В Вероне тихо

Заходящее солнце касается лучами зданий с изящными мраморными колоннами, золотит купола соборов, играет бликами на воде и словно прощается с жителями Вероны на всякий случай, потому что не всех из них сможет увидеть на следующий день. В Вероне тихо. Стучат копыта лошади, несущейся по соседней улице. О чем-то под балконом разговаривает ключница и слуга, чья кожа отливает медью. Из ближайшего здания доносится девичий звонкий смех. В Вероне тихо. Никто не кричит, пронзаемый клинком. Не раздаются стоны раненых и крики их убийц. Не звенят лезвия шпаг, скрещиваясь друг с другом. Никто не зовет на помощь. С враждой покончено. Разумеется, случаются несчастные случаи, нападения на богатых вельмож или пьяные драки в тавернах, порой даже дуэли, кто-то умирает дома от старости, от болезни ли или от собственной руки, не выдержав чего-то. Но все это уже не сравнится с той жестокой враждой, потопившей город в крови и унесшей столько жизней, что уже не сосчитать. По улицам теперь можно ходить спокойно, а порой — даже позволить себе забыть шпагу, ведь из-за угла не выскочит представитель другого клана и не перережет тебе горло, разве что бродяга какой. Но все это мелочи. Бенволио шпагу оставлял пару раз, но он еще жив. Кажется, жив. Телега, груженая мясом, едет по дороге, и вновь и вновь раздается стук колес, ударяющихся о булыжник. Слышится песня мужика, восседающего на козлах, громкая, неразборчивая и веселая. Бенволио провожает его взглядом, полным безразличия. Близится вечер. Скоро солнце совсем исчезнет с неба, бросив на лицо молодого человека неяркий, тонкий луч, и город окутают сумерки, словно покрывалом, усыпанным серебряными звездами. А потом наступит завтра, согреет своим теплом, рассеяв утреннюю прохладу, оставит росу на листьях и травах. Кого-то завернут в белый саван, и он отправится на покой в семейный склеп, где пахнет смертью. А кто-то сможет встречать рассвет и улыбаться новому дню. Такова жизнь — кто-то умирает, кто-то живет, и это естественно, от того и не страшно. Страшно не умереть, страшно остаться жить. Бенволио опирается руками о перила балкона, те вытесаны из мрамора и хранят еще теплоту заканчивающегося дня и солнечных лучей, нагревших их. Из окна дома выглядывает совсем юная девочка со светло-русыми волосами и глазами, полными жизни. Она улыбается ему и тут же, смутившись, скрывается, задернув окно плотной бордовой шторой. Вновь звучит звонкий смех. Бенволио улыбается. Лицо его не озаряется радостью, как бывало, взгляд остается безучастным, в нем нет чертей или огня буйной молодости, в нем нет ничего. Абсолютно никаких эмоций помимо равнодушия ко всему. Бенволио словно смотрит и не видит ничего вокруг, словно смотрит в самого себя. Словно его тут нет, он где-то в другом месте. Так оно и есть, на самом деле. В Вероне тихо. Ключница скрывается в особняке Монтекки, позвякивая монетами в холщовом зеленом кошеле. Служанка, лет тридцати, довольно красивая и уставшая, несет корзинку с зеленью. Ее руки, мускулистые, загорелые и оголенные платьем, не имеющим рукавов, напоминают мужские. Белый фартук заляпан. Разум подмечает совершенно ненужные детали, например, отсутствие обручального кольца или синяк на щеке. Бенволио не делает никаких выводов, даже не пытается, просто смотрит вперед, вглядываясь в редких прохожих. Какие-то молодые люди, возможно даже знакомые ему и совершенно точно благородного происхождения, проходят мимо. Шпаги позвякивают на их поясах, но ни один из юношей не опирается на эфес, как привык делать Бенволио, не выпускавший его ни на минуту и вечно ждущий опасности отовсюду. У него подобное вошло в привычку, и вовсе не страх заставляет его так делать. Страха больше нет, да и не было. Один из юношей толкает друга в плечо и что-то говорит ему. Тот начинает громко хохотать. И вскоре четверо друзей скрываются из виду, лишь этот смех говорит об их перемещении, пока не стихает совсем. Проходит совсем немного времени. Небо темнеет, становится очень тонкой розовая полоса на горизонте, постепенно бледнее. Серыми кажутся дотоле белые и пушистые облака. Медленно зажигаются звезды, будто по мановению волшебной палочки какого-то чародея. Что-то такое говорил Ромео, когда им было по пять лет. Он всегда был излишне романтичен. Меркуцио понравились его слова, а Бенволио нет. Вот он и запомнил. Сегодня светит неполная луна, лишь хрупкий месяц, который, кажется, так легко сломать или согнуть пополам. В Вероне тихо. Верона засыпает. Не звенят шпаги. Не раздаются крики. Только разве что у Капулетти сегодня бал, там звучит музыка, слышится смех, вино льется рекой, танцуют благородные дамы и господа. Когда-то Бенволио обязательно бы тоже был там, веселился с друзьями и пытался очаровать прекрасных дам. Но не сегодня, больше уже никогда этого не повторится. В его жизни не будет балов и веселья, их в ней давно уже нет, только скорбь и есть, не дающая покоя и терзающая хуже болезни, от которой не излечиться. Бенволио заходит в комнату, наливает в кубок вина и снова выходит на балкон, пригубляя красную жидкость. На языке горчит, и привкус от вина неприятный. Бенволио усмехается и делает еще глоток. Его лицо кажется в звездном свете похожим на изваяние какого-то героя мифов, принадлежащее руке античного мастера, — холодное, неживое, словно застывшее. Тускло горят фонари. Мимо мчится карета. Лошади выбивают пыль копытами. Девушка из дома напротив вновь выглядывает из окна. Бенволио не знает, как ее зовут, но улыбается ей в ответ. Быть может, когда-то он знал ее имя, но в последствие это стало совершенно неважным. Девушка улыбается в ответ этому человеку с мертвыми глазами, который потерял друзей в жестокой вражде, которой, слава Господу, пришел конец. Бенвлио допивает вино и ставит кубок на перила. Он смотрит на звезды. Волшебник потрудился на славу, только облака их затягивают постепенно. Улыбка трогает дрожащие, бледные губы. В Вероне тихо. Танцуют, ударяя ногой о ногу и подавая руку партнеру, чтобы вновь степенно пройтись по залу, благородные господа в особняке Капулетти. Мальчишка с измазанным лицом мчится домой, прижимая к груди краюшку хлеба, которую нужно отдать больной матери. Испуганно вскрикивает девушка из дома напротив. Бенволио падает на холодные плиты балкона, случайно сбив рукой кубок. Тот летит на землю. — Страшно не умереть. Страшно остаться одному, — шепчут синие губы прежде, чем закрываются глаза. Солнце всходит на рассвете и заливает небо своим светом, окрашивая в нежно-голубой. Снова белые облака плывут по нему, привычно пушистые. Мальчишка идет просить милостыню на площадь, та же служанка с грубыми руками направляется на рынок за зеленью для господ. Мясник едет на пустой телеге. В Вероне тихо. В Вероне нет вражды.