Не так

Стив подходит и садится ему на колени. Он легкий, сам знает — как бы ни устал Баки, сейчас он только судорожно вздохнет и придержит Стива под спину. Обнимет, пряча лицо у него на плече, втянет воздух у шеи, запах… Они такие. Стив — такой. Может странно: на самом-то деле Стив Роджерс совсем не слабак, не тихоня, просто вежливый — с теми, кто вежлив и сам, — просто хлипкий, — но характер-то остается. Да и Баки — на самом-то деле часто глядит на Стива, и равняется тоже, он сам так и говорит. Баки: легкий, веселый, слегка легкомысленный, когда надо — живая стена, когда может — весенний ветер. Но это все — в общем, в жизни. Вечерами, когда они оба — Стив раньше, Бак позже — приходят домой и встречаются в тишине своей тесной квартиры, тогда все немного не так. Стив сидит у него на коленях. Так садятся красивые мальчики в сомнительных заведениях на колени к солидным мужчинам — Бруклин тесен, Стиву эти картины не раз пришлось наблюдать. Даже видеть со стороны было мерзко и стыдно. Стыдно это, быть нищим, и быть слабым. Понимать — почему. Обещать себе, что сам он — ни за что, никогда. Бак щекотно касается его шеи губами. Пока лишь глухая нежность, лишь усталость с желанием ощутить себя дома, сжимающим близкого — своего — человека в руках. Стив с улыбкой целует его где-то за ухом. Ластится и ласкает, обнимает за голову, прижимает к себе, упирается подбородком в макушку — слегка больно, наверное, и от этого хорошо, знает сам. Баки старше его. И сильней. Защищает, спасает, вытаскивает его, когда Стив попадает опять в неприятности — он не может не попадать. Бак красивее и здоровей, и профессия у него популярнее — инженеры нужны постоянно. Бак, конечно, не Старк, сам смеется, завидует, но получает он лучше многих из Бруклина, больше Стива, по крайней мере. Пока тот истрачивает все деньги на краски или свои лекарства, часто кормит обоих и платит аренду — Бак. Роджерс как-то устало назвал себя содержанкой. Барнс по праву вспылил и отказывался разговаривать с ним три дня. Бак целует его. Стив соскучился по его губам за день страшно. Ощущая взаимность, такую же нежность, жажду, видя как Баки смотрит, вглядывается как он, словно пробует выпытать мысли… Какие у Баки глаза. Невозможно красивые… Стив, улыбаясь, тянется и целует его — в переносицу, в лоб, разглаживая губами хмурь морщинок и забывая даже собственный не особо удачный день. Бак сильнее его. Обнимает всегда надежно, мог бы на руки взять, если б Стив ему это позволил, постоянно расстроенно удивляется синякам на предплечьях и бедрах, на тонкой ирландской коже: пальцы у Баки ласковые, руки любящие — ну как?.. Стив за девушку Баки. Очень, очень давно уже. Баки тот, кто имеет, Стив впускает его в себя. Бак оттаивает постепенно. Негромко, но низко, густо смеется неизвестно чему. — Здравствуй, друг, — говорит он. Стив фыркает: — Здравствуй, тупица. Дразнится за приветствие запоздалое, за смурную вечернюю физиономию. И за «друга», в тот момент когда руки уже под одеждой и в волосах. Вспоминается, как кого-то из тех запродавшихся мальчиков называли «дружок», как ребенка, собаку… Он выгибается. Руки Баки — да, умные, любящие, они чувствуют, знают, как надо. Разумеется, будут и синяки. Стиву нравится сила Баки. Не собственная его слабость — он и в принципе ненавидит слабость. Стив странный: он все время стремится отстаивать чьи-то права; ему вовсе не страшно, скорей, даже нравится драться; ему нравится то, что в постели ему всегда слегка больно, такая пронзительная чуть свирепая радость наполняет его тогда. Тело Стива — ошибка, он сам по себе не слабый. Просто люди не смотрят, как правило, глубже, не видят, не замечают, если вдруг и доходит — торопятся забывать. Людям нравится, что все просто — красивый и сильный Баки, слабый Стив, нарывающийся слишком сильно для своего роста. Все должно соответствовать, худосочные парни со смазливыми личиками должны сидеть на коленях у мужчин побогаче, постарше и посильнее. Может быть, потому Стив, действительно, нарывается слишком сильно. Он не может быть просто собой, чтобы тут же не быть причисленным к одному из «таких» ли, иных ли — ему даже, в общем, не важно, каких именно. Стив не может позволить себя игнорировать — и кого-либо игнорировать. Впрочем, есть человек, которому наплевать — кто сидит у кого на коленях. Баки просто целует его. Баки просто нравится так. И Стив думает иногда — вот если б из них двоих был бы выше и старше, сильней и удачливей Стив? Как бы было? Кровать узкая, старая, и, понятно, она скрипит. Им плевать. Они вместе забрались под тонкое одеяло, словно прячась вдвоем и стараются не стонать. Баки шепчет о чем-то, пока Стив целует его, уложив под себя на спину — жадно, властно. Непривычно, наверное, но он сейчас представил, что бы было… Стиву хочется — да. Но гораздо важней для Стива — убедиться. Сегодня был сложный день, неудачный. Сегодня для Стива главное и единственное то, что есть у него, тем не менее, во всем мире один человек, для которого сила и рост — не главное. Стив проводит рукой по внутренней стороне бедра Баки, по мягкой, уже влажной от легкой испарины коже. И спрашивает: — Можно, Бак? Баки хмурится несколько долгих секунд. Может, просто не веря, может — не понимая. А потом раздвигает ноги, и ярко, легко, лукаво, с этой вечной подначкой своей улыбается. Баки тоже — такой. Баки тоже хотел плевать, что о них говорят или как там кому положено. Если б Стив стал внезапно богатым, красивым, сильным — наверное, ничего бы так и не изменилось. Люди видели бы только внешность, и Баки бы был единственным, кто всегда видит Стива. Оба они — такие. Стив смеется до дрожи, его отпускает что-то. — Здравствуй, Бак, — говорит он. Баки гладит его по спине, словно понял. — Здравствуй, — он отвечает слегка покровительственно, врастяжку. Улыбается нежно и чуть снисходительно, прижимает к себе поближе. Дразнит Стива, шепчет на ухо: — Здравствуй и ты, сопляк.