О ревности, кулаках и магии

      Карандаш с хрустом переломился у меня в руке, и весь класс повернулся на единственный звук в этом кабинете.       — Извините, — пискнула я, с опаской смотря на поджавшую губы миссис Додз. Она кивнула, тем самым восстанавливая хрупкую тишину контрольной.       Я вздохнула, опять повернув голову вправо. Мне очень хотелось переломить карандаш ещё раз, но инстинкты самосохранения в меня заложены природой и сейчас кричат о тупости этой мысли, а вот сидеть и тихо ненавидеть весь мир мне никто не запрещал. Тупая геометрия, тупая контрольная, тупая Додз, тупая Рейчел с её забытыми принадлежностями и сломанным циркулем.       — Рыжая простофиля, — еле слышно пробормотала я себе под нос, с отвращением наблюдая, как эта рыжая выскочка воркует с Джексоном. Моим Джексоном.       Я была готова прямо сейчас, на итоговой контрольной работе вскочить и за шкирку оттащить её от него. Серьёзно, у меня прямо руки чесались так сделать, а когда это рыжее чучело снова повернулось к этому нахалу, мило улыбаясь, а тот улыбнулся в ответ, у меня из ушей чуть ли не повалил пар.       — Три минуты до звонка, мои золотые, давайте закругляемся, — пропела фурия с наслаждением, расправляя кожистые крылья и потягиваясь.       Она ухмылялась так, что все её острые зубы были видны, а это, скажу я вам, наводило страх. Лучше бы она поджимала губы.       Произнесённые миссис Додз слова подействовали на класс, и все зашевелились, а звук скребущихся о бумагу ручек завис в воздухе, как в желе.       — Ну ва-а-ашу мать, — с паническими нотками в голосе промычал мой сосед по парте, судорожно стирая неправильную окружность. Боги, он ещё тупее мистера Я-Планктон-С-Рыбьими-Мозгами.       Я отвернулась от него, не желая слушать, как он демонстрирует свой словарный запас тетради. Вместо этого я на автомате привычно повернула голову вправо, на третий ряд, где Джексон активно показывал средний палец своей тетрадке.       «И правильно, — подумала я с какой-то мрачной весёлостью. — делать надо было, а не со всякими там Рейчел любезничать».       Когда прозвенел звонок, и все стали передавать тетради с задних парт на первые, Рейчел Элизабет Дэр прикрыла свои зелёные глаза и часто задышала. Она откинулась на спинку стула, и Перси, вероятно, как истинный джентльмен, поинтересовался её самочувствием. Она не ответила, а открыла глаза, но они были слишком зелёные, как будто она вставила себе неоновые линзы или типа того. У неё повалил дым изо рта, и она что-то хрипела и была похожа на старуху, древнюю, как этот мир.       «Вот и новый одарённый подъехал, — саркастично пробормотало моё внутреннее „я“, пиная в голове воображаемый камешек от досады. — А вот ты не одарённая. У тебя только стандартный набор талантов, как и у всех, а индивидуального нет. Ты одно сплошное „м-да“, Аннабет Чейз!»       — Зато у неё нет стандартной магии, — возразила я самой себе.       Перси же тем временем помог подняться Рейчел, а ещё так обхватил её талию… так… та-а-ак! Она опёрлась о его плечо, колени её подгибались. Шваркнулась бы и руку сломала, правую, чтобы рисовать не могла.       Уже у выхода из класса Джексон повернулся ко мне и послал красноречивый взгляд «жди на нашем месте и не смей начинать есть без меня!» Обычно он смотрел на меня так только когда учителя просят его задержаться на увлекательную беседу о его сказочном раздолбайстве и бесполезном растрачивании редкого таланта. Мне захотелось что-нибудь разбить. Но я просто кивнула.       Выйдя из здания, я направилась к нашему месту, где мы проводим перемены. Для нашего удобства перед школой простирается пришкольная лужайка, уходящая прямиком в лес. Не буду кривить душой, это самое умиротворённое и уютное место мира! Зелёная мягкая трава, по которой можно ходить босиком, дорожки из гравия, скамеечки и деревья созданы специально для того, чтобы ученики на перерывах могли перекусить, повторить домашнее задание и отдохнуть.       Я прошла мимо группки ребят из нашего класса, где Силена Боргард, прикусив губу, пыталась приподнять свою расчёску так, будто просто показывала и измеряла, как лучше повесить картину. Только ладошки у неё светились приятным голубым светом. Я фыркнула: она с таким усилием делала это домашнее задание, будто бы это нереально сложно. Я вот, например, ещё на уроке научилась поднимать достаточно лёгкие вещи в воздух, даже рюкзак Перси, а у него, скажу я по секрету, в рюкзак запихано всё, что только можно, там даже коробка из-под обуви лежит. Но вот у Силены, видимо, это не так гладко выходит, потому что через пару мгновений свечение усилилось, посыпались искры, и получился приличный такой «бум!».       — Чёрт! — прошипела девушка, с досадой смотря на свои дымящиеся чёрные ладошки. Да уж, я с ней согласна — выглядит так, будто она нырнула в костёр рыбкой, да ещё и на лицо эта сажа попала.       — Ну не расстраивайся, — пробасил Бекендорф, заботливо утирая её щёки от этой магической копоти.       — Чарли, — вдруг всхлипнула Силена. — я ведь не смогу сдать на «отлично». Он мне поставит «неуд», и тогда моя мама точно запретит нам встречаться.       Бекендорф грустно улыбнулся, притягивая девушку к себе и зажимая в своих объятиях. Они смотрелись вместе так мило. Он такой большой и безопасный, а она такая хрупкая, фарфоровая, и ему наверняка хочется её всегда защищать.       Я подавила завистливый вздох, раздражаясь из-за того, что этот тупой дебил сделал из меня — уважаемой отличницы школы магии — какую-то ветреную девчонку, которая только и делает, что часами пялится на его парту и бесится, потому что они сидят так далеко друг от друга на уроках.       Тем не менее, я просто прошла мимо, крепко сжимая в руках лямку своего рюкзака.       «А вот он бы на твоём месте подошёл и помог», — ехидно пропел голос в моей голове.       — Ага, помог бы. А теперь заткнись и спи.       Мы вместе с моим внутренним «я» поплелись ещё дальше, к большому дубу. А потом нырнули в кусты с какими-то белыми цветочками, очень похожими на дикие розы, но только у них шипы отсутствовали. Я села на траву, стащила кроссовки и носки, а потом стала заниматься таким обалденным занятием: сидеть в кустах и злиться, злиться, злиться.       Когда прошло уже больше половины перерыва, то моя злость уже переросла в некое подобие паники. Где носит этого раздолбая?       Вне кустов играла жизнь, а я сидела и накручивала себя, а потом ещё раз и ещё. Потом решила, что ну его на фиг, если ему та-а-ак круто зависать вместе с Рейчел, то пожалуйста, мы люди простые, не жадные. Именно на такой ноте я с силой рванула молнию рюкзака и с отвращением откинула от себя резную коробочку с лишним временем. Я его специально купила сегодня на целый час — полчаса на себя и полчаса на Перси. И между прочим, Тревис и Коннор, эти шуты, содрали с меня чуть ли не в два раза большую сумму, чем на самом деле.       «Но, но, Аннабет! Для влюблённых и цены дороже!»       У-у-ух, как я разозлилась! Даже сильнее, чем покраснела, это наверняка. А Тревис ещё и бровями для полноты картины подвигал. Вот ведь шутники глупые.       Нет. Я проползла к коробке, бережно уложив её рядом с собой. Не для того я отвалила им столько золотых монеток, чтобы потом это лишнее время могло ускользнуть вот так просто. Нет, мне просто жалко денег, я её положила рядом с собой только из-за этого и совсем не из-за того, что до сих пор надеюсь на приход этого дурачка.       Я вырыла из рюкзака контейнер с едой, открыла его и вынула черешню. Колебалась всего секунду, прежде чем закинуть одну ягоду в рот. Только открыла рот для следующей, как у меня над ухом раздался бархатный голос:       — Мой взгляд потерял свою красноречивость или что?       Я от испуга даже подпрыгнула, повернулась и выплюнула косточку от черешни в глаз Перси. Он с секунду смотрел на меня своими невероятными глазами, а потом ухмыльнулся:       — Вот уж не ожидал от достопотечной леди такого приветствия.       — Достопочтенной, между прочим, ты, Рыбьи мозги.       — Не придирайся к словам, Воображала, я оговорился, — и он с наслаждением откинул свой ярко-оранжевый рюкзак от себя туда, где с минуту назад валялась коробочка с лишним временем, и завалился головой мне на колени. У меня, естественно, по всем законам жанра, ток прошёл по телу, и я покраснела.       — Ты чего? — поинтересовался Перси, щурясь.       — Ничего. Как там Рейчел? — как бы мимоходом поинтересовалась я, стараясь, чтобы голос у меня был безразличным, но имя этого чучела я не просто произнесла — прорычала.       «Ну всё, — тут же проснулся голос в голове. — Считай, если сейчас начнёт рассказывать всё, не замечая твоего отношения к ней, а не просто обойдётся двумя с половиной словами, то конец, Чейз, влюбилась ты в дурака».       И да-а-а! Мой замечательный друг, тебе определённо не быть психологом. Ты, чёрт возьми, вообще не понимаешь людей. Или это специально делаешь, ей богу.       — С Рейчел всё зашибись, — сказал он, и я уж было подумала, что этим и ограничиться наша беседа о милой рыжей девчуле, но нет, Джексону надо продолжить начатый разговор. — Она теперь типа Ванга и все дела. Пророчества там всякие, глаза зелёные, голос допотопный. Вот только она действует без сахара*.       — Ммм, круто, — без энтузиазма ответила я, забирая свои руки назад, потому что мне хотелось перебирать его волосы. Я бы очень-очень хотела запустить пальцы в его вечно растрёпанные волосы и перебирать их, но чтобы он не нахмурился со своим идиотским «ты чего?»       — Я её отвёл в госпиталь и там посидел рядом с ней, за руку держал, знаешь, как ей плохо было! А если не считать этого стрёмного голоса, то с этими новыми глазами она очень даже ничего. Милая, загадочная.       А, нет, я бы приложила его голову об асфальт, чтобы у него там прояснилось хоть немного. Меня как волной какая-то обида захлестнула, что даже дышать стало трудно. И всё это обязательно бы вылилось в истерику, но я вовремя вспомнила, что у меня на коленях лежит умственно отсталый в развитии тюлень с водорослевыми мозгами, в которого я по уши влюблена вот уже примерно года четыре. Да, вместо истерики получилось очень даже унизительное явление: слёзы.       Боже, Аннабет, серьёзно?       С каких это пор ты у нас стала реветь на каждом шагу? Нет, можно и опустить проблему вселенского масштаба, состоящую в том, что самому замечательному парню на планете понравились чужие дурацкие и вообще какие-то шаблонные зелёные глаза, какого чёрта ты сопли-слюни свои в ход пустила?       Перси мгновенно вскочил со своего привычного места, сев напротив меня и принявшись утирать мои слёзы, которые, к слову, лились и лились рекой из моих глаз. Я вдруг нашла свои глаза скучными и неинтересными, потому что они серые, а не зелёные, и подумала, что всё, конец. Приплыли, так сказать. Я же даже не рыжая, а какая-то блондинка, а блондинки-то дуры высшего пилотажа. Наверное, он так сейчас и думает. Теперь-то он совершенно точно не будет смотреть на меня, как на девушку, и мы не будем обниматься и держаться за руки, как на тех мелодрамах с пластинок Пайпер.       — Я, конечно, догадывался, что ты девушка весьма… эмоциональная, — подал голос Перси, намекая на то, что я люблю орать на всех за малейшую ошибку, а потом переключаться и орать на него… то, что истеричка я, короче говоря. — но чего ты ревёшь-то?       Я решила не кривить душой и ответила всё напрямую и честно, сквозь слёзы, каким-то гаркающим голосом:       — Влюбилась.       Его руки, вытирающие мои щёки, на мгновение замерли, а потом он их и вовсе убрал, нависая надо мной и опираясь на кулаки.       — Влюбилась? — непонимающе переспросил он, но не так, будто он не догонял чего-то, а так, чтобы прямо удостовериться в сказанных мною словах, что они ему не послышались.       — Да, влюбилась, Джексон, — зло повторила я. — При чём влюбилась в дауна.       Он нахмурился.       — Ага, — и рассеянно кивнул.       Перси будто резко переместился чёрт знает куда и теперь находился не здесь, а где-то за тридевять земель от школы. Неужели это он так удивился тому, что я способна кому-то симпатизировать?       — Тогда пойдём и найдём этого парня, чтобы ты могла врезать этому придурку за то, что он не замечает такую обалденную девушку.       Я расценила его решительный вид, как зелёный свет, поэтому от души заехала ему кулаком в нос, да так, что он, не ожидая этого, даже отскочил от меня.       — Ты придурок, Джексон, каких ещё свет не видовал! — и тогда я позволила себе разреветься ещё разочек. Отчасти из-за того, что моя бедная рука горит адским огнём от боли, но да, больше из-за не взаимной любви.       Мистер Я-Планктон-С-Рыбьими-Мозгами тем временем ошарашенно пялился на меня. Со временем его взгляд стал осмысленным, и он даже понял, что теперь у него должен болеть нос, и тогда Перси с опозданием в три-четыре минуты сказал более наигранное, чем натуральное, «ау».       И сделал то, чего я ожидала от него в последнюю очередь: он осторожно на коленках подполз ко мне, сев совсем-совсем близко, а потом нежно провёл ладонями по моим щекам, в сотый раз стирая слёзы. Это было так подозрительно, потому что я думала, что он сейчас наорёт на меня, соберётся и уйдёт. И ещё успела подумать, что хорошо это, что я не плакала в голос, а то бы это странно вышло: ревела, ревела и вдруг замолчала.       Перси же, улыбнувшись мне, просто поцеловал. И тогда мой мозг растёкся розовой лужицей счастья и возвращаться из этого состояния упорно отказывался. Я обняла его за шею, притягивая ещё ближе.       Когда же Перси отстранился от меня, то прислонился своим лбом к моему и снова улыбнулся.       — Ещё? — спросил он.       — Ещё.