Вместе

      Акаши отложил каллиграфическую кисть в сторону. Прежде чем встать из-за низкого столика, он бросил изучающий взгляд на устроившегося с книжкой возле открытых сёдзи Куроко. Тот неторопливо переворачивал страницы небольшого томика, в его движениях не было намёка на суетливость, только спокойствие и умиротворённость. Непокорная спина, нежный изгиб шеи, цепочка выступающих позвонков, которую едва скрывала летняя футболка – конечно, Акаши любил смотреть на Куроко, но ещё больше он любил прикасаться к его гладкой коже, проводить руками по отзывчивому телу, нажимая на чувствительные точки, заставляя отвечать, раскрываться и принимать ласку.       Он неслышно подошёл к Куроко и встал за его спиной. Куроко не подал виду, что заметил его, но после минутного молчания обернулся назад и посмотрел прямо в глаза.       Акаши наклонился, завороженный глубиной голубых глаз. Да, определённо, если в чьих глазах и можно утонуть, то только в глазах Куроко. В них отражался мир, такой, каким Акаши его никогда не видел – яркий и живой.       Он склонился ниже к лицу Куроко, почти дотронулся до его губ своими. Мгновение ничего не происходило, а потом Акаши отстранился.       – Пойдём. Обед уже должны были подать.       Он протянул руку, и Куроко с благодарностью её принял. Акаши крепко сжал его ладонь, прежде чем рывком поднять Куроко на ноги.       Кто-то считал, что их связь неправильная, нездоровая и отвратительная, но Акаши знал – и Куроко тоже, - что другой им не надо. Они были связаны крепче, чем друзья, чем братья, чем любовники.       Акаши любил Куроко всего – его тело, разум, душу. Он растворялся в них так же, как Куроко растворялся в нём самом. Иногда отзывчивый и покорный, иногда бесстрастный и непреклонный, Куроко был как наркотик. И чем больше Акаши пробовал его, тем отчётливее понимал, что ни за что не сможет отказаться от него.       Когда Куроко дарил ему поцелуи, отчаянно цеплялся за его плечи, закусывал нижнюю губу, пытаясь сдержать стоны, когда запрокидывал на подушки голову, открывая доступ к беззащитной шее, стыдливо сводил бёдра, а потом с вызовом раскрывался – вот он я, бери, я весь твой! - Акаши с щемящей нежностью осознавал, что ни за какие богатства мира не отдаст его другим.       Да, пусть их отношения порицали другие, но даже если весь мир отвернётся от них, Акаши знал, что они всегда будут вместе.