Болезнь

Охранник издал затяжной зевок, рассматривая равнодушное облачное небо. Все вокруг – серое, грязное, больное. Этот однообразный пейзаж начинал невыносимо действовать на нервы. Его первая ночная смена заканчивалась аж в полдень, и он пытался скрасить ожидание фантазиями о девушках и счастливой жизни, однако от этого только сильней клонило в сон. Парень был рад, что смог оторваться от земли (вернее, от унылых овощных грядок), но стоять снаружи на воротах оказалось куда скучнее, чем он представлял. За всю ночь к воротам подполз один кротокрыс и один назойливый нищий, вымогающий воду. Ни о каких перестрелках и, тем более, интересных встречах не могла идти речь в этом захолустье. Но он отказывался разочаровываться, справедливо полагая, что все еще будет. Он жаждал Событий. За всю жизнь он удалялся от родного города только раз – в тяжелый год искал припасы с группой разведчиков. Он смутно чувствовал в себе дух приключений, но робел собирать группу без весомого повода, а один уходить боялся. Закончив рассматривать небо, парень бросил сонный взгляд вдаль и мгновенно взбодрился. Две фигуры с заметной разницей в росте: один мужчина и… «Неужели хорошенькая девушка?», - возбужденно прикинул охранник. Он навел на фигуры винтовку, посмотрел в прицел и почти расстроился. Однако внешность того, кого издалека он принял за девушку, казалась смутно знакомой. - Нихуя себе, - вслух сказал он, с замиранием сердца вспоминая недавний радиоэфир. Он молодцевато вытянулся и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Но ведь этот выходец Убежища - не просто знаменитость, а человек высоких моральных ценностей, почти герой. Бесстрашно несущий истину, нравственно чистый и справедливый. Конечно, раз тот странствует, он не гнушается исследовать дальние города, но как здорово, что именно ему выпала честь принимать Путника на входе. Те двое уже подошли близко, и 101-ый поздоровался приятным мягким голосом. Охранник засмотрелся на него, растерялся и не нашел ничего лучше, кроме как спросить: - Это ты, говорят, разгромил Андейл? Путник кивнул и удивленно посмотрел на радостного парня. Молодой охранник разулыбался незнакомцу, словно старому другу. Забыв о всяких мерах предосторожности, он доверчиво тянулся за рукопожатием. Путник улыбнулся, пожал руку и хотел пройти, но тот все держал и мял его руку, словно забыв, что это чужая собственность. Все же Тридогнайт частенько перебарщивает с донесением новостей, отчего такие слишком теплые и местами надоедливые встречи не редкость. - А я ведь как-то пробегал там мимо, уф, - хвастливо сказал страж и оттянул воротник, словно от жары, - сейчас вспомню – каким же голодным взглядом они меня провожали! Понимаешь, да? А ведь чуть не поддался искушению зайти на пирожок. Никогда не доверяй чему-то, что кажется идеальным! Чертовы извращенцы. - Не вижу ничего особенного в каннибализме, - пожал плечами 101-ый. – По крайней мере, чего еще ожидать от этой реальности. Мне методы не понравились. И прививание таких привычек детям. Они прошли мимо умолкшего парня, но сразу за воротами путь преградила толпа детей. Кажется, те уловили конец разговора и теперь возбужденно перешептывались. Знаменитый выходец Убежища не особо их заинтересовал, как и его добродушная собака, зато они быстро поняли, что высокий страшный мертвяк рядом безобидный, тихий и не собирается даже смотреть на них. - Гляди-ка, зомби! - А как ты из могилы откопался? - А ты правда ешь мозги? – пролепетала совсем маленькая девочка со смесью отвращения и любопытства на лице. - Ну хватит! – возмутился Путник. – Он нормальный разумный гуль, и ему тоже обидно. Лучше пропустите нас. Харон недоверчиво посмотрел на него и сказал очень серьезно: - Я не ем мозги. Только плоть маленьких детей. - Хорошая работа, зомби, - проворчал 101-ый, глядя на убегающих ребят. – Укрепил у этого молодого поколения предвзятое отношение к гулям. - Мне-то что. Зато дорога теперь открыта. Городок был довольно приличен на вид: отстраивались новые хижины, горожане не выглядели изнуренными непомерной работой и голодом. Удивительно, что их не разграбили рейдеры при такой-то охране. Вскоре нашелся магазин, грязный и неряшливый, зато со множеством товаров и приятными глазу ценниками. В воздухе витала странная смесь запахов лекарств и еды, словно в старом госпитале при мирных временах. За прилавком стоял крупный, похожий на толсторога мужик с таким выражением лица, будто каждый покупатель являлся его личным злейшим врагом и врагом магазина в целом. В зубах он воинственно держал острую зубочистку, еще открытая пачка таких же стояла рядом. 101-ый представил, как мужик расправляется с ворами и недовольными, стреляя зубочистками в глаза и повреждая жертвам зрение. Мужик слушал радио Анклава и с одобрением фыркал словам ведущего, как большое сытое животное. Вот уж кого стоило поставить на ворота вместо того молокососа. - Привет. У вас скороварки есть? Торговец выпрямился и раздраженно смерил паренька взглядом – приходят с кучей крышек из бог знает каких ебеней Пустоши и требуют бесполезный хлам. Оружие в магазине некуда складывать, броней все сундуки забиты, химии на притон наркоманов хватит с избытком – нет, дешевый хлам подавай. Бесполезные придурки. - Сковородки есть, - неохотно признал он. – Брать будете? - Нет, это не то. Я винтовку собираю, нашел целую кучу всего нужного, а скороварки вот как-то упускаю, - внезапно поделился гость с милой улыбкой, словно пытаясь завоевать расположение. Торговец задумался, но не понял, как из скороварки можно собрать какое-либо оружие, и от этого бесполезного мысленного усилия еще больше разозлился. - Бери уже что есть и проваливай, мусорщик хренов, - проворчал он, агрессивно нависая над прилавком. Когда за спиной клиента возник огромный телохранитель жуткого вида, мужик изменился в лице, выплюнул зубочистку на пол и сочувственно развел руками. - Ну стимуляторов возьми, даже крышку-другую сбавлю, если много купишь. Я смотрю, вы парни серьезные, пригодятся. Или препараты вон, с ними любого супермутанта или там даже Когтя Смерти завалите! - Химию потребляю редко, а вот стимуляторов давай, - согласился Путник. Купленные стимуляторы пригодились уже скоро. По-видимому, все хищные вырожденцы животного мира Пустоши решили устроить дипломатическое собрание в этой ветке метро, где договорились о мире между собой и необходимости истребления людей количеством – иного объяснения этой слаженной активности у 101-го не было. Пока Харон пытался отстреливать кентавров и одновременно давить толпы радтараканов, 101-ый поливал огнем радскорпионов и кротокрысов. Откуда-то из затопленной части вылезла пара болотников, и он в бешенстве закидал их гранатами, что не особо их покалечило. Отвлекаясь на более опасных противников, он не заметил, что кротокрысы подобрались совсем близко. Резкая боль пронзила руку, отдаваясь к плечу. Из окровавленной руки бессильно выпал испепелитель, громко звякнув по полу. Как невовремя износилась броня! 101-ый вонзил нож в голову кротокрыса, сбросил вцепившееся тело с руки, пнул визжащую массу под ногами и попытался отбежать, но потерял равновесие и упал, вцепившись в Харона и чуть не сбив того с ног. Гуль быстро оттащил полуживого Путника подальше, вколол стимулятор, взял себе несколько и принялся заканчивать зачистку один. Путник очнулся от непривычной тишины и резкого страха, что он умер. Харон сидел рядом и без выражения смотрел на него; 101-ый совершенно успокоился и расслабился, найдя взглядом эту массивную надежную фигуру. Он огляделся: почти все видимое пространство заполняли трупы животных. «Хорошая работа», - похвалил он наемника. Он приподнялся с пола и прилег на панцирь мертвого болотника, который почему-то оказался мягким. Рука ужасно болела, и он был утомлен. Сильно клонило в сон от влажного воздуха и темноты метро, а аппетитный запах поджаренных трупов навевал ощущение уюта, хотя он и помнил отвратный вкус. Харон помог ему выбраться наружу, и они устроили привал на жухлой, бессочной траве Пустоши. - Прости, что подвел. С тех пор, как мне вырезали кусочек мозга, я вроде как стал более заторможенным. Ума, прости за каламбур, не убавилось, но не всегда реагирую как надо. Харон что-то недовольно пробурчал себе под нос, отвернувшись. - Чего?! Высказывай мнение нормально. - Не надо был ехать в Пойнт-Лукаут без меня. Нехорошее место. Я бы не допустил, чтоб из тебя вырезали что-то важное. Он подошел помочь, заметив, что 101-ый безуспешно пытается перевязать руку на весу, неловко закутывая ее в бинт дрожащими пальцами. - Зато когда постарею и буду местным сумасшедшим, поставлю баночку с мозгом на видное место и буду травить байки. Все будут думать, что я именно из-за этого кусочка сумасшедший. А это просто жизнь такая. Он помолчал, разглядывая бесстрастное лицо наемника, и добавил: - Но я пристрелил ублюдка, который это сделал. И дикарей проклятых перестрелял. И мозг профессора. Все ради помощи одному милейшему британскому гулю, ну и к тому же я нашел много хорошего оружия, медикаментов и вот эту славную конфедератскую кепку. Слушай, а звучит действительно весело, прости, что все это без тебя. Он никогда не признавался, что действительно сильно скучал без спутника в Пойнт-Лукауте. Конечно, днем на это не было времени, но по ночам его окутывала тревога и тяжелая тоска, как густой туман того болотного края. Из-за постоянных дождей и холода он подхватил легкую противную простуду, что тянулась долгое время. Дрожа под тонким одеялом в какой-нибудь забытой богом хижине, он засыпал с винтовкой в руках и просыпался через несколько часов от ощущения потерянности и пустоты. Иногда его будили леденящие капли, просачивающиеся сквозь худую крышу или ощущение шлепанья сапог, увязающих в болотной жиже. Коротая время до рассвета, он принимался импровизировать на губной гармошке, но быстро замолкал, потому что эти резкие звуки приманивали угрозу. Шастающий везде болотный народ пугал его сильнее, чем дикие гули или болотники – эта деревенщина казалась ему уродливой, тупой, лишенной достоинства пародией на человека. Он с радостью сносил им головы мощными выстрелами, чтобы не видеть этих лиц. Он с содроганием вспоминал этот равнодушный холод, влагу и всепоглощающее одиночество, но также ощущал странное саморазрушающее влечение к этим воспоминаниям, словно человек, затянутый в омут тоски и наслаждающийся этим. - Необходимо показать руку доктору, - предупредил Харон, закончив с перевязкой. Кажется, он долго медлил, прежде чем это сказать, уловив отсутствие внимания в чужом лице. - Да я сам себе доктор. Все скоро заживет, спасибо за помощь. Всю неделю лил дождь и всю неделю 101-ый чувствовал себя больным и разбитым. Словно пытаясь сделать еще хуже, он брался за самые малоплачиваемые и глупые просьбы, бегая от одного конца карты к другому, обкалываясь стимуляторами и хрустя баффаутом, словно чипсами. Харон скрипел зубами, ворчал, но не делал бесполезных попыток уговорить глупого человека пересидеть денек-другой в Мегатонне. Спал тот плохо и в эти тревожные ночи часто звал Псину, чтобы приласкать ее и обнять, забывая, что давно отослал ее домой со странной фразой «хороший хозяин не возьмет собаку в такой ливень». По утрам Путник заимел привычку постанывать от боли в руке, но упорно забывал показаться какому-нибудь доктору. Он спохватился только тогда, когда опухоль доползла до пип-боя и стала затруднять его ношение. - Попала инфекция. Это нехорошо. Совсем. – Осуждающе диагностировал Харон, когда тот, наконец, беспомощно показал руку. – Идем в город. При отказе я либо тебя потащу, либо сам отрежу руку, потому что это – угроза жизни. - Как много у тебя сегодня слов, которые я из тебя не вытягиваю. Прямо будто бы злишься. Ну запустил, да… Ничего ужасного. У меня ведь обычно все само проходит, стоит сытно поесть, принять лекарства и поспать. Прямо аномалия какая-то… - он потянулся за стимулятором и химией, но мир в голове потемнел, перевернулся, и тело не смогло удержать равновесие. Боль от падения не ощущалась. Сырая поверхность под телом успокаивающе раскачивалась, и 101-ый подумал, что плывет на лодке далеко-далеко. Ласково пригревало солнце, от чего наконец-то перестал бить озноб. Слушая шум волн, он впервые за долгое время спокойно, счастливо заснул, уткнувшись носом в грязь. Харон вздохнул, осторожно поднял начальника с земли и закинул себе на плечо. Путь до Мегатонны предстоял неблизкий, а дождь все продолжал заливать дороги.