они - охотники, мы - лисы

Состояние матери улучшается. Чонгуку сказали, что опухоль не будет прогрессировать, и поэтому операция не понадобится. Сейчас она только на середине курса химиотерапии и принимает препараты для поддерживающей терапии, что позволяет контролировать главные токсические проявления лечения. Чонгук старается быть с ней так часто, как только может. Когда она дома, он выполняет все домашние обязанности: уборка, готовка, оплата счетов и прочее на нём. Если успевает, то бывает и в больнице, где не отходит от неё ни на шаг, пытается подбодрить. На вопрос: «На какие деньги это всё, Чонгук?» он уклончиво отвечает, что «наша большая семья постаралась» и «я не безработный, всё-таки». Чонгук чувствует, что ему не верят. Но всё это можно оставить на потом. Брат директора Юна действительно старается. Он подробно отвечает на многочисленные вопросы Чонгука, обходительно относится к пациентке, ему хочется верить. Интересно, знает ли врач, что творит его брат? Наверняка нет. Кстати, о боссе. Это всё так неимоверно заебало. Во всех смыслах. Потому что все 35 рабочих часов в неделю кажутся пыткой, а стена, разделяющая приёмную и кабинет директора, не помогает. Давно исчез стыд, пропала боль, осталось пустое равнодушие и желание, чтобы всё как можно быстрее закончилось. Рабочий день подходит к концу, почти все ушли из своих отделов. Они вдвоём в офисе на данный момент, до прихода уборщиц около часа. Чонгук, полный решительности, входит в кабинет Юна. Тот уже весь в ожидании, на лице довольный нелепый оскал, сидит, закинув ногу на ногу. Раньше он был приятным «полным мужчиной», теперь он не больше, чем жирная туша. Чонгука тошнит от этих еле застёгнутых пуговиц. Забавно, как может измениться восприятие. — Директор Юн, — начинает он, становясь напротив. — Что, Чонгук-и? То, как он его называет, отдельный пункт всего этого пиздеца. Так коверкать имя одной интонацией способен не каждый. — Я бы хотел серьёзно поговорить с Вами. — Что ж, я весь в твоём распоряжении, — самодовольно улыбаясь, произносит босс. — Я отказываюсь с Вами спать. Высказал. Не впервые, конечно, но сейчас Чонгук полон какой-то особой уверенности, отступать он не намерен. У всего есть предел, почему бы не обозначить его прямо здесь и сейчас? Пускай принимает заявление об увольнении, рвёт и мечет, повышает голос. Чонгук не спал столько ночей, ворочался, думал. Лишится этой работы, найдет другую, плюс подработки. Если что, возьмет кредит, чёрт с ним. И этому мудаку отдаст всё до последнего. — Какие заявления, — хрипит Юн и неожиданно заливается смехом. Вот же блять. — Я сёрьезно, директор Юн, — не отступает Чонгук. Ждёт, пока мужчина перестанет захлёбываться и продолжает: — Я…благодарен вам за оказанную помощь. Но дальше так не может продолжаться. — Ты серьезно думаешь, что я просто так это оставлю? — вопрошает начальник. От довольного выражения следа не осталось, теперь лицо становится перекошенным от злости. — Не шути со мной, парень. Расстегивай штанишки и за дело. Я тут кое-что на одном форуме прочёл, сейчас испробуем... Так, всё. С Чонгука точно хватит. — В любом случае, я увольняюсь. Вот заявление, — он кладёт бумагу на стол и стремительно отходит. — Деньги за лечение верну, не переживайте. С чувством выполненного долга он собирается уйти. Случается неожиданное — директор Юн вскакивает и хватает его за руку, грубо разворачивая на себя. Прямо перед Чонгуком монстр в чистом виде, раздувает ноздри и тяжело дышит, готов разорвать на месте, уничтожить до последнего атома. — Всё так просто, по-твоему? Ты мой должник, Чон Чонгук! Снова прозвучали болезненные слова, преследовавшие Чонгука уже который месяц. Проигнорировать, говорить дальше. Стоять на своём. — Вы не имеете права принуждать меня к чему-либо. Я больше так не могу. — Ещё как можешь, — шипит босс, сдавливая руку Чонгука. Рукоприкладство не заставит его отступить. Бороться нужно до конца. — Я предлагаю тихо-мирно завершить это. Просто послушайте: я уволюсь и верну вам все деньги, — обещает Чонгук. — Будьте человеком… Это всё, о чём я могу просить. Директор Юн резко отпускает его руку и начинает наматывать круги по кабинету, злобно крича куда-то в пустоту: — А знаешь что? Да катись к ебеням! Не думаю, что проживёшь на зарплату посудомойщика, или кем ты там подрабатываешь! К тому же, лечение еще оплачивать и оплачивать, сумма в итоге нехилая выйдет. Хорошенький, блять, правильный маменькин сынок! Не хочешь оставить маму без лечения? Ты ведь вернёшься, всю землю под ногами соберешь, но вернёшься, будешь умолять! Ты половая тряпка, никто по жизни. Не думай, что всё так просто. Если не я, так кто-нибудь другой ебать будет, сам подставишься! Ты создан для того, чтобы тобой пользовались. Грозная тирада, каждое слово которой — удар в сердце, со многим хочется поспорить, но кое-что из сказанного всё-таки правда, от которой не убежать. Чонгук примерно такого и ожидал, но сейчас главное не задохнуться в слабости, которая упрямо рвётся наружу. Плевать, несколько раз прийти сюда, получить трудовую книжку и зарплату, а там и конец всему. Последнее слово будет за ним. — Всего доброго, директор Юн. Он выходит из кабинета и захлопывает за собой дверь. Через несколько секунд в неё что-то ударяется с глухим звуком с той стороны. *** Это как сбросить камень с сердца, даже дышать легче стало. Скоро и жить станет проще. Если раньше о будущем даже думать не хотелось, то теперь оно само прорисовывалось красками в голове. Конечно, там всё ещё была мать, лечившая глиобластому, пятичасовой сон ежедневно, подработки, деньги, грязные и мокрые, и вечная суета. Ещё там был Тэхён. Чжихё, заставшая их тогда в ТЦ, как-то подпортила ситуацию, выбила из колеи обоих. Тэхён явно переживал, а Чонгук переживал за него. Если подумать, то ничего сверхужасного не случилось, ведь по легенде Чонгук «просто друг», а значит, не должен вызывать чрезмерный интерес к своей персоне. Или должен? Чжихё непростая. Для неё любить человека = знать о нём и его окружении всю подноготную, а ко всему новому и неизведанному относиться с подозрением, с несдерживаемой ревностью. Чонгук это понял по реакции Тэхёна на неё, по его закатывающимся глазам, печальным вздохам, по телефону, который он отключает, как только они остаются наедине. Чонгук также уверен, что Тэ терпит её не просто так. Он что-то говорил о её отце и своих родителях.…Но это было давно, затуманилось. Уже третий час кряду Чонгук просто бродит по вечернему Сеулу, всё ещё не веря, что больше не придётся ни под кого ложиться и терпеть грубые поступательные движения. Испытывает гордость за самого себя, за решительность, которая дала о себе знать, пусть и поздно. Что бы босс (как же радостно, что скоро его можно будет назвать бывшим боссом) ни пиздел, Чонгук не вернётся. По его расчётам денег должно хватить, так что до такого он больше не опустится. Ещё пару раз прийти на работу, затем встретиться с Юном, сунуть в его лицо деньги и оставить сгнивать дальше. И нужно попрощаться с Сынван, работающей в отделе продаж. Он находил её милой девушкой, они часто болтали в перерывах и даже пару раз пили кофе. Она его отвлекала. Чонгук заходит домой к маме, чтобы убедиться в том, что всё хорошо. Узнав, что ей ничего не нужно, он направляется домой к себе, там здоровается со своей милейшей соседкой, находит в себе силы убраться, а затем на целый час проваливается в сон. Проснувшись, понимает, что скучает по Тэхёну. Набирает его номер, чтобы договориться о возможной встрече. Тэ долго не отвечает, и когда он всё-таки берёт трубку, Чонгук игриво интересуется: — Тэхённи, уделишь мне время сегодня? — Прошу прощения? — раздаётся женский голос в трубке, и кожа Чонгука покрывается миллиардами мурашек. Твою-то мать. Пока Чонгук пытается поверить в происходящее, голос недовольно продолжает: — Почему ты так поздно звонишь? Тэхён, почему он так поздно звонит тебе?! Бросить трубку или продолжить разговор? Что вообще, чёрт возьми, делать в таких ситуациях? Чонгук бросает взгляд на время и понимает, что уже давно за полночь. Опять же по легенде, он просто друг, а друзья, в принципе, могут звонить так поздно. Но зачем он задал вопрос именно в такой, блять, форме? В конечном итоге, первым трубку бросает всё-таки не он.