Шоколадный угар

Фото: https://cs7054.vk.me/c836127/v836127599/26b2e/NR3sD_m2RK4.jpg https://cs7054.vk.me/c836127/v836127599/26b36/-kM_7OJzE80.jpg https://cs7054.vk.me/c836127/v836127599/fdc4/5AMg6WJu16o.jpg https://cs7054.vk.me/c836127/v836127599/26b3f/RKtTN1Hu5eY.jpg https://cs7054.vk.me/c836127/v836127599/26ba2/Ww9FDB1dqK8.jpg https://pp.vk.me/c638121/v638121472/2308/kR6T3UpxeXU.jpg Аудио: Баста – Медлячок

      Катя поднялась к себе и упала на постель, не раздевшись и не разувшись, - сил не было никаких: ни физических, ни моральных. Желаний тоже не осталось, даже базовых: сна не было ни в одном глазу, хоть она так и не заснула после своего резкого пробуждения посреди ночи; кушать тоже не хотелось. Не хотелось ничего. Пустота. Даже спёртое дыхание вызывало в ней тягостное ощущение безысходности. Ресницы одним взмахом разрезали молекулы воздуха напополам, затем – на четверти, что в последствие никак не могли соединиться обратно в нужном порядке, создавая тем самым путаницу, из-за чего в комнате стало душно. Окно было закрыто, Кищук не могла встать и, в принципе, согласилась задохнуться в целях избавить свой мозг от происходящего вокруг безумия. Блондинка взглянула на отражение в зеркале и удивилась тому, как можно оставаться внешне целым в тот момент, когда раздавлен и разбит изнутри. Она умоляла себя прекратить эти бредни, доказывая, что ничего из случившегося не имеет значения, что она сама всё придумала и теперь по глупости и наивности мучает себя. Пора избавиться от этого, пора сбросить оковы, что собственноручно и нацепила.       Не спасала даже музыка, что она включила, надев наушники. Не тот ритм. Не те строчки. Не тот голос. Всё не то! Катя переключала трек за треком, прокручивая в голове все свои дурацкие поступки и слова, относящиеся к Оле. Серябкина поняла, - это Кищук знала на все сто процентов. Это было видно по выражению её лица, что изменилось, как только шатенка услышала тихую просьбу остаться. Оно будто выражало «Нет, только не это». Катя не стала обманываться: ей не показалось, Оля действительно хотела верить до последнего, что это недоразумение. Да, это было недоразумением, которым являлась сама Кищук. Теперь оставалось задушить, хоть уже и не на корню, все свои чувства, чтобы Серябкина вернулась к мысли о том, что она перепутала, что Катя не думала о ней, не смотрела на неё влюблёнными глазами, не слушала её с открытым от восхищения ртом, не выбирала наряды, что должны были приглянуться Оле, не улыбалась ей каждый раз, перехватив случайный взгляд, не искала поводов обратиться к ней лишний раз, не касалась её специально, не таяла от её прикосновений, не желала остаться навсегда в её объятиях, не мечтала о ней, не тосковала, не плакала ночами в подушку от несбыточных снов, в которых они были вместе. Не было ничего из вышеперечисленного. Но чтобы убедить Олю, перво-наперво необходимо было убедить в этом себя, а с этим возникала трудность, большая трудность.       Катя присела на край кровати, тяжело вздохнула и снова упала назад, закрыв лицо ладонями, а затем нервно и громко рассмеявшись. Она даже подскочила и начала расхаживать по комнате, собирая свои хаотичные мысли в последовательное повествование себе же. Катя не сказала ей напрямую ничего, а, значит, и отказать Оля тоже не могла. Кищук просто-напросто не дала ей ещё такую возможность, - это да, но! Не было отказа, не было неприятия, не было равнодушия, не было ссоры. Не было ничего! А раз так, то не нужно накручивать себя и интерпретировать поведение Серябкиной в сторону негатива. Но что теперь? Катя уселась обратно. Надо бы успокоиться и бросить затею, выставляющую её не в лучшем свете. Но упёртый характер и съедающее разум «а вдруг» не отпускали её, и поэтому она набрала номер и просящим тоном протянула: - Мне так нужна твоя помощь.       Парень усмехнулся, дослушав её рассказ, и согласился, но поделился мыслью, что всегда считал Катю чокнутой. Она бросила ему высокоинтеллектуальные реплики вроде «ой, всё» и «бе-бе-бе», но уже, стоя под Олиными окнами, согласилась с ним и намеревалась убежать, бросив их с инструментами на улице. - Прекрати, - остановил он её. – Не попробуешь – не узнаешь. Вот кто ей так в любви ещё признавался? - Не знаю, - шикнула она, - мне список не огласили. - В любом случае хоть запомнится. - Что запомнится? Как я выставила себя полной дурой?! – воскликнула Кищук. - Там, где есть чувства, - всегда тонны дурости. С умом чувств нет. Они на разных сторонах весов. - Возможно, моя сторона, где должны быть мозги, пустая, - предположила Катя. - Значит, никаких трудностей не будет, - засмеялся парень и продолжил настраивать гитару. – Всё, выдохни, готова? - Да, - решилась Кищук. - Сейчас поиграем, чтобы хоть выглянула. - Господи, - прошептала Катя, - сейчас все выглянут, кроме неё. Давай уедем? - Нет, - твёрдо ответил он и дал знак своим парням начать играть. Кищук накинула капюшон и взглянула вверх, чуть не упав в обморок, когда заметила на Олином балконе человека. Перед глазами всё поплыло, и она толком даже не разглядела девушку, опустив глаза и приблизившись к микрофону: - Медлячок, лишь бы ты не плакала, - запела она, выждав проигрыш, - И пусть звучат они все одинаково. И пусть банально и не талантливо, Но, как сумел, на гитаре сыграл и спел. Наш концерт, - закрыла Катя глаза и улыбнулась, - ты в красивом платьице, И неважно, сколько между нами лет. Я хотел тебе просто понравиться, И, как сумел, на гитаре сыграл и спел. Все мои друзья сошли с ума, узнав, где я буду новенькой. В офис ты зашла, и сразу понял я, И купидон мне в сердце не стрелою дал, а пулею. Сказала наш директор: "давайте знакомьтесь с Олею". И вот, я, словно тень, плетусь за Олей, как амурный хлюпик, Подойти боюсь я к Оле, ведь меня она не любит. Точно другую любит Оля, любит не меня, И даже в мечтах я с Олей не одной фамилии. И так месяца два, днём пожар, а ночью бессонница. Сердце рвётся, но лёд никак не тронется, Но как-то вечером решил я сделать первый шаг: Купил цветы и под подъезд, лишь бы ты пришла. И ты пришла, драма по классике, Но не одна пришла, а под ручку с бывшею коллегою, И ударились об землю небеса. И тогда я написал, Оля! – крикнула Кищук. Медлячок, лишь бы ты не плакала, И пусть звучат они все одинаково. И пусть банально и не талантливо, Но, как сумел, на гитаре сыграл и спел. Наш концерт, ты в красивом платьице, И неважно, сколько между нами лет. Я хотел тебе просто понравиться, И, как сумел, на гитаре сыграл и спел. К чёрту завален рабочий процесс, Продюсер с директором в стрессе. Вся в болезнях, потеряла в весе килограмм, десять (1,10), Не пью, не ем, а ты всё пишешь песни, Песни о своей принцессе. Ты с другой, а я погибаю, Оля. И мы с ней кровные враги. Оля, потому что не со мною ты, не с ней. Оля, Оля, пусть их обеих рассудит пуля! Перемотать бы плёнку на десять лет назад: Гитара, бас, барабаны, перед нами огромный зал. Никаких экзаменов, нам по двадцать два и делим мы финал, Сто репетиций, и вместе с тобой пою, как рок-звезда. Я в эту песню не сумел вместить всех своих чувств, Но на всю жизнь я заучил твои четверостишья наизусть. И если бы умела, то посвятила бы тебе свои стихи, Прости, разлила по своей душе твои духи. Медлячок, лишь бы ты не плакала, И пусть звучат они все одинаково. И пусть банально и не талантливо, Но, как сумел, на гитаре сыграл и спел. Наш концерт, ты в красивом платьице, И неважно, сколько между нами лет. Я хотел тебе просто понравиться, И, как сумел, на гитаре сыграл и спел.       Катя опустила свой взгляд в землю, боясь посмотреть вверх, и услышала, как в кармане зазвонил телефон. Она приняла вызов с неизвестного номера трясущимися руками. - Да? – произнесла Катя. - Хорошо, креативно, молодёжно, - прозвучал голос с хрипотцой, - прости, что я так растерялась и забыла записать это для Оленьки на видео.       Кищук остолбенела от того, что узнала Темникову. Господи. Это она вышла на балкон. На Олин балкон. Это была не Серябкина, а она. Оли даже нет дома. Зато там Лена. Чудесно. Кошмар какой. - А вот про «под ручку с бывшею коллегою» меня заинтересовало, - продолжала Лена, которая наплевала на её молчание. – Не подскажешь, когда это было? Хотя, впрочем, это уже неважно, если ты не поняла. А про «пусть их обеих рассудит пуля» я поделюсь с Дашулей обязательно. Добра тебе, милая. Исчезни по-хорошему, угу? - Ты чего? – спросил друг, когда она, так и не проронив ни слова, отложила телефон. - Если меня убьёт какая-нибудь женщина, ты не удивляйся, - сказала Катя, думая сразу и об Оле, и о Лене, и о Даше, и о Полине на худой конец.