.       Когда мое тело станет опять единым, кубок, наполненный белейшим из вин, и кровавый нож должны быть готовы».       Так гласит появившаяся надпись, и я ничего в ней не могу понять. А ниже изображен небольшой черный треугольник.       - Мне… нужна помощь, - решаюсь произнести я нетвердым шепотом.       Дуку подходит ко мне и, приглаживая пальцами бороду, читает текст еще раз.       - Получатель Мудрости – это я, - сообщает он. – Так распорядился Коррибан. Если речь о вещи, которую я не держал в руках, но о существовании которой прекрасно знал, и которая имела важное знание в происходящем, то такая была лишь одна – голокрон Дарта Плэгаса. Мол говорил, что заботился о том, чтобы никто не получил то, что не должен, и потому избавился от этого носителя информации. Тебя устоит такое объяснение?       Он называет это объяснением? Ясности почти не прибавилось.       - А все остальное? – вынужден ответить я вопросом на вопрос.       Граф качает головой:       - Это твой поиск истины, Скайуокер, тебе это выяснять. Я только берег, от которого ты можешь оттолкнуться, а уж доплывешь до другого или нет, зависит только от тебя.       Как мне понимать это? Просто упрямство, потому что он и Мол вынуждены были разбираться во всем с абсолютного нуля, а я, выходит, прошу преподнести мне все на подносе? Или хорошо завуалированное отсутствие ответа как такового?       - Ты не знаешь или просто не хочешь мне говорить? – резко требую я объяснения, но Дуку идет в контратаку:       - А ты о Коррибане забыл или не хочешь помнить?       Странный вопрос – разве есть какая-то разница? Но я не успеваю ничего ответить, когда граф добавляет:       - Иди за мной! – и жестом приглашает меня следовать мимо заправочного пункта в город.       Дрешде выглядит достаточно нетипично как для города, опустошенного тысячелетие назад. Серые постройки заметно обветшали, местами полностью разрушилось больше половины здания, но разбитые, оголившиеся, покрытые трещинами стены скрыты за строительными лесами. Старые, проржавевшие металлоконструкции уходят ввысь в низко нависший туман.       - Куда мы направляемся? – интересуюсь я.       - Туда, где все началось для нас, - отвечает Дуку, не сбавляя уверенного шага. - Может, что-то всплывет в памяти.       Свинцовое обложное небо на горизонте становится ржаво-красным, а затем начинает стремительно темнеть. И когда мрак падает на постройки за лесами, с их стен слущивается покрытие, на голом сером дюракрите проступает ржавчина. Наступает Тьма. Но и когда полоса алого мрака доползает до нас, граф не замедляет темпа ходьбы. Мы уходим с главной дороги в переулок, где ничего нельзя различить в темноте. Мне кажется, на Коррибане нет смысла использовать фонари – свет в любом случае привлекает порожденных им тварей, а в таком случае лучше сразу держать в руках оружие. Я активирую световой меч. Впереди среди металлоконструкций ничего не видно, но под ногами на дороге различимы пятна зеленой жидкости.       - Пойдем иным путем, - решает Дуку, но я не соглашаюсь с ним.       Подав ему знак рукой, я не спеша тихо двигаюсь вперед, по следу зеленых капель, которых становится все больше. Я дохожу до расплывшейся лужи зеленой жидкости около сетки забора. Что-то продолжает капать на землю, откуда-то сверху. Я медленно поднимаю голову, держа перед собой клинок, служащий источником света, и внезапно вздрагиваю. На меня смотрит голова неймодианца! Именно голова, потому что практически ничего не осталось от остального расчлененного тела, развернутого и разобранного на фрагменты, висящие на растянутой по забору и над ним колючей проволоки. Все вокруг забрызгано зеленой кровью. И все равно на миг мне показалось, что на стеклянных глазах освежеванного неймодианца вздрогнули мигательные перепонки.       Я по неподдающимся логике причинам не могу оторвать взгляд от шокирующего своей жутью и омерзительностью зрелища. Вдруг кто-то касается моей ноги, и я едва не вскрикиваю. Резко обернувшись, я вижу серый скрюченный комок плоти у своих ног, который, медленно разворачиваясь, поднимает на меня желтые глаза и тянет ко мне тонкие деформированные конечности. Когда бледное существо запрокидывает назад крупную раздутую голову, изуродованную скоплениями черных струпьев, оно едва достает мне до пояса, но почему-то уродец маленького роста вызывает у меня усиление тревоги. Пытаясь схватиться за меня тощими кривыми руками, дергая кривой раздувшейся головой, он издает такой громкий высокий крик, словно ребенок, зашедшийся истерическим плачем. Я взмахиваю клинком, разрубив тварь пополам, но алый свет выхватывает из мрака темные силуэты еще целой оравы таких низкорослых монстров. Они обступают меня, хватаются цепкими искривленными пальцами за накидку и сапоги и оглушительно вопят. И пока я пытаюсь расправиться с ними, они едва не валят меня с ног. Упав на одно колено, стиснув зубы от головной боли, которую усилил их визгливый ор, я наугад тычу клинком в синюшно-серую массу их уродливых тел. Я практически ничего не вижу и не чувствую, когда истошные крики, наконец, стихают. Поднявшись на ноги, я ловлю себя на мысли обернуться назад, но, вовремя вспомнив, что там видел, сдерживаю себя. И все равно мне не по себе, словно чей-то взгляд сверлит мою спину, когда я ухожу прочь от забора, на котором распят расчлененный неймодианец. Граф Дуку стоит в темноте и молча наблюдает за мной. Я очень хотел бы узнать, видел ли он в точности все то же, что и я, но еще больше – почему иная реальность выкинула против меня именно таких низкорослых тварей.       - Это что, призраки убитых мной юнлингов преследуют меня? – шепчу я, словно говорю это только самому себе.       - Это тебе виднее, Скайуокер, - невозмутимо изрекает граф.       Я все понимаю… кроме его неуместного спокойствия! Это неправильно, чертовски неправильно, будь оно неладно!       - Но ты же видел их тоже! – срываюсь я.       - Реальности могут пересекаться, наслаиваться друг на друга, - отвечает он, не меняясь в лице. - Странно, что у тебя такая слабая память в столь юном возрасте – что же ты будешь делать, дожив до моих лет?       Я опускаю голову, в горечи кусая губы.       - Я бы умер молодым.       Дуку вздыхает. Его лицо красноречивее любых слов говорит о том, какой глупостью он считает мой ответ. Наверняка от молодых он слышал нечто подобное сотни раз и ему не очень-то интересно, почему я тоже сказал так. А ведь у меня есть причина. Но правильно сейчас будет молчать о ней и просто следовать за графом. Пока я еще могу верить, что он знает, куда идет.       Вскоре мы подходим к одноэтажной постройке. Это некогда была забегаловка – я вижу несколько столов через мутные битые окна. Большая часть стекол заколочена досками или заклеена бумагой. Поверх широких плоских досок и клочьев старой бумаги сделана неаккуратная надпись красной краской: «Здесь была дыра. Но ее больше нет».       Не желая дольше оставаться на темных улицах, я спешу открыть двери и войти в помещение. На затянутой грязной и пыльной пленкой барной стойке я нахожу листовку какой-то другой кантины. На ней изображен неймодианец, держащий в руках бутылку неизвестного мне напитка. «Грошик угощает кортигским бренди! Хотя бы раз в жизни Вы обязаны попробовать, что пьют вуки!». Я ощущаю странное дежавю. Да, если быть честным, в последнее время я часто прикладывался к стакану, но упомянутого бренди не пил никогда. Откуда же мне знакомо что-то такое?       - Тьфу, ты! И здесь неймодианец… - с долей отвращения произносит Дуку, взглянув на мою находку. – Никчемная раса. Напыщенные, жадные, гордые собой, они уверены, что имеют власть, а по факту… жалкие. Пустые. Глупые. Все могут использовать их, как хотят… У тебя нет никаких воспоминаний, связанных с ними?       - Нет, я никогда их не встречал, - если, конечно, не считать труп на заборе, но эту мысль я уже не озвучиваю, продолжая осмотр помещения.       На столах разложены притрушенные пылью карты для сабакка. Над дальними столами висит старый поблекший плакат. Подойдя к стене, я вижу, что на нем изображена целующаяся пара. Но почему сперва мне показалось, что это Дарт Бейн целует мою мать?       В моих мыслях что-то шевелится, словно проснувшийся зверь скребет когтями стену, пытаясь выбраться. Я что-то припоминаю. Я знаю это место. Здесь было что-то еще. Я подхожу к старому музыкальному автомату, который нет надежды включить, но все же касаюсь пальцами панели управления и, к своему удивлению, слышу скрипучую старую запись:       Увидимся на Темной Стороне,       Мы увидимся на Темной Стороне…       Я точно слышал эту мелодию раньше! И видел потухшую вывеску на стене за барной стойкой. Она гласила то же самое?       - «Пьяная сторона», - читаю я нетвердым от неясного волнения голосом. - Ирония?       - Нет, кантина действительно носит это название уже тысячу лет, - сообщает Дуку. - Ты вспоминаешь?       Он указывает пальцем в конец барной стойки, где под стенкой стоит старинная бутылка вина.       - Я не всегда решительно отказывался от спиртного – прежде я ценил хорошие вина, - добавляет граф, словно хочет подтолкнуть меня к некому осознанию. И почему мне вновь кажется, что его слова - укор мне за мою слабость?       - Я не хочу говорить о спиртном! – восклицаю я, раздраженно толкнув бутылку рукой.       Темное зеленоватое стекло разбивается о пол, покрыв его бордовыми брызгами. Какой-то предмет поблескивает среди осколков в луже красного вина. Подойдя и присев на корточки, я вижу небольшую черную пирамидку, на треугольном основании которой выгравирована мелкая золотая надпись: «Настоящее». Теперь я вспомнил, но не далекое прошлое, а слова, появившиеся на корпусе ситхского звездолета.       - Это действительно голокрон, - осознаю я. - Кто-то разделил его.       - Кто же? – хмыкнув, бросает граф.       Иногда мне кажется, что он надо мной откровенно смеется. Как будто я пацан, не понимающий каких-то элементарных вещей. В другие моменты мне кажется, что Дуку играет заодно с Коррибаном. Некий его дипломатический представитель, возможно, самопровозглашенный. Почему именно мне оказана честь быть на этой планете в такой компании?       - Какого черта ты всегда говоришь долбаными загадками? – потеряв остатки самообладания, огрызаюсь я.       - Берегу твою гордость, - отвечает граф Серенно. - Ты вообще надеялся справиться сам, если ты не забыл еще и это.       Я в бешенстве. А он, похоже, в мыслях празднует свою победу. Верно, он умеет ударить в больное место не хуже, чем Коррибан.       - Ты не сможешь признаться, что тебе нужна помощь, - продолжает Дуку с той же твердой уверенностью в голосе. - Не удивительно. Так что это только лишь моя личная заинтересованность скорее разобраться в происходящем. Бутылки хранились в подвале. Ты спускался туда за ними.       - Нужно проверить, что еще есть там сейчас, - несколько успокоившись, заканчиваю я фразу за него.       Признаваться в необходимости помощи – расписываться в своей слабости. Это непозволительно для ситха. И если мне известно, что из-за боли свежей душевной раны я не вполне способен проявлять рассудительность, знать об этом должен только я. Пора взять себя в руки!       Спуск в подвал завален всяким металлическим хламом. Расчищая себе проход, я пытаюсь понять, как ржавые запчасти различной техники могли оказаться в кантине. Не думаю, что здесь кто-то приторговывал таким старьем. Что-то шумит внизу – кажется, там работает какой-то механизм, что, впрочем, не значит, что ничто живое или полуживое не могло притаиться там. Отворив дверь подвального помещения, я застываю как вкопанный на пороге. Шум оказывается ритмичным хлопаньем крыльев тойдарианца. Хорошо знакомого мне грязного тойдарианца. Проходимец Уотто, каким-то образом оказавшийся здесь, разместил в подвале свою лавку. Правда, все, что он мог продавать, имеет ныне совершенно нетоварный вид – проржавевшие механизмы и инструменты валяются среди сырой пыли, некоторые из них завернуты в пленку, но и упаковка не помогла их сохранить.       - Какого черта? – недоумеваю я, увидев старого знакомого.       Уотто пялится на меня помутневшими воспаленными глазами:       - У меня есть то, за что ты выложишь любую сумму, Эни! – восклицает он, паря над чем-то, что лежит на железном столе под куском грязной ткани.       Руки тойдарианца трясутся от напряжения, вязкая слюна ползет от угла рта по рыжей щетине на него подбородке. Он срывает покров – и я вижу на столе изувеченное тело моей матери! Непроизвольно я вцепляюсь пальцами в свои взмокшие волосы. Старые раны вскрываются. Но ведь тускены убили ее… несколько лет назад!       - Ты должен, должен, должен дать мне деньги! – как одержимый, бормочет Уотто, его нездоровые глаза блестят.       - За что?! – кричу я в отчаянии.       - Оставь. Уходи, - слышу я голос графа за спиной.       Но я не могу пошевелиться. Я смотрю на окровавленное тело матери. Похоже, я схожу с ума, а тойдарианская мразь мерзко смеется, пустив очередную слюну на немытый подбородок:       - За все в жизни нужно платить, Эни! Никаких исключений! Есть только ситуации, в которых неуместен торг. И смерть – главная из них!       Я чувствую, как ярость вскипает во мне, подогретая старой болью.       - Просто уходи отсюда! – настойчиво советует Дуку, но я едва его слышу, словно голос звучит откуда-то издалека, из-за нескольких каменных стен. Ему не достучаться до меня.       Я снимаю с плеча дресселианскую винтовку. Уотто продолжает фанатично требовать деньги, даже когда я передергиваю затвор. Он не видит опасности. Я одним выстрелом пристреливаю его, для верности тут же выстрелив еще раз, когда короткое толстое тело рухнуло на пол, и лишь тогда в мои мысли возвращается ясность. Я смотрю на графа, невольно признаваясь себе в том, что ищу в этом несгибаемом мужественном человеке некую моральную поддержку, но вижу в его темных глазах лишь разочарование.       - Какая была в том необходимость? – ставит мне вопрос Дуку. - Ты думаешь, тойдарианец с Татуина в действительности прибыл бы сюда? Ты совсем забыл о том, что не все, что ты здесь увидишь, будет реальным?       Я не забыл. Но и не смог вовремя вспомнить. Отпираться тут уже нечего.       - Хорошо, - отвечаю я. - Что это значит?       - То, что ты не умеешь принимать смерть как естественную часть жизни, - слова графа Дуку выводят меня из себя.       - Моя жена умерла буквально вчера! – вновь срываюсь я на крик. - Я не могу!       - Будь сильнее своих страстей! – мой прежде невозмутимый союзник вынужден также повысить голос. Наверняка его нервирует то, что я не могу его понять. Но ведь и он не понимает меня!       - Никто не может быть сильнее смерти!       Дуку чуть склоняет голову набок – едва уловимый жест несогласия.       - А Дарт Плэгас Мудрый? – звучит его сдержанный риторический вопрос.       Мне приходится задуматься, но и в раздумьях я беспокоен. Что за знания открыл Плэгас! Как можно было избавиться от его голокрона? Что может оправдать такое кощунство? Я нашел часть. Но где искать остальные? Найду ли я их вообще? Проклятье. Лучше бы Уотто предлагал, чем промочить горло – за это я бы сейчас выложился.       Звуки наверху прерывают ход моих буйных мыслей. Звучавшая там все это время музыка превращается в помехи, в стонущий и скрипящий шум. Похожие звуки издавал мой неисправный комлинк. Обменявшись настороженными взглядами, мы тихо поднимаемся в зал кантины. Не торопясь заходить, я медленно приоткрываю дверь и заглядываю внутрь. За барной стойкой что-то происходит. Там стоит кто-то, крупный и высокий, весь в черном, а перед ним дергается, словно в конвульсиях, нечто трупного цвета. Постепенно я бесшумно распахиваю дверь полностью, и мы пытаемся тихо приблизиться на достаточное расстояние, чтобы рассмотреть происходящее, но при этом остаться под покровом тени.       - Теперь я понимаю, о чем он говорил… - шепотом произносит Дуку.       Вглядевшись лучше, я осознаю, что перед нами существо в шлеме и доспехах, которое я видел в кошмаре стоящим в круге пламени! Черный опаленный монстр терзает другое чудовище, представляющее собой две сросшиеся нижние половины женских тел. Он прижимает этот нелепый силуэт к стойке. Я так и не пойму, что делает монстр, но ассоциации, возникающие у меня, неприятные и даже постыдные.       Я чувствую, что нам лучше убраться отсюда. Мы едва начинаем медленно отходить, когда черный монстр резко разворачивается и замахивается тонким длинным мечом из раскаленной добела стали. Дуку первым активирует световой меч и парирует удар, пока я передергиваю затвор винтовки и прицеливаюсь. Монстр в тяжелых доспехах никак не реагирует на выстрел, хотя я точно попал в незащищенный участок обугленной кожи. Если не всех существ Коррибана можно убить, то, кажется, огромная тварь в шлеме как раз из разряда неуязвимых. Все же я собираюсь выстрелить снова, но граф Серенно отталкивает меня назад. Он прикрывает мое отступление, сражаясь в одиночку с обгоревшей тварью. Я выбегаю за дверь и, стоя у стены, поглядываю на то, что происходит в зале кантины. Проклятый монстр сыплет удары так, словно обучен владению мечом! Он долго теснит Дуку к дверному проему, и в последний момент, уже переступив порог, тот падает навзничь. Я быстро захлопываю дверь и, приложив все силы, запираю старый заедающий замок. И только оказавшись в безопасности, я вижу, что существо отрубило моему союзнику кисти обеих рук!       Боль приходит к нему не сразу. Я вижу, как искажается лицо графа, как трудно ему становится не кричать. Тем не менее, он держит себя в руках, не издавая ни звука, только хрипло часто дыша. Внезапно дверь сотрясается, словно кто-то по другую сторону дернул ее на себя, пытаясь открыть. Монстр намерен продолжить преследование.       Пока я пребываю в ошеломленном состоянии, Дуку, опершись на локоть, встает на ноги. Он припадает спиной к стене и ничего не говорит. А черное закопченное нечто продолжает дергать дверь с другой стороны. Дуку со вздохом кивает в сторону, указывая на что-то. У двери лежит отключенный меч графа. Я, наконец, беру себя в руки и подбираю с пола оружие с элегантной изогнутой рукоятью.       Выход из кантины был лишь один – через зал. Что делать, если оставаться здесь дольше нельзя? Есть еще одна дверь на лестничном пролете, ведущая, вероятнее всего, в уборную. Подойдя к ней, я слышу рычаще-булькающие звуки, которые наводят на не лучшие ассоциации. Но, может, затаившуюся там тварь будет проще одолеть – и тогда у нас будет укрытие. Я отворяю дверь ударом ноги, ожидая увидеть за ней очередное чудовище. Но вижу лишь неймодианца, которого рвет. Он дергается всем телом от звука удара но, увидев меня, уже не спешит паниковать. Облокотившись на край грязного унитаза, дрожа, как в ознобе, неймодианец ждет моих дальнейших действий, вперив в меня полный тревоги взгляд.       - Кто ты? – задаю я закономерный вопрос.       - Рун Хаако, - дрожащим голосом едва может ответить он, когда у него от озноба не попадает зуб на зуб. - Ганрей… притащьил менья сюда, будь он прокльят…       Значит, сюда прибыли высшие представители Торговой Федерации? Зачем? И что здесь с ними случилось?       - Это Ганрея растянули на заборе? – предполагаю я, вспомнив про увиденный в переулке труп. - Кто это сделал?       Руна снова выворачивает.       - Нье надо об этом, - просит он, сплевывая излишки слюны с остатками вырванной пищи.       Очевидно, мое предположение верно – наместник был убит столь жестоким и омерзительным способом. Но какое дело могло вообще привести этих трусливых существ на столь опасную даже по одним лишь слухам планету? Нет никаких предположений.       Тяжелое дыхание неймодианца и непрекращающиеся попытки черного монстра открыть дверь не позволяют мне услышать звук шагов графа Дуку, и я не сразу замечаю, что он стоит возле меня. Пот блестит на его напряженном лице, но лишь по этому признаку никто не смог бы догадаться, что он ранен, настолько он способен терпеть боль. Я знаю, какая это боль, когда тебе отсекают конечность! И я поражен и озадачен.       - Я прислал их сюда, - неожиданно сознается Дуку, кивнув в сторону Хаако.       Рун вскидывает голову в неоднозначном выражении.       - Ах, ты! – восклицает он, в голосе его гнев смешивается с трепетом, отчаяние с надеждой на спасение. - Ты сказал нам привьезти оружие, чтобы зачьистить мьестность, но нье сказал, от чего!       Что ж, граф готовился к возвращению на Коррибан куда основательнее меня. Естественно, что уже знакомый с планетой человек перестраховывался, пытаясь учесть различные возможности и варианты событий. Правда, не все идет по плану, но и это не пошатнуло его хладнокровия.       - Для меня полнейшая неожиданность, что вы сами решили сопроводить груз, - совершенно спокойно говорит Дуку. – Откуда же вдруг такая смелость?       Рун Хаако опускает голову, видимо, изображая покорность и стыд за свою дерзость:       - Потому что такие льюди, как Вы, нье обращаются из-за мьелочи. И я убьедился…       - Так вы привезли оружие? – перебивает его граф строгим вопросом.       - Ньет… ни оружия, ни кораблья ньет! – дрожь возвращается в запинающуюся речь неймодианца. – Мы планьировали сопроводить до орбиты, бьез посадки, но высадка дьеснатных барж не успьела начаться, когда… Я не знаю, что…       Стоя на коленях, опустив взгляд, он разводит руками. Ясное дело, он не может объяснить ничего насчет того, что здесь случилось. Видимо, совершилась аварийная посадка спасательной капсулы погибшего грузового корабля.       - Вставай, нам нельзя здесь оставаться, - вмешиваюсь я, прикрикнув на Руна.       Хаако медленно поднимается на ноги, его по-прежнему трясет и пошатывает. Когда он все же встает, подобрав испачканные полы бархатистой мантии, я вижу за ним у стены клетку с пилат-птицей. Я, конечно, слышал, что эти хохлатые певчие птицы – символ богатства и статуса в неймодианском обществе, но насколько же абсурден тот факт, что, эвакуируясь, Рун взял с собой клетку.       - Очень любишь свою птичку? – не удерживаюсь я от комментария.       - Это странно… - смутившись, отвечает Хаако, - но он оказалсья польезным. Пьилат, кажется, прьедчувствовал, что плохое должно случьиться. И здьесь он первый чует, когда начьинается… как объясньить?       - Когда наступает Тьма, - помогает ему с разъяснением Дуку.       Я смотрю на пилат-птицу. Она спокойно сидит в клетке, не издавая ни звука. Неймодианец, очевидно, замечает, куда направлен мой взгляд:       - Он спокоен, да. Тогда мы можем уйти. Там есть пролом в стенье.       - Тогда подбирай свою клетку и веди нас, - распоряжаюсь я, и Рун кивает, соглашаясь показать путь.       Если пройти мимо разбитых умывальников и незакрытых кабинок к маленькому отгороженному помещению, служившему, по всей видимости, подсобкой, можно увидеть разрушенную стену. Когда-то в уборной было окно, но сейчас оно закрыто досками. И только сейчас, проходя мимо, я заметил, что грязные тряпки скрывают все позеленевшие зеркала. Что ж, может, оно и к лучшему.       Узкий проулок между кантиной и другими строениями остается темным, за углом едва видно, что улицы Дрешде вновь укрыты туманом. Мы уходим в ближайшее здание, фактически примыкающее к кантине. Его дверь оказывается незапертой. Темно-красные тусклые стены помещения, в которое мы вошли, испещрены дырами, возможно, от бластерного или иного оружия. В комнате есть пара шатающихся стульев, перевернутый стол и рассыпанные по полу бумаги, столь старые и грязные, что их невозможно прочитать. Раздвижная дверь в соседнее помещение наполовину выломана, но теперь она заржавела и больше не сдвигается с места. Я заглядываю в щель, образованную отогнувшимся металлом, и едва различаю в темноте, что там стоит каменная плита с неким древним барельефом. Сквозь пыль и завесу паутины различить изображение очень трудно. Я активирую меч, чтобы лучше его рассмотреть, и увиденное заставляет меня отпрянуть назад. Каменный барельеф схематично изображает черного монстра в шлеме, похожем на череп!       - Каковы будут наши дальнейшие действия? – начинаю говорить я, пытаясь скрыть свою взволнованность.       - Твои действия, - уточняет граф, устало садясь на стул возле стены. – Дальше ты пойдешь искать ответы в одиночку. Разумеется, если не захочешь потащить с собой Хаако, но я бы настоятельно не рекомендовал.       - Я думал, будет лучше не оставлять тебя в одиночестве, - полагаю я, но Дуку резко возражает:       - Ты не унижай меня своей заботой. Может, у тебя, конечно, благие намерения, но, знаешь ли, даже в этом случае от неймодианца никакого толку. Ему помощь понадобится быстрее, а это уж избавьте…       Услышав его слова, Рун меняется в лице.       - Ты думаешь, я ни на что не годьен?! – восклицает он, явно задетый таким пренебрежением. – Мнье что, доказать тебье, чертов ксьенофоб?!       Граф устало усмехается, совершенно безразличный к чужому уязвленному самолюбию. Хаако вновь начинает дрожать, но это уже не просто дрожь страха. Боязливость в нем соседствует с напряжением и гневом. Он готовится к некому решительному действию, осторожно ставя клетку с пилат-птицей на пол. Рун прячет ладонь под толстые складки темной мантии, а потом выхватывает вибронож.       - Знаешь, на что я способьен?! – выкрикивает неймодианец, угрожая так оскорбившему его Дуку. - Я зарьежу тебья, ксьенофоб! Я смогу! Так же, как я выпустьил кишки этому тупому нытьику Ганрею!       Я открываю рот, но у меня нет слов. Такого поворота я не ожидал никак. На лице графа тоже появляется тень удивления. Не исключено, что Рун терпеть не мог того, с кем вынужден был работать, страдал от того, что приходится подчиняться столь гнилой личности, притом, что у него были свои амбиции. Но чтобы все могло зайти так далеко, чтобы для Хаако актом самоутверждения стало убийство Ганрея! Такого никто не мог ожидать, я уверен.       - Я видьел его истьинную суть, - оскалив неровные зубы, произносит Рун. – Такую омьерзительную, разросшуюся, как раковая опухоль! Но отвратьительнее было то, что я увидьел, когда его вскрыл! Сколько было в нем дьерьма!       Его слова, отдающие безумием, несколько проясняют картину. Без вмешательства сил Коррибана не обошлось, но все же такая запредельная жестокость! Что сидело в нем все это время и вылезло лишь сейчас и здесь!       - Тут я с тобой согласен, - ехидно улыбаясь, отвечает Дуку. - Меня смущает лишь то, что это говорит неймодианец.       Хрипящий от напряжения, покрывшийся пятнами Рун заносит вибронож, но я успеваю выстрелить ему в плечо.       - Ксьенофоб… - сквозь зубы цедит он, выронив нож, а я стреляю второй раз, в живот, после чего он падает. И уже тогда я приканчиваю безумца выстрелом в голову.       Граф смотрит на меня с укором. Да и ко мне приходит осознание, как бездарно я потратил заряды. Уже давно пора было собраться и действовать с умом! Тем более что дальше я буду идти в одиночестве, оставив здесь раненого союзника. Сейчас я ничем не могу помочь Дуку, кроме как пожертвовать ему предназначенное для себя обезболивающее. Он, разумеется, прекрасно держится и без него, но и его выдержка не безгранична. Однако куда хуже его мучений то, что он теперь практически беспомощен.       - Отвести тебя к звездолету? – предлагаю я.       - Нет необходимости, - отказывается граф.       - Но руки…       - Успокойся, - отрезает он. - Мне ничего не угрожает – Коррибану от меня больше ничего не нужно! Оставь себе мой меч – мне ведь он больше не понадобится. И еще проверь карманы моих брюк.       Решительно никогда я не видел такой стойкости. Даже если бы я был уверен, что здесь ничто не угрожает мне, все равно не рискнул бы остаться один, без оружия, потеряв даже руки! Я покоряюсь решению волевого человека, молча выполняя то, что он сказал – забираю все, что есть в его карманах. Первой мне в руки попадает сложенная бумажная карта города Дрешде и близлежащих окраин.       - Я нашел ее здесь во время первого визита, - поясняет Дуку, - там есть пометки, которые могут пригодиться.       Но кроме карты он взял с собой еще кое-что.       - «Белый экстракт»? – недоуменно произношу я, рассматривая какую-то мутную жидкость в склянке. Граф понимает, что стоит кратко поведать историю этой вещи:       - Я сталкивался с одним человеком, который пытался выпустить Тьму за пределы Коррибана. Полномасштабный всеобъемлющий ужас, а не те мелкие попытки просочиться, что увидел ты. И это вещество позволило мне его остановить. Держи при себе. Как и кинжал Мола.       Я по какой-то причине жду дальнейших наставлений, вроде: «Будь предельно осторожен, ничего не принимай на веру, думай, прежде чем действовать». Но он не говорит больше ничего. Может, снова бережет мою гордость, а, может, просто все дальнейшие решения за мной. Куда же мне стоит идти?       - Где может быть что-то, связанное с Плэгасом Мудрым? – осведомляюсь я.       - Иди в госпиталь Дрешде, – советует Дуку. – Мол рассказывал, что Плэгас проводил некие эксперименты там. Но помни главную цель, зачем мы летели сюда!       Я изучаю карту, определив наше нынешнее местоположение и маршрут отсюда до госпиталя. Теперь мне придется полагаться только на оружие ближнего боя, потому нужно усилить осмотрительность. Я беру с собой клетку с пилат-птицей – кто знает, может, она убережет меня от особо крупных неприятностей, какие начинаются с приходом Тьмы. Чувствуется потребность, или даже необходимость сказать что-то графу, уходя, но я не нахожу слов. Просто тихо удаляюсь и выхожу на затуманенные улицы.       С планом местности, где отмечены перекрытые проходы и потенциально опасные участки, я без проблем добираюсь до госпиталя Дрешде – серого здания в ржавых разводах, с мутными битыми окнами. Часть его фасада окружена старыми строительными лесами, как и другие постройки. Внутри также словно идет ремонт – покрытие снято с неровного серого пола, краска соскоблена со стен и оставлена мусором под ногами, мебель и оборудование затянуты полиэтиленом, как обычно делается во избежание загрязнений. Воздух очень сухой и пыльный, от него даже дерет в глотке. Я захожу в ближайшее помещение, где вижу оставленные в беспорядке вещи и рабочую документацию. Большая часть ее так пострадала от пыли, что ее невозможно разобрать. В сохранности осталась только одна запись под стеклом на столе:       «Многие вещества, активно применявшиеся в различных ритуалах ситхов, являются на самом деле сильнейшими токсинами. В некоторых смесях используется яд животных, одной капли которого хватило бы для смерти любого индивида, не являющегося адептом Темной Стороны. Ядовитые растения и грибы также получали широкое применение. Известно о том, что высоко ценился цветок беспамятства – вьющееся растение, цветы которого выглядят, как желтые рога для питья. Цветок беспамятства, однако, представлял и большую сложность в плане обнаружения мест его произрастания и правильного сбора. У Пророков Темной Стороны также получили особое значение грибы-сапротрофы «белые руки». Их плодовые тела действительно напоминают бледные усохшие кисти мертвых человеческих рук. Изначально данные грибы, произрастающие на могильниках, были известны ведьмам как «средство утолить голод похоти». Пророки же готовят из «белых рук» багряный спайс, рецептура которого век за веком держится в тайне, как и особенности его воздействия на психику. По весьма скудным и не вполне научным свидетельствам, полученный наркотик вызывает вовсе не оргазмические ощущения, а, скорее, панику и пугающие видения, но, несмотря на это, к багряному спайсу формируется сильная зависимость, от которой уже невозможно избавиться по собственной воле».       Совершенно бесполезная информация. Я надеялся найти в здесь карту госпиталя, но не могу ее обнаружить. Осмотр всего, что есть в запыленной комнате, не принес никаких результатов. Придется продолжать поиски чего-то, связанного с Дартом Плэгасом, полностью наугад – мало того, что я не знаю, что именно ищу, так я еще и не могу знать, где придется искать.       Во мраке пустых коридоров эхом разносится шорох строительного мусора под моими сапогами. Видимо, эти звуки несколько тревожат птицу, которая начала суетливо бегать по клетке. Но моя надежда на то, что ее поведение ничего не значит, рушится, когда пилат начинает испуганно кричать, совсем не мелодичным резким голосом, а в следующий миг я вижу, что нечто движется на меня из темноты. В проходе появляется огромная бесформенная масса бледной плоти, которую невозможно обойти. Я дергаю одну за другой двери ближайших палат, но они не поддаются. Приходится браться за оружие. Я стараюсь проявить осторожность и не рискую воспользоваться световыми мечами, предпочтя жабоку. Может, такой выбор стоил мне некоторых сохраненных нервов, когда я увидел приблизившееся ко мне нечто. Практически весь проход загромождает омерзительный тучный монстр с распухшим телом. Его зеленоватая кожа, через которую проступают сосуды, покрыта сочащимися нарывами и язвами. Головы нет – вместо нее свернувшаяся, втянутая внутрь сгнившая и засохшая кожа шеи. Я успеваю отскочить назад, когда меня пытаются схватить его плоские мясистые руки. Эта омерзительная туша – словно одна огромная ходячая опухоль. Быстрым резким ударом с расстояния я вспарываю раздувшийся живот монстра, и меня едва не выворачивает. Его внутренности разят чем-то кислым, забродившим, с примесью запаха спирта. Даже задержав дыхание, обходя труп твари, я чувствую отвратительное напряжение внутренностей. Ком встал в горле, но я теперь совсем не хочу пить.       Двигаясь дальше по коридору, я пробую открыть все имеющиеся двери, но ни одна из них не отворяется. Ход на лестницу завален – здесь обрушилась потолочная плита. Попробовать подняться на этаж выше можно только через шахту лифта. Может, кабина лифта была демонтирована, или же здесь случилось еще что-то, но сейчас шахта пустует, а ее обнажившиеся ржавые опоры можно использовать для подъема. Такой подъем почти равносилен покорению отвесной скалы с ничтожно маленькими уступами. Приходится напрягать мускулы до предела. Я чувствую боль в пальцах ног и рук… точнее, руки. Несколько этажей оказываются закрытыми за плотно сомкнутыми дверями лифта, но выше я вижу просвет. Если я ничего не обнаружу на доступном этаже, надеюсь спуститься ниже уже по лестнице или найти иной путь. Добравшись до уровня приоткрытых дверей, я начинаю двигаться к ним вдоль узкой шатающейся балки, когда вдруг расплывшаяся плоская конечность протискивается между дверных створок. Я едва могу удержаться от того, чтобы не сорваться вниз. Мне приходится держаться за прутья арматуры одной рукой, чтобы взять во вторую световой меч, но даже столь легкое оружие способно нарушить равновесие. В таком положении я не могу рассчитывать удар – я просто машу клинком, нанося беспорядочные порезы, как мне кажется, бесчувственной мясистой конечности, пока, наконец, не отсекаю ее. Я вижу, как свет из проема дверей перекрывает массивная безголовая туша. Возможно, если я приближусь, она будет пытаться атаковать меня оставшейся рукой. Но у меня нет вариантов действия. Продолжая держаться одной рукой – к счастью, не живой, не знающей усталости – я двигаюсь к выходу, держа меч наизготовку. Собрав силы, глубоко вздохнув, я перепрыгиваю с шаткой балки на край проема, схватившись правой рукой за дверь, а левой совершая быстрый выпад. Еще несколько секунд, пока раздутый безголовый монстр, пошатываясь, не рухнул на пол, мне приходится висеть на краю, но затем я выхожу из шахты лифта, перелезая через зловонный рыхлый труп.       Этаж, на котором я оказался, мало чем отличается от первого. Но мне кажется, что здесь в темноте я слышу чье-то неровное, прерывистое дыхание. Я начинаю проверять двери, и после нескольких неудачных попыток одна из них все же распахивается передо мной.       Я оказываюсь в комнате без окон, с высоким потолком и белыми стенами, находящимися в почти идеальном состоянии, особенно в контрасте с остальной частью здания. Здесь только и удается вспомнить, что я нахожусь на территории бывшей больницы. В белой палате нет ничего, кроме ничем не покрытой металлической койки с решеткой вместо изголовья. На койке, вперив взгляд в пол, сидит муун, облаченный в старые боевые сапоги, черные штаны и грязную смирительную рубашку. Его едва заметно бьет дрожь, и он тяжело учащенно дышит. С опаской подойдя чуть ближе, я замечаю, что у мууна нет глаз – на их месте только глубокие пересекающиеся кровавые рубцы и гниющие раны. Кровь стекает по плоскому носу, скулам и подбородку, несколько темных капель срывается на белый пол палаты.       - Кто ты? – спрашиваю я, но муун не шевелится. – Как твое имя? – повторяю я громче.       - Не спрашивай того, что и так тебе известно, - все же отвечает он тихим осипшим гнусавым голосом. – Или же на самом деле ты не хочешь найти то, что ищешь?       На моем лице наверняка появляется выражение шока, которое, к счастью, мой собеседник не может увидеть. Мало того, что я, собираясь отыскать информацию о Дарте Плэгасе Мудром, никак не рассчитывал встретить здесь его самого, так еще и в таком состоянии – ужасающем и жалком! Мне требуется время, чтобы свыкнуться с реальностью происходящего и заговорить о том, что привело меня сюда.       - Я ищу Ваш голокрон, - обращаюсь я к мууну.       - Мой голокрон? – удивленно переспрашивает Плэгас, не поднимая головы. - Я отдал его твоему учителю. Но тот вернул его сюда. Не скажешь, почему?       - Так голокрон здесь, на Коррибане? – наконец-то получаю возможность уточнить то, что предполагал до этого, я. - Весь?       Муун сипло посмеивается, качая головой:       - Как знать. Есть много Коррибанов.       Все его слова настолько мутные, что это начинает меня раздражать. Я хочу ясности, но почему все оказываются мне ее дать?       - Голокрон был у Дарта Мола? – пытаюсь прояснить я хоть что-то.       - Да, - на этот раз прямо дает ответ Плэгас. - Я должен был отплатить ему за участие в моих опытах.       Мой учитель участвовал в темных делах этого ситха? Какова была роль Дарта Мола в них, что еще он от меня скрывал? Я не успеваю задать вопросы, когда следующие слова Дарта Плэгаса ошеломляют меня настолько, что я теряю дар речи, и у меня едва не подкашиваются ноги.       - Мои исследования… Мои эксперименты… Сколько их было, но ты! Несомненно, ты величайший в их числе! Моя гордость – моя боль. Багровая Церемония, красный кинжал, белый экстракт, черный кубок! До чего же сложно было добывать, синтезировать, подбирать пропорции. Но я сделал это!       По всему телу расходится какое-то мерзкое ощущение онемения. Словно все силы покидают меня. Что это может значить – я величайший в числе его экспериментов?! Конечно, Дуку уже говорил мне, что то, чем занимался Плэгас, имеет прямое отношение к моему рождению, но… Я не эксперимент! Я человек, сын моей матери! По какой бы причине у меня не было отца, я не желаю более ничего знать!       - Багровая Церемония? – с усилием выдавливаю я из себя два слова.       Муун резко вскидывает голову. Мне кажется, что он смотрит на меня, хоть это и объективно невозможно.       - Мое величайшее достижение! – восклицает он. - Тебе стало интересно, да? Конечно, стало. Я чувствую твои страсти, знаю, что ты хочешь сделать! Ты получишь желаемое только через мой труп!       О чем, черт его подери, он заговорил? О каких еще моих страстях?!       Повисшую в белой палате тишину нарушает тревожный птичий клекот. Напуганный пилат кричит и бьется в клетке. И тут же чистые белые стены палаты начинают темнеть, покрываться ржавчиной и размытыми потеками чего-то, похожего на густую кровь. И когда наступает Тьма, с мууном, сидевшим на койке, тоже происходит нечто. Вновь обернувшись в его сторону, я вижу монстра, уставившегося на меня желто-белыми водянистыми незрячими глазами. Все его бледное тело, покрывшееся трупными пятнами и кровавыми волдырями, перетянуто множеством ремней, которые по-прежнему держат его руки в том положении, в каком их фиксировала смирительная рубашка. Его вытянутый голый череп изъязвлен так, что в нем просто зияют темные дыры. Высокий и тощий муун поднимается на ноги и, с трудом переставляя ноги в тяжелых сапогах с ремнями, приближается ко мне. Я активирую меч, но не успеваю атаковать, когда он открывает рот и выдыхает облако едкой отравы. В носоглотке появляется такая резь, словно я вдохнул стеклянную крошку. Меня начинает душить приступ кашля, во рту чувствуется вкус крови. Тем временем монстр делает подсечку и валит меня с ног. Меч выпадает из моей ладони. Задыхаясь, я пытаюсь встать, но тварь, в которую обратился муун, склоняется надо мной и выдыхает еще порцию яда. У меня начинают болеть и слезиться глаза, струйка выкашлянной крови стекает по моему подбородку. Я не могу дотянуться до меча, даже не вижу, где он. Хвала звездам, что в данный момент у меня есть второй. Я снимаю с пояса меч графа и активирую клинок. Надо мной уже нависает массивная подошва сапога Плэгаса. Его монструозная версия готова со всей силы опустить стопу мне на грудь, но я моментально отсекаю ему ногу. Теперь падает он, в то время как я встаю. И немедленно пронзаю алым клинком грудь противника.       Недолгая агония – и тело монстра расслабляется. Я замечаю, что нечто небольшое зажато между его рук, рассекаю ремни, стягивавшие болезненное бледное тело, и беру в руки черную пирамидку – почти такую же, какую нашел в кантине в бутылке с вином. Золотая гравировка на основании гласит: «Ложь». Что ж, вот и еще одна часть. Если мне не изменяет память, всего их должно быть пять. А еще, исходя из слов Плэгаса, белый экстракт был частью некой Багровой Церемонии. Как и кинжал, которым был убит Дарт Мол. Красный кинжал. Вместе с ними муун-ситх упомянул некий черный кубок. Должен ли я найти и его тоже?       Пока мне стоит осмотреть другие помещения на этом этаже госпиталя. Покинув палату, я вижу, что от стен теперь остались одни ржавые каркасы, полностью затянутые полупрозрачной пленкой, покрытой грязными разводами. Пол составлен из черно-коричневых влажных металлических листов, из-за чего звук моих шагов разносится по всему этажу. Мне больше не быть незамеченным. Большинство дверей заперто, а пилат-птица продолжает вопить и метаться по клетке.       Очередная дверь, ведущая в пустующий кабинет, оказывается открытой, и я вижу, что в помещении у окна кто-то стоит. Это не монстр. Через мутное стекло на темные улицы Дрешде глядит молодая женщина в черно-красном платье с украшениями из белого металла. Ее темные волосы уложены в сложную прическу, какие являются частью набуанских традиций. Я не могу поверить своим глазам! Кто она? Я делаю несколько шагов в сторону и вижу лицо женщины. Меня бросает в жар, мое сердце словно подпрыгивает вверх и начинает биться уже где-то под горлом.       - Падме! – не своим голосом роняю я.       Она тревожно оборачивается, но успокаивается, узнав меня. Узнав меня! Это она, действительно она!       - Вы ошиблись, - вдруг развенчивают слова женщины охватившую меня иллюзию, - я Корде, ее служанка.       Конечно. Одна из двойников Падме. Все они были готовы защищать ее ценой собственной жизни. Но и они ее не уберегли. Ее больше нет!       Головная боль возвращается, а сердце никак не хочет успокоиться.       - Что ты делаешь здесь? – наконец-то, у меня получается спросить Корде об этом. Голос остается не моим, что, впрочем, не удивительно после кровохарканья.       Она очень напугана и ей тяжело говорить. Голос ее дрожит, когда она пытается объяснить:       - Падме… просила меня найти Вас… любой ценой.       Жена искала меня? Когда? Мы ведь виделись с ней в тот роковой день. Может, Корде просто исполняет поручение, полученное еще тогда, когда Падме была жива? Знает ли она о смерти своей госпожи? Даже если нет, сейчас мне лучше не ошарашивать ее страшной новостью.       - Что у тебя в руках? – интересуюсь я, увидев, как ее пальцы нервно что-то ощупывают.       Корде показывает мне на ладони еще одну черную пирамидку:       - Я нашла это… там… где письмо Падме… - снова пытается она говорить, но запинается, закрыв глаза ладонью – видимо, она вспомнила какое-то нехорошее место.       - Можешь дать мне это? – прошу я у женщины ее находку. - А взамен я дам тебе эту птицу, - я показываю ей пилата в клетке. – Она убережет тебя здесь. Она предчувствует плохое.       Корде кивает и смахивает слезы. Я беру из ее руки пирамидку с надписью «Будущее» и вручаю ей клетку. Но женщина не успевает поблагодарить меня.       Не могу понять, как я не заметил, что в помещении появилась очередная тварь! Монстр, находящийся теперь в одной комнате с нами, довольно крупный и имеет развитое тело. Он вооружен копьем. С его оголенного торса, рук и лица симметричными фрагментами срезана мертвая кожа, и обнаженная алая плоть постоянно кровоточит, словно существо потеет кровью. Его гнилые зубы обнажены в постоянном оскале, глаз не видно – их скрывает тяжелый «венец» из толстых заостренных ржавых штырей, перекрещенных и всаженных в голову, чудовищной черно-коричневой короной опоясывая голый череп. Я тут же активирую световой клинок. Но монстр так быстро перебрасывает копье в руках, что я даже не успеваю отследить его движения, однако меч оказывается выбитым из моей руки, а когда я пытаюсь вооружиться вторым, меня отталкивают к стене. Сильный удар приходится на спину и затылок, и пока я поднимаюсь на ноги, тварь хватает Корде за горло и поднимает ее над полом. Женщина пытается кричать, но не может, а монстр одним рывком лишает ее одежды. Я поднимаю меч, выбитый из моих рук, но не успеваю ничего сделать – сильные пальцы чудовища впиваются в грудь женщины и в один миг сдирают ее кожу! В ужасе я, не помня себя, выбегаю за двери и захлопываю их. Последнее, что предстает моему взору в покинутом кабинете – монстр, продолжая держать в руке освежеванное тело, швыряет кожу в мою сторону, и брызги крови летят мне в лицо между смыкающихся дверей. Меня еще долго трясет как в лихорадке.       За углом коридора я вижу железную лестницу, ведущую, по всей видимости, на крышу госпиталя. Уж лучше покинуть здание таким способом – я уже насмотрелся здесь достаточно. Я спешно взбираюсь по лестнице и действительно выхожу на крышу, устланную плотным черным покрытием, огороженную лесами. Кругом мрак, только на горизонте едва горит темно-красное зарево. Я могу спуститься по старым лесам, пусть в темноте это и особенно рискованно. Только бы выждать еще немного, чтобы дрожь окончательно покинула тело. Я нервно хожу по крыше туда-сюда. Корде. Святые звезды, как она была похожа на Падме!       Выровняв дыхание и успокоившись, проверив всю экипировку, я подхожу к краю крыши и ступаю на ржавую металлическую конструкцию. Она несколько дрожит, но должна меня выдержать. Осторожно я начинаю спуск, проверяя стопой каждую перекладину, прежде чем наступить на нее. Левая ладонь немного скользит, и капли пота иногда скатываются в глаза, но подобные мелочи можно стерпеть. Все же лезть здесь гораздо проще, чем в шахте лифта. Надеюсь, здесь ничто не может напасть на меня.       Я прохожу расстояние, равное двум этажам. На этом уровне находится крыша смежной постройки. Там на шершавом черном покрытии лежит что-то. Скорее всего, небольшой листок бумаги. Я добираюсь до края лесов, ставлю ногу на крышу смежного строения и перебираюсь на нее. Здесь действительно лежит обрывок какой-то записи, частично размокший и испачканный, но слова еще можно разобрать. Не касаясь листка, я присаживаюсь на корточки, чтобы прочесть:       «Эта абсолютная истина, абсолютная мудрость… Лучше бы я умер. Я ведь все сделал, что было в моих силах, и мне уже нечего бояться. Но, затянув ремень на плече, глядя на иглу, разве я не колебался? Разве не разрывались от сомнений мои сердца?! Я знал, что это отрава, а не ключ. Я заслужил это. Но какую боль причинит правда ему, когда он ее узнает? Последствия теперь беспокоят меня».       Кто мог писать это? Муун? Забрак? Цереанин? И что же его беспокоило, чье обретение правды? Наверное, мне уже не узнать.       Стоя у края крыши и собираясь продолжать спуск, я вдруг вижу черный силуэт, скрывавшийся в тени. Он выставляет руку вперед – и я вижу раскаленный добела железный прут. Сражаться с обгоревшим существом или отступать? Мне все равно не одолеть его. Я пытаюсь уйти тем же путем, каким пришел, но черный монстр на крыше смежной постройки ударяет горячим оружием по лесам, рассекая их, после чего они обрушиваются. Я с вскриком срываюсь вниз.       Чей-то голос во мраке произносит: «Лорд Вейдер, ты слышишь меня? Встань, Дарт Вейдер!». Через все мое тело проходит болезненная судорога. Я прихожу в сознание, лежа на усыпанной пеплом земле. Тьма отступила. В спине, шее и голове чувствуется ноющая боль. Медленно встав на ноги, я осматриваюсь. Никого поблизости нет. На улицах вновь что-то изменилось. В серых стенах заброшенных построек зияют округлые дыры, в них виднеются дрожащие губы трупного коричневого цвета. Иногда они открываются и снова смыкаются. До чего вульгарная мерзость.       У меня есть карта Дрешде, но я не знаю, куда мне стоит идти. Может, в Великий Храм? Мне кажется, так будет разумно. К нему есть две дороги. Несколько проще мне будет идти через площадь – там уменьшаются шансы столкновения с монстрами в тумане. К тому же, я не хочу видеть мерзостные дыры в стенах.       Оказавшись на площади, едва различая смутные очертания зданий во мгле, я начинаю опасаться, что заплутаю здесь. Стоит невыносимая тишина, и только зола шелестит под сапогами. Как же я невольно дергаюсь, услышав за своей спиной голос:       - Глазам своим не верю. Это действительно ты, о Избранный. Значит, Верховный Пророк Каданн еще не пропал…       Обернувшись, я вижу, что позади меня стоит немолодой бородатый мужчина в мерцающем переливчатом плаще. Такие накидки, символизирующие переменчивый свет звезд в вечном темном космосе, носили Пророки Темной Стороны. Верховный Пророк, должно быть, их лидер. Чего же он от меня хочет? И почему так меня назвал?       - Я… что? – замявшись, переспрашиваю я. - Меня выбрал Коррибан, про это ты?       - Нет, - с благоговейной полуулыбкой отвечает Каданн, - само твое рождение – воля здешних сил. В тебе живет Ситх’ари, создавший этот мир, благодаря Багровой Церемонии Мудрого! Ты его часть, чистая, нетронутая Тьмой.       Будь я проклят! Сказанное им не может уложиться в моей голове. Я был рожден из-за Багровой Церемонии, проведенной Дартом Плэгасом? Пусть будет так. Но как возможно то, что я являюсь частью Ситх’ари, жившего тысячу лет назад? Сначала Дуку заявлял, что моя жизнь представляет особую ценность, теперь этот пророк зовет меня Избранным… Еще и нетронутым Тьмой.       - Мне кажется, ты ошибаешься, - полагаю я, желая поставить под сомнение слова Каданна. - Я выбрал Темную Сторону и служу ей, осознанно и непоколебимо. Сколько на моем счету убитых джедаев, уже после джеонозианской трагедии! Даже юнлингов.       - Все это я знаю, - остается непоколебимым человек в мерцающем темном плаще. - Как и ты знаешь все, но не все хочешь признавать. Ты лишь один из многих, кто боится истины. Все они хотят твоей смерти, но пророчество знаю лишь я, не отравленный алой ртутью.       - Какое пророчество? – нетерпеливо интересуюсь я.       Каданн поднимает глаза к затуманенному небу, видимо, по некой сектантской привычке:       - Красным был первый, второй есть белый, и черным третий станет, - повысив голос, вещает он и вновь переводит взгляд на меня: - И если ты, о Избранный, здесь, то скоро наступит конец тишины, наступит конец молчания.       Такая театральность, разумеется, не может на меня подействовать. Но отчего же мне так не по себе?       - Я не люблю аллегории, - заявляю я. - Мне нужно знание. Четкое и ясное.       - Что ж, может, у Вечного Костра ты его найдешь, - тут же предлагает Каданн.       Это уже возможность зацепиться хоть за что-то. Я достаю карту и раскладываю ее перед пророком:       - Покажи маршрут.       Каданн указывает мне путь, который лежит через Долину Темных Лордов и уходит дальше древней Академии Ситхов, на территории, которых на карте уже нет. Я стараюсь запомнить все его слова. Надеюсь, что смогу сориентироваться там. Я уже готов продолжить путь, распрощавшись с пророком, но вдруг окровавленная рука вырывается из-за мглистой завесы и хватает его за плечо. Из пепельной дымки выступает монстр в ржавом венце, с частично срезанной кожей. Его свободная ладонь ложится на голову Каданна, пальцы резко сжимаются, и череп человека с хрустом размозжается, словно скорлупа раздавленного яйца. Я бросаюсь бежать, даже не разбирая дороги, ныряю за ближайший угол, петляю по узким неровным улицам. Я бегу долго, пока не оказываюсь у железного забора, за которым уже нет строений, а впереди лежат только рыжеватые скалы. Я на окраине. Можно ли отсюда добраться до Вечного Костра? Свериться с картой сложно – я не вполне понимаю, куда зашел и как вернуться. Уже собираясь перелезать через забор, я замечаю, что, как мне кажется, одинокая скала-останец посреди расщелин несколько раз меняет угол наклона. Всмотревшись лучше, я не лишаюсь иллюзии, что скала шевелится. И тут же, когда туман несколько расступается, словно намеренно открывая это зрелище, я понимаю, что передо мной не скала, а вставший на дыбы, дергающийся всем телом таозин! Гигантский, даже в рамках своего вида, плотоядный червь ритмично раскачивается, приподнявшись над землей. А все его внутренности, которые видны через полупрозрачную чешую, имеют черный цвет. Похоже, таозин способен заметить меня и напасть с расстояния, выбросив шелковую паутинную нить, а, значит, нужно убираться отсюда.       Уже без спешки, петляя улицами, на которых я чудом не заблудился, прибежав к окраине, я вновь оказываюсь на площади. Красного монстра здесь больше нет, есть только его следы – капли крови и кровавые отпечатки обуви. Судя по всему, он ушел не в том направлении, в каком нужно идти мне. Сверяясь с картой, я добираюсь сначала до Великого Храма, представляющего собой наполовину разрушенную постройку в форме усеченной пирамиды с безголовыми статуями лежащих животных у входа. Я решаю не тратить время на его обследование, ведь не он моя цель, да и неизвестно, насколько это может быть рискованно. Обойдя храм, я спускаюсь в Долину Темных Лордов. Площадь ее огромна, и практически весь ландшафт тонет в тумане, только лишь наверху еще видно шесть статуй склонивших головы гуманоидов и побитый обелиск Аджанты Полла. Стены расщелины, где располагаются ситхские захоронения, пострадали от многочисленных обвалов, и временами дорога через Долину завалена острыми камнями. Их даже нельзя обойти, когда во мгле не видно, есть ли где-то проход вообще. Мой путь оказывается нелегким еще и по той причине, что время от времени среди камней оказываются затаившиеся нелепые существа, составленные из двух пар ног. Впервые я видел такую тварь в «Пьяной Стороне», но тогда мне и в голову не пришло, что это нечто может атаковать. Оно бьет верхней парой конечностей, упорно пытаясь преградить дорогу. Я, конечно, прибыл сюда уже со знанием, что способность видеть есть у разлагающихся монстров, даже если у них нет видимых органов чувств. Но в случае с подобными тварями я не могу примириться с этой мыслью. Иногда монстры вполне могут не реагировать на меня, если удается пройти на приличном расстоянии от них и не шуметь, но подобное удается редко. Мне кажется, что я схожу с ума. Я бы наверняка поверил в собственное безумие, если бы ощущения, что я иду через каньон, не были настолько отчетливыми. У меня сбивается дыхание, я обливаюсь потом, периодически боль в спине после двух сильных ударов дает о себе знать. Такое чувство, что здесь я постарел минимум на десяток лет.       В конце концов, мне удается пересечь Долину Темных Лордов и увидеть Академию Ситхов, черной пирамидой нависающую над расщелиной. Вечный Костер находится за ней, среди скал. Собрав силы для последнего рывка вверх, я поднимаюсь к зданию Академии. Приходится идти по живым камням, оступаясь и рискуя травмировать ноги. Меня учили не избегать травм, не смягчать падений – ведь если ты поступаешь так, значит, ты морально готов к поражению. Сейчас я морально не готов ни к чему, но я твердо знаю, что вопреки учению нужно беречь себя. Не я буду решать, когда я уйду отсюда. Не буду знать, что мне предстоит. Впереди полнейшая неизвестность.       Поднявшись из Долины, обойдя мрачную пирамиду Академии, я вижу тропу, ведущую в гористую местность. Впереди должен быть крутой перевал. Так и есть, я сориентировался верно. Стоя внизу, я устремляю взгляд вверх, впав в оцепенение, долго неподвижно глядя в небо, пока глаза не засыпает проклятый пепел. Видимо, берет верх усталость. Голова кружится. И до чего же разнылась спина. Припав к скале, я пытаюсь перевести дух. Так хочется сейчас закрыть глаза, но здесь нельзя. Однако разве я не смогу преодолеть чертов перевал? После всего, что я уже прошел? К черту все, я просто должен! Прочистив горло и сплюнув вязкий комок запекшейся коричневой крови на усыпанную золой почву, я продолжаю путь.       Перебравшись через каменистый перевал, я оказываюсь в ущелье, где первым вижу Сердце Коррибана. Уже его изображение, запечатленное в голокроне Мола, произвело на меня то еще впечатление, но и оно не сравнимо с реальностью, представшей передо мной. Мои внутренности сживаются в комок, когда я гляжу на пульсирующую водянистую массу с кровяными сгустками внутри и на блестящие желтые волдыри на поверхности тонкой сгнившей кожи. Все это перетекает и сокращается над огнем того самого Вечного Костра, горящего в круге каменного алтаря, нарытого закопченной решеткой. Мою голову пронзает острая боль. И снова чувство дежавю, пополам с тревогой. Я уже бывал здесь? Я не могу вспомнить.       Среди огня Вечного Костра на решетке стоит небольшой черный предмет, который не сгорает. Я достаю неизвестный, но наверняка раскаленный объект протезной рукой и осматриваю его. Находка оказывается чашей, покрытой слоем копоти. Наверное, это и есть черный кубок, упомянутый Дартом Плэгасом. В чаше лежит черная пирамидка с гравировкой: «Прошлое». Мне осталось обнаружить всего одну часть. Если меня направил сюда Каданн, знал ли он, что я здесь ищу? В любом случае у него я уже не смогу ничего спросить.       Возле Вечного Костра, греющего Сердце Коррибана, есть большой разлом в земле, фактически темная яма, словно где-то здесь провалился потолок пещеры. Куда может вести эта дыра? Может, существовала некая система тайных ходов, которой нет на картах? Я могу проверить это, невзирая на риск. С отчаянным решением я прыгаю вниз.       Стены пещеры, в которой я оказался, черны, будто опалены огнем. Это и не совсем пещера, а скорее туннель, ровный и не имеющий ответвлений. Активировав меч, я начинаю идти вперед. Какое-то время спустя черные каменные стены, пол и потолок становятся ровными, на них появляются разводы грязи и ржавчины. А спустя еще один значительный промежуток пути на стенах появляется ряд зеркал, завешенных испачканным полиэтиленом. Я узнаю место из моих кошмаров! Нет, ни за что, ни за что не смотреть по сторонам!       Коридор с зеркалами приводит меня в круглый зал с темными грязными стенами, в центре которого, как и в моих видениях, есть алтарь, завешенный черным полиэтиленом для трупов, и в его центре шевелится нечто. Здесь я снова столкнусь с черным монстром? Здесь я должен одолеть его? Но из-за черных пленок появляется тощая бледная рука иного чудовища. Ладонь упирается в пол и за ней из-за грязной завесы показывается вторая, а затем и все тело монстра, лишенное нижней половины, завернутое в черные лохмотья и имеющее две головы. Две детские головы с закрытыми глазами и ртами, застывшими в подобии улыбки. Что, черт возьми, еще может значить жуткая пара сросшихся младенцев?! Монстр подбегает ко мне, перебирая по полу ладонями несоразмерно крупных рук. Он уворачивается от моих ударов и сам пытается сбить меня с ног конечностью с длинными пальцами, похожей оттого на огромную птичью лапу. Он гоняет меня по темному залу, пока я все же не изловчаюсь, чтобы зарезать его. Мертвые лица младенцев продолжают улыбаться, от чего мне по-прежнему жутко.       Я встряхиваю головой, чтобы отбросить назад взмокшие волосы, упавшие на глаза, и в то же время как бы пытаясь выкинуть из головы тревогу. Что-то лежит на алтаре в том месте, где стоял монстр. Пятигранник, по размерам более крупный, чем найденные прежде пирамидки. На его основании написано: «Истина». Я присаживаюсь на алтаре и достаю все части, найденные до этого. Пирамидки крепятся к пятиграннику, складываясь в одну трехгранную черную пирамиду, которая, став единой, начинает испускать слабое красное свечение. Голокрон в моих руках, но смогу ли я открыть его? Я касаюсь пальцами пирамиды, ее свечение усиливается, и мне является хранитель – муун, каким он был до обезображивания, неприметный представитель своей расы в ситхских одеяниях. Без раздумий я выбираю раздел, посвященных ритуалам адептов Темной Стороны, а среди них Багровую Церемонию. И первым, что предстает перед моим взором, оказывается текст, практически без изменений скопированный из древних свитков:       «Багровая Церемония. Она позволит тебе вернуть умершего или сделать вечной твою собственную жизнь. Вернуть к жизни можно лишь того, чьи останки сохранились. Также невозможно возвратить несколько жизней в одночасье. Будь внимателен, следуй инструкции точно! Правильно созданные атрибуты – залог твоего успеха.       Красный кинжал. Возьми традиционное оружие ситха – ланварок, непременно бывавший в сражении. Перекуй его на лезвие, сворачивая не менее двенадцати раз. На луне Ваарта, покрытой джунглями, не устрашись найти кольчатого червя, что ловит добычу шелковой паутиной и чья оболочная броня выстоит перед твоим световым мечом. Если не станешь его добычей и сумеешь его умертвить, сними его чешую. Из нее ты сделаешь рукоять кинжала. Возвращайся тогда к колыбели ситхов, отыщи на этой планете месторождении редчайших темных рубинов, добудь три совершенно прозрачных камня размером не менее фаланги людского пальца и поставь их на рукоять. Если ты все сделал верно, с этим кинжалом ты не будешь видим в Силе, и никто из чувствительных к Силе не сумеет узнать твоих помыслов.       Белый экстракт. Отыщи цветок беспамятства, похожий на пустотелый желтый рог. Сей цветок растет лишь на Охотничьей Луне. Собирай его тогда, когда ни солнца, ни планеты, ни иные светила небесные не могут видеть тебя. И ни в коем разе ты при этом не должен обидеть растение. Приготовь из цветка беспамятства сок, смешай его с ситхским ядом, что рождает необузданную ярость, прибавь несколько капель отравы хссиссов. Испробуй то, что получил, позволив экстракту попасть в кровяное русло. И если ты все сделал верно, Сила позволит тебе узреть истинную суть вещей. Но коли ты ошибся с долями, ты получишь страдания.       Черный кубок. Найди металл, который еще неизвестен никому, на планете, название которой связано с загадками и поисками. Очисть руду, расплавь ее и отлей кубок, после возьми минерал, что испускает сияние невидимое глазу и оставь рядом с чашею на время. Если кубок станет в разы тяжелее, чем был до соприкосновения с минералом, значит ты произвел все действия верно.       И тогда будь мудрым в своем выборе! Не берись, если не уверен или не осознаешь сполна, что собираешься сделать».       Информации на данный момент мне достаточно. Теперь ясно, что и Мол, и Дуку смогли справиться с тем, что бросил против них Коррибан, благодаря атрибутам Багровой Церемонии, попавшим в их руки. Так и убить Дарта Мола красным кинжалом мог кто угодно – если уж этот кинжал скрывает помыслы того, кто его держит. Но что может дать мне черный кубок? Чем он может быть полезен, кроме того, что из него можно пить? Если смысл в этом, так что именно придется выпить?       Из полученной информации также ясно, что Багровая Церемония позволяет воскрешать умерших. Дарт Плэгас вполне мог провести ее здесь с целью возвращения к жизни самого Дарта Бейна. Но неужели все могло пойти каким-то таким странным образом, что результатом стало мое появление на свет? Пророк утверждал, что такова была воля здешних сил. Я не могу это ни понять, ни принять! Это слишком для меня.       Около моей ладони проползает орбалиск. Я тут же одергиваю руку и вскакиваю на ноги, увидев, что в подземном зале их сотни – все стены и пол покрыты блестящими панцирями паразитов. На одном участке они так плотно облепили стену, что даже нагромоздились друг на друга. Что могло их привлечь? Аккуратно переступая между орбалисками, ползающими по полу, я подхожу к стене и пытаюсь сбросить с нее паразитов клинками жабоки. На смену упавшим приползают новые, но я успеваю фрагментами прочесть скрытую ими надпись:       «Я острие, ложь и завеса.       Мой путь – кровь.       Я вино, отравленное истиной.       Мой путь – туман.       Я сосуд, отрицающий отчаяние.       Мой путь – копоть.       Когда все слова Мудрого будут найдены, мы дадим начало.       А ТЫ       сделай верный выбор из четырех!».       Боль пронзает мне сердце, словно кинжал. Я раздвигаю темную ткань накидки, смотрю на свою грудь и с ужасом до дрожи в руках вижу огромного орбалиска, впившегося в мою кожу. Когда он успел заползти под одежду? К нему подползают еще несколько особей поменьше и тоже впиваются в мое тело. Боль валит меня с ног. Мой рассудок меркнет.       Когда сознание, наконец, возвращается ко мне, стены помещения оказываются чистыми. Нет ни паразитов, ни загадочной надписи. Но, вновь раздвинув одежду, я испытываю шок – моя грудь заключена в живую блестящую серо-желтую броню. Хочет ли мертвая планета выбить из меня последние сомнения? Хочет ли, чтобы я принял истину о своем происхождении? Я уже, сам того не замечая, называю это истиной. Она побеждает меня…       О чем были слова на стене? Кажется, о том, что мне предстоит какой-то выбор. Из четырех. Почему из четырех? Я не могу вспомнить ничего, связанного с этим числом. Остается лишь уповать, что позже что-то прояснится.       Над алтарем появился выход на поверхность. Я выбираюсь из черного помещения и вижу, что оказался посреди Долины Темных Лордов, на втором или третьем уровне гробниц. Я спускаюсь вниз, не представляя, что на этот раз меня там ждет. И то, что я вижу, способно бросить меня в дрожь, что в такой степени не было по силам ни одному монстру. Мне показалось, что я снова увидел Падме! Я бью себя кулаком в грудь, чтобы паразиты выпустили в мою кровь ядовитые соки, чтобы все мускулы моего тела свело от боли, но только чтобы я не чувствовал снова боль самой страшной потери!       Но передо мной вновь не моя жена, а только лишь ее служанка, Корде. Она жива. В ее руках клетка с пилат-птицей. Что ж, да, не все, что я увижу, будет реальным, это игры моей психики, но ведь сходу никак нельзя понять, что игра, а что нет.       - Господин Скайуокер, - нетвердым голосом произносит встревоженная женщина, - я должна была сообщить Вам сразу. Мне нужно было передать Вам письмо Падме.       Может, жена хотела сказать мне что-то незадолго до рокового дня? Что-то, что не могла произнести, но написала в письме. Я протягиваю ладонь навстречу Корде, но та добавляет:       - Оно не при мне. Я его спрятала. В пирамиде, в зале, где статуи фигур в капюшонах и колонны.       Письмо в Академии Ситхов. Что ж, я пойду туда. Но мое сердце стучит до боли быстро, я не могу терпеть, я хочу узнать хоть что-то раньше, если это возможно.       - Вы помните, что там было сказано? – с надеждой осведомляюсь я. - Если знаете.       Корде задумывается и вспоминает:       - «Мне снятся плохие сны… Что ты встал на неверный путь… Ты обещал, что положишь конец чему-то, но слово свое не сдержал… Я жду тебя на Набу, в нашем «особом месте»…       На Набу, в «особом месте»! Наверняка, там, где мы весь день смотрели на озеро, лежа среди цветущего разнотравья! Падме, жена моя! Так ты действительно жива и ждешь меня там, на своей родной планете?       Ком стоит в горле, влага появляется на глазах. Ничто не имеет значения, когда узнаешь такое. Но что же я не сделал? В чем я виноват перед тобой, Падме? Могу ли я исправить это?       Крик пилата нарушает тишину погруженной в вечный сон Долины. Корде оборачивается и вскрикивает. Я смотрю туда же, куда и она, и вижу на земле кровавые следы. Проклятье, это снова он!       Он является из мглы, с вечным звериным оскалом, облитый кровью, несущий копье. Быстро прошагав передо мной, монстр поднимает Корде на острие. Я пытаюсь остановить красную тварь, но мой световой меч не трогает монстра, который, не реагируя ни на что, сбрасывает с копья бездыханное тело и оборачивается в мою сторону. Мне снова приходится бежать.       Как тяжело носить на себе живую броню. Чем сильнее напряжение, чем активнее циркулирует кровь, тем больше соков орбалисков, тем больше боли. Из-за тумана я не различаю, куда бегу, и, оторвавшись от преследования, оказываюсь в неопределенной, ничем непримечательной местности. Мне ничего не остается, как только выбрать наугад направление, в каком продолжать идти. Меня едва держат ноги.       За спиной я слышу грохот камней. Где-то случился очередной обвал, и мне повезло, что я ушел оттуда. Но, все же инстинктивно обернувшись на звук, я вновь чувствую себя охваченным оторопью. По камням быстро ползет в мою сторону гигантский черный таозин. Какой бы ни была усталость, в теле появляются силы, чтобы бежать. Бежать без остановок, сцепив зубы, не мешкая ни секунды. Бежать среди шатких каменных насыпей, падая на острые обломки скал, но, вставая, вновь бежать с увеличенной, насколько возможно, скоростью. Я мог бы удивиться своей выносливости, если бы она не оказалась напрасной. Чешуйчатая тварь загоняет меня в тупик! Проклятье, тысячекратное проклятье! Почему все должно было сложиться именно так?! Что ж, не рвать же на себе волосы, не вопить в отчаянии. Я припадаю спиной к стене, стиснув зубы и ни на миг не смыкая глаз, готовый взглянуть в омерзительную хитиновую пасть без страха. Но в последний миг черный червь разворачивает массивное прозрачное тело и начинает уползать прочь. Такой поворот даже не назвать удачей! Слов просто нет! Почему же он не тронул меня? В моей исключительности ли дело?       Я отступаю от скалы, тяжело дыша, и, подняв голову, вижу черную пирамиду, венчающую Академию Ситхов. Я дошел! Нужно только подняться еще раз. Доказать, что я могу подниматься. И я докажу.       Из последних сил взойдя на отшиб, на котором стоит древнее здание, я шагаю в его темноту. Коридоры Академии пустуют. Стены ободраны и покрыты трещинами, колонны и перила лестниц обернуты защитной пленкой. Я собираюсь рассмотреть блеклый план здания, висящий на стене, но, кажется, слышу голоса, доносящиеся снизу, из подвалов. Спустившись вниз, я вижу, что меня ждали. В ритуальных палатах, обступив ступенчатый алтарь с углублением, полным засохшей крови, толпятся Пророки Темной Стороны, облаченные в переливчатые темные плащи. Граф Дуку тоже здесь, у них в плену.       Моя вина, что он оказался впутанным в это дело. И все же…хорошо, что граф здесь! Я едва не забыл главную цель! Ситх’ари единственный, кто может утолить голод Сердца Коррибана, а я Избранный, его воплощение. И здесь наверняка Сидиус, а с ним и все те, кто жаждет отсюда вырваться, жаждет моей смерти через жертвоприношение! Я был невнимателен к словам и едва не поплатился. Но еще ничто не потеряно. Еще можно покончить с кошмаром.       Как и ожидалось, из толпы пророков мне навстречу выходит Дарт Сидиус. Не сказав ему ни слова, я активирую свой меч – он делает то же самое. Все шло к нашему сражению, мы должны были рано или поздно схлестнуться. Я не ожидал, что старый учитель моего учителя проявит такой мощный натиск. Я превосхожу его, несомненно, но после всего, что я пережил, что забрало у меня столько сил, он вполне способен вымотать меня до предела, а если не сможет сам, подключатся его союзники. К тому же, Коррибан задает свои правила для убийства того, кто уже умирал. У меня есть даже не план, а лишь небольшая заготовка плана, но все же я решаю попробовать использовать хитрость. И позволяю Сидиусу выбить меч из моих рук. Тот, с ликующим видом направив клинок на мою грудь, заставляет меня отступать к алтарю.       - Хорошо, я знаю, чего ты добиваешься, - подняв руки, начинаю говорить с ним я. – Но так просто у вас ничего не выйдет. Я лишь малая часть сущности Избранного. Чтобы ритуал имел успех, вам нужен сам Бейн.       - Конечно, кто угодно будет изворачиваться перед лицом смерти, - пытается демонстрировать уверенность Сидиус, очевидно, что он занервничал. Даже его рука, сжимающая рукоять светового меча, едва заметно дрожит.       - Я уверен, что Каданн предупреждал вас об этом, - не теряясь, отвечаю я. - Вам будет необходимо вернуть Бейна к жизни. Но как сделать это, знал только Мудрый!       Огонь одержимости загорается в желтых глазах Дарта Сидиуса:       - Ты нашел голокрон Плэгаса?       - Вы не особо можете мне угрожать – я нужен вам целым, - отмечаю я, предугадывая, что он захочет попытаться отобрать у меня носитель информации.       Учитель Мола ехидно усмехается:       - Что ж, мы договоримся, я уверен. Как насчет такой простой сделки – жизнь твоего друга в обмен на голокрон?       - Дипломатия – та же торговля, - тихо произносит Дуку, горестно улыбнувшись вымученной улыбкой, - я всегда это чувствовал. Чертовы неймодианцы!       Я смотрю в сторону графа, торги за жизнь которого завел Сидиус. Этот человек оказал мне неоценимую помощь. Но как служитель Темной Стороны он поймет меня.       - Я знаю его всего несколько часов, - говорю я, стремясь показать, что Дуку не является кем-то значимым для меня, но Дарт Сидиус вносит уточнение:       - А речь и не о нем – не думаю, что кто-нибудь вообще называл его другом.       Граф опускает глаза и качает головой. Он улыбается. Он смеется над торгующимся ситхом. И Сидиуса это несказанно бесит. Дуку ведет себя так, словно ему известно, чем все здесь кончится. Мне нравится его уверенность, его стойкость. Они словно знак для меня, что я иду в правильном направлении. Хотел бы я знать, о чем же граф думал, чему улыбался. Но мне становится не до него, когда пророки приводят в ритуальную палату Корде. Ее прическа растрепана, платье испачкано, а в ее руках все так же клетка с птицей. Женщина смотрит на меня с мольбой о спасении. Я вновь не могу сопротивляться воспоминаниям о Падме.       - Голокрон, Энакин! - настойчиво требует Дарт Сидиус, приближая световой клинок к ее шее.       - Не поддавайся на эти провокации! – окликает меня Дуку. – Ты же знаешь, что это…       Учитель моего учителя срывается. Он оставляет и меня, и Корде, которую держат пророки, и, приблизившись к графу, хватает его за горло.       - Ты можешь… хоть… убить меня, - с нерушимым хладнокровием, хрипя, произносит Дуку, - но это не… изменит того, что вы все… давно мертвы. Смирись уже.       Нечеловеческий оскал появляется на обозленном бледном лице Сидиуса. Не желающий принимать правду ситх сбивает с ног согнувшегося от удушья графа, а потом еще и прикладывает его головой о ступени алтаря. Я закрываю глаза.       Я пытаюсь всячески отделаться от того, что меня тревожит. Корде. Я должен помнить про иллюзии. Игры реальности Коррибана. Испытания. Она не Падме, а лишь ее бледная тень. И на моих глазах она уже умирала дважды. Больше не поддамся. Я поступлю, как воин Темной Стороны. И поскольку красный кинжал при мне, все точно получится.       - Что ты решил, Энакин? – слышу я настойчивый голос Дарта Сидиуса.       - Дай мне еще немного времени, - прошу я.       - Для чего, ведь голокрон у тебя? – недоумевает он.       Я гляжу на Корде:       - Послушать, что друг мне скажет насчет этого.       Никаких возражений моя ложь не встречает, и я подхожу к женщине. Птица в клетке в ее руках встревожена, и это именно то, чего я ждал. Пусть придет Тьма. Но до того, чтобы завершить свою игру, я выхватываю второй меч, принадлежавший графу Дуку, и сам убиваю Корде.       - Лжец, ты заплатишь! – кричит Сидиус и бросается на меня с мечом, но световой клинок не наносит мне ран. Пророки, не знающие о броне из орбалисков, замирают в благоговейном трепете, наблюдая это.       Мой трюк сработал. Теперь безумные фанатики не посмеют прикасаться ко мне, а уж с их самопровозглашенным лидером я как-то разберусь. Пилат бьется в клетке, которую выронила Корде, и я удовлетворенно думаю, что уже скоро все решится. Но когда птица вдруг падает замертво на дно клетки, и из ее клюва брызгает кровь, я понимаю, что это наступление Тьмы сулит нечто большее, чем обычно.       - Проклятый! – как один, вскрикивают пророки, тыча в меня пальцами. - Он привел с собой Красного Зверя!       Моментально обернувшись, я вижу фигуру, вставшую за моей спиной, пришедшую через прогнившую дыру в стене, появившуюся с наступлением Тьмы. Уже знакомый мне кровавый монстр в короне из стальных штырей. В руке он по-прежнему держит копье, но лишь теперь я замечаю, что оно имеет острия с двух сторон.       Красный Зверь обходит меня и указывает рукой на Дарта Сидиуса, на встревоженном лице которого блестят капли пота.       - Зверю нужен только он! – восклицают пророки, явно испытавшие облегчение, узнав это. Сидиус, которого они теснят вперед, к кровоточащему чудовищу, выбрасывает световой меч в последней надежде, что дело в красном клинке, но монстр качает головой и продолжает указывать на него. А за Красным Зверем выходят другие твари, которых я называл тускенами. Только теперь их руки свободны.       - Забраки… - слышу я шепот, сорвавшийся с губ Сидиуса.       Еще никогда здесь мне не было настолько ясно, что происходит и по какой причине. У каждого свои монстры, свои кошмары на Коррибане. «Тускены» хватают Сидиуса и опускают его на алтарь, двое из них вносят в зал две части черного пирамидального шлема, покрытого изнутри острыми стальными шипами. Я слышу приглушенный крик, обрывающийся, когда две половины пирамиды с хрустом смыкаются на голове учителя Мола.       В ритуальных палатах воцаряется тишина, нарушаемая лишь капаньем крови, которая вытекает из-под пирамидального шлема на алтарь. Но всем, кто присутствует здесь при казни предателя, еще только предстоит понять, чего же ждет Красный Зверь. Обезглавленный Сидиус, преобразованный в Черную Пирамиду, фактически обретший свою истинную сущность, встает на ноги и поднимает с алтаря огромный кривой нож. Он возносит над собой несуразное ржавое оружие и нападает на Красного Зверя, но тот блокирует его атаку копьем. Теперь обливающийся кровью монстр перехватывает инициативу, пытаясь пронзить тело Черной Пирамиды. Сражение монстров не стремительное, их движения тяжелые, но все же зрелище чем-то завораживает. Мне кажется, что я вижу знакомые удары и стойки в атаках и позах Красного Зверя. И у меня снова нестерпимо болит голова.       В конце концов, Черной Пирамиде удается перерубить пополам копье противника и вонзить нож в его живот, но Красный Зверь на последнем издыхании втыкает две части копья в его грудь и в мерзкое месиво гнилой кожи под пирамидой. И когда алтарь заполняется их кровью, убившие друг друга монстры исчезают, словно сожженные в невидимом огне. Тьма не отступает, она еще не завершила свою игру. Из смешанной крови чудовищ начинает подниматься нечто, и вскоре я понимаю, что передо мной восстает черный монстр в доспехах. Явившись полностью, он проводит рукой по воздуху – и нас двоих окружает кольцо огня. Передо мной оживает вторая часть моего худшего кошмара.       - Ты это я, - шумно дыша, хрипит черное существо, - опаленный отчаянием.       Это моя истина? Это мое будущее?! Может, я уподобляюсь ничтожному предателю Cидиусу, однако не хочу в это верить! Красный клинок загорается в моих руках, и я иду в атаку.       - Ты сгоришь, - парируя мои удары, продолжает хрипло вещать монстр. - Не здесь, так потом, когда уже ничто нельзя будет исправить!       Только сейчас я замечаю, что рукоять его оружия похожа на рукоять светового меча – моего меча, с той лишь разницей, что она покрыта ржавчиной. Нет возможности для бегства от истины. А тварь в шлеме продолжает свое пророчество:       - Когда кровь потечет между бедер твоей жены – нашей жены – ты вспомнишь все слова, что под печатью мудрости, но будет поздно!       - Моя жена мертва! – вырывается мой отчаянный крик.       Хриплый вдох и выдох. Взмах раскаленного железного прута и слова:       - Не произноси того, во что сам не можешь поверить.       Конечно, я поддался слабости, допустив возможность того, что Падме все еще ждет меня на Набу, в краю озер. Я ведь помню и мертвое тело у себя на руках, и похоронную процессию в позолоченном зеленоглавом городе Тиде.       - Я не верю – я знаю! – кричу я, чувствуя, как снова появляется влага в уголках глаз. - Я чувствую боль потери! Такую же, как когда потерял мать!       - Она была не твоя мать и не моя, - заявляет монстр в доспехах. - Только лишь инкубатор.       Такое кощунство разжигает мое негодование, придает мне силы, и я наношу удар в голову обожженной рослой твари. Сбив с него шлем, я впадаю в оцепенение. Мое лицо! Только на голове нет волос, а вокруг глаз темнота, что придает сходство с тем, частью кого являюсь я. И ожоги. Теперь я вспомнил все!       Я был на Коррибане много лет назад, был у Вечного Костра! Я видел уничтожение его Сердца, а до того – зверство Братства Тьмы и явление Дарта Бейна. Я помню, что хотели там сделать со мной! Дарт Мол принял мою участь! Взял это на себя!       - Ты такой чувствительный, - вновь шумно вздохнув, констатирует моя обожженная копия. - Ты никогда не был настоящим ситхом! Ты не одолеешь меня! Разве есть кто-то, кого ты ненавидишь настолько, чтобы меня уничтожить?       Теперь, когда черный провал в моей памяти осветила истина, когда я принял свою боль, когда осознал свой долг перед учителем, я знаю верный ответ.       - Себя, - мрачно и одновременно торжественно объявляю я и перебрасываю меч из одной руки в другую. Освободившейся рукой я, скрипя зубами от невыносимой боли, отдираю от своей груди крупного орбалиска и швыряю его в лицо своего монструозного двойника, а затем, пользуясь его замешательством, вонзаю клинок в его грудь. Тварь с моим лицом, заходясь хрипами, валится с ног, и огонь, окружавший нас, начинает угасать. Рана на моей груди кровоточит, и, пытаясь ее осмотреть, я замечаю, что все паразиты внезапно сами оставили мое тело. Теперь они ползут по полу, ползут огромным разрастающимся полчищем в сторону пророков. Кажется, стены ритуальных палат начинают вибрировать от криков – орбалиски заживо пожирают фанатиков, изрешечивая их тела, подобно мясным червям.       Что-то лежит в черной ладони убитого мною монстра в доспехах. Присев рядом, я вижу, что это мой первый подарок Падме – резная подвеска из дерева джапор. Я непременно должен найти письмо жены. Но, уже собираясь уйти, я замечаю, что граф Дуку еще жив. Проникающая рана между его правым виском и лбом сильно кровоточит, однако он даже не потерял сознание.       - Теперь ясно, чего Сидиус боялся, - тихо произносит граф, увидев меня. - Здесь его ученик стал его кошмаром. Мол возвращался сюда – и уже тогда Сидиус видел его как своего личного монстра. А теперь ты вернул его сюда насовсем…       Я, конечно, предполагал такое, узнавая стиль своего учителя в движениях Красного Зверя, но для меня становится новостью то, что именно я стоял за появлением монстра.       - Мертвого? – недоуменно переспрашиваю я.       - У Коррибана особые отношения со смертью, - напоминает Дуку. - Но меня теперь он пощадит.       - Ты примиряешься с мыслью о смерти? – поражаюсь я, ведь это так нетипично для адепта Темной Стороны. Все примеры в истории, все стремления величайших лордов ситхов были связаны с жаждой жить вечно. Но, похоже, совсем иные взгляды и ценности были у этого человека. Неспроста же он завел тогда со мной разговор о том, где его настоящий дом, был ли он когда-нибудь.       - Я не планировал вернуться в тот дворец с завешенными зеркалами, - объясняет граф Серенно. - Мне нужна была лишь гарантия моего покоя.       - И она у тебя теперь есть?       - Будет через несколько мгновений, - дает странный ответ Дуку и строго вглядывается в мои глаза. - Подумай только: у твоего учителя в руках было средство, способное дать бессмертие. Почему же он избавился от такого сокровища? Или какое побуждение на самом деле заставило тебя везти сюда его тело?       Договорив, он закрывает глаза. Я трясу его за плечо. Мне так важно знать, что он сейчас имел в виду, но вместо вопросов я почему-то произношу совсем другое:       - Я вспомнил все. У меня на родине… очень мало воды. А на твоей родной планете есть океан.       Мне кажется, что мои слова заставляют графа едва заметно улыбнуться, но на самом деле это просто происходит расслабление всех мышц, когда жизнь покидает тело. Я больше не смогу ничего спросить – Дуку теперь мертв. Кровь, смешанная с мозговой жидкостью, стынет на его седом виске. Темная Сторона – не легкий путь. Она отбирала у каждого из нас самое ценное. Его руки великого фехтовальщика, его мозг Получателя Мудрости.       Что ж, это мой путь, и рассуждать я должен сам. Дарт Бейн искал путь к бессмертию, потому что сомневался в ученице. Потому ли от бессмертия отказался Дарт Мол, что не сомневался во мне? Привлекательная версия. Но, если я за то короткое время научился понимать графа хоть сколько-нибудь, то уж никак не могу поверить, что Дуку хотел сказать мне именно это.       Я смотрю на подвеску из дерева джапор в своей ладони. Письмо Падме ее служанка оставила в зале с каменными статуями и колоннами. Вернувшись на первый этаж Академии и взглянув на план, я нахожу нужное помещение – Палату Темного Совета. Это единственный зал на самом верху здания, расположенный внутри самой черной пирамиды. Я поднимаюсь наверх по старой винтовой лестнице с разрушенными ступенями, перекрытыми шаткими скрипящими досками, едва выдерживающими мой вес. Передо мной тяжелые двери, которые некогда были окованы металлом, но сейчас их проржавевшая облицовка снята и брошена в стороне. Вместо замка углубление в форме сдавленного по бокам прямоугольника. И я держу в руке предмет той же формы. Подвеска действительно оказывается ключом. Я открываю дверь в зал, где не оказывается ни статуй, ни мест для сидения, только старые колонны, упирающийся в голый решетчатый пол. И здесь меня встречает Падме!       Она сидит на высоком троне, составленном из рук! Покореженных, вывернутых, сросшихся друг с другом мертвых рук! Но даже на ужасающего вида троне она так поразительно красива. На ней сверкающие синие одежды с переливающимися камнями, похожие на звезды в вечернем небе. Белые цветы вплетены в ее распущенные волосы… Святые звезды! В таком виде ее хоронили!       Я открываю рот, но ничего не могу сказать, оказавшись под ее гневным, осуждающим взглядом. Что же я сделал не так, о Падме?!       - Ты убил! – гневно выкрикивает она, словно услышав мой мысленный вопрос. - Думаешь, твоя рука – достаточная плата за это?!       Моя жена, живая здесь, на Коррибане, швыряет мне в лицо самое горькое прозрение. Это я убил ее!       Роковой день оживает в памяти. С нею был тогда только я… По приказу учителя я должен был это сделать… И я задушил ее. Да, задушил. И так корил, так хотел наказать себя за это, что, не выдержав тяжести вины, сам отсек свою правую руку – ту руку, которой я умертвил ее!       - Падме, прости меня!!! – умоляю я, и получаю выкрик, полный злости:       - Ты думаешь, я могу простить тебя за такое?!!!       Ее трон поднимается вверх на каких-то ужасных конечностях. Ее платье становится лоскутами гнилой кожи и материи. Ее лицо темнеет, и, словно следы от слез, его расчерчивают прожженные борозды, идущие от закрытых глаз к уголкам черного рта. Цветы в волосах засыхают и сворачиваются, превратившись в личинок каких-то насекомых.       Черные, похожие на лозы, щупальца с молниеносной скоростью вырываются из-за спины мертвой женщины на троне из человеческих рук и устремляются ко мне. Они хватают меня за горло. Это стоящая расплата. Но мне нельзя сдаться, не за гибелью же я прошел такой путь. Я отсекаю лозу, сдавившую мое горло, и пытаюсь подбежать к трону, но меня хватают новые щупальца. В этот раз, отсекая их, я стараюсь удержать лозоподобное щупальце в руке, чтобы не позволить монстру отдалиться от меня. И когда я приближаюсь к чудовищному трону, моя шея вновь оказывается в захвате, но я, стерпев удушье, продолжаю двигаться вперед и закалываю световым клинком чудовище. Я чувствую, как щупальце само расслабляется и сползает с моей шеи, когда из-за нехватки воздуха и головной боли туман клубится перед моим взором.       Зрение постепенно возвращается ко мне. Тьма рассеивается, а на решетчатом полу появляется тело Падме. Между сложенных на груди рук покоится ее письмо. Теперь я могу узнать, что же она хотела мне сказать:       «Мне снятся плохие сны. О том, что ты стал на путь, который я не могу принять.       Ты обещал, что положишь конец своей тайной жизни и темной работе, но слово свое не сдержал.       Ты стал чаще говорить о том, что мечтаешь, чтобы мы правили Галактикой вместе, о том, как хочешь мира после свержения власти, как будто тебя интересует только это, хотя я верю, что это не так. Я знаю, что ты хороший человек, и ничто в мире не стоит того, чтобы ты изменял себе! Не знаю, что за работу и на кого ты делаешь, не хочу знать, но мне не по себе от влияния, которое оказывается на тебя там. Порой мне становится страшно от мыслей, что дело в другом, что это я и моя жизнь испортили тебя, ведь прежде ты был совсем другим. Иногда ты просто не хочешь слышать никого, кроме себя. Не разбивай мне сердце, Энакин! Я не прошу тебя о многом, мне нужна только твоя любовь! Мы можем отрешиться от всего остального, пока это возможно!       Я очень жду тебя, на Набу, в нашем «особом месте». Жду, что ты обнимешь меня, как когда-то. Когда вокруг не было ничего, кроме нашей любви – ни политики, ни интриг, ни войн. Я ужасно скучаю по тебе.       Мне не терпится рассказать тебе самую важную новость, Эни. Произошло нечто чудесное. Я беременна! Наверное, большего счастья я не знала никогда!       Но я боюсь, Эни. Боюсь, что на самом деле ты не хочешь быть со мной. Хочешь не только этого. Может, все это время я требую от тебя слишком многого, и мало даю тебе взамен. Может, я виновата перед тобой, что пытаюсь давить на тебя с этим решением, не хочу делить тебя ни с кем и ни с чем. Я научилась не бояться ни боли, ни даже смерти - я умирала каждый день, когда ждала тебя.       Но я хочу, чтобы ты помнил кое-что, Эни. Я всегда буду любить тебя. Даже если ты сделаешь что-то, что я не смогу принять, если сбудутся сны, я все равно скажу, что не променяла бы наши совместные годы ни на что на свете! Эти годы были чудесны.       Ты сделал меня счастливой, Энакин».       Только теперь я имею полное право говорить, что вспомнил все! Что же я наделал! Горячие слезы срываются с моих глаз, обжигая сухую обветренную кожу на скулах.       До того, как еще один черный провал образовался в моей памяти, до того, как я стал напиваться до беспамятства в кантине «КрасныйРом», до того, как я услышал зов Коррибана, учитель дал мне последнее задание, которое тогда еще можно было называть крайним. «Ты готов к решающему испытанию, мой юный ученик, - обращался ко мне Мол. - Ты должен подтвердить свою готовность стать истинным Лордом Ситхов, убив того, кто тебе дорог. Сегодня ты убьешь ее – королеву Набу, Падме Амидалу Наберри, твою законную жену. Именно сейчас, когда ты сам принадлежишь к Королевскому дому Набу. Это даст тебе власть и новые полномочия, а также научит тебя быть хозяином своих страстей. Есть полезные, а есть опасные страсти. Ты должен понять это». Я выполнил приказ. Я смог переступить через свои ценности, даже зная, что Падме носит двоих моих детей! Но потом сам в порыве отчаяния отсек себе руку, которой задушил ее, а когда пришла охрана, сказал, что все это сделал ситх. И ведь я не соврал!       Дарт Мол оценил то, что я сделал. «Пожертвовать рукой ради отвода глаз – хороший ход, - говорил он тогда, и с каждым его словом во мне росла боль и необузданная ярость. - Я восхищен. Ты справился, мой ученик. Отныне ты – Лорд Ситхов. Я даю тебе новое имя – Дарт Вейдер». И после этих слов я убил его! Тем самым красным кинжалом, которым он уничтожил Сердце Коррибана. Я не хотел слышать свое новое имя, полученное такой ценой! И, сам не до конца понимая это, я не хотел, чтобы он вписал в свой голокрон последнюю фразу: «На Коррибане ты поймешь: единственный настоящий монстр – это ты».       Конечно, я уцелевший фрагмент сущности Бейна, и без меня испорченная реальность не существовала бы. Но не это заставляет меня чувствовать себя чудовищем.       Мол учил меня ненависти, а Падме – любви, и я, кажется, не научился ни тому, ни другому. Я любил ее, но заставил ее сомневаться в моих чувствах. Я ненавидел его, но убил, потому что не сумел жить с ненавистью.       Это значит, что Коррибан – всецело моя реальность. Я заслужил ее. Когда-то я был нетронутым Тьмой и не видел ни тумана с пеплом, ни чудовищ, но теперь я растратил то благо, что во мне было. В меня непоправимо въелась грязь моих грехов, подобно копоти.       Но все это значит и то, что сейчас на мертвой планете моя власть, и здесь я могу все исправить. До этого дня, пытаясь исправить хоть что-то, я лишь усугублял ситуацию. Заклинаю, больше так не будет!       Я бережно и трепетно беру тело Падме на руки. Я отнесу ее к Великому Храму. Там состоится Багровая Церемония.       Мне плевать на Орден Ситхов. Мне плевать на всю Галактику. Гори оно все огнем! Я должен исправить то, что я сделал! Красный кинжал, белый экстракт, черный кубок и голокрон Дарта Плэгаса Мудрого, с вас все начнется!       Я все исправлю, Падме! Мы будем вместе снова! Мы будем вместе! Навсегда.