Тысячу капель крови спустя

Т-с-с, тише, мой друг, смотри и слушай. Над невысокой постройкой нависают тяжелые тучи, почти невидимый туман размазывает желтоватый свет от фонарей и луны по воздуху; ночь владеет психбольницей. В окнах зияет тьма, но далеко не все обитатели психбольницы спят. Слышишь, как кто-то пронзительно кричит, и этот крик сливается с другими, создавая мучительную, непереносимую какофонию? Нет? Жаль. Их никто не слышит, им никто не поможет. Бедные, несчастные детки, их чувствами питаются, опустошая, а они об этом даже не знают. С них сдирают кожу вместе с мясом, вырывают глаза, выпускают наружу демонов, а они ведь всего лишь… другие. Видят то, что другие не могут, и постоянно страдают, искренне веря в свое «сумасшествие» или страстно отрицая его. Разве они не заслуживают капельку сочувствия? Ты не понимаешь меня, да? Что ж, ничего страшного. Они давно пусты, не стоят и выеденного яйца, не живут, а существуют, уже не стараясь выбраться из-за решетки, кроме которой в их мире ничего не осталось. Но прибывают новые, и они даже не подозревают, что здесь их ожидает ад. Камала шепчут им на уши, и вскоре бедняжки начинают путаться, свои ли мысли звучат у них в голове. Мерзкие тени, гадкие тени! Обнимают за плечи, гладят по голове, почти невесомо наваливаясь на тело, но медленно раздавливая душу. «Ты должна винить себя! Молчи! Никто тебе не верит, хотя раны кровоточат», «Смотри на меня! Скажу, „я забочусь“, а ты умрешь от жажды и голода. Смотри на меня! Скажу, „я люблю тебя“, и научу себя ненавидеть». «Даже когда твои глаза открыты, ты не можешь понять. Когда твои глаза кровоточат, ты не можешь почувствовать. Не скрывай то, что болит… Упивайся этой болью». Они одинокие куклы, которым нет места в этой жестокой реальности. Наблюдай же за этим праздником безумия. Аделаида швыряет любимые карандаши о стену и забивается в угол, прижимая руки к ушам. Она снова смогла выбраться из ремней и веревок, которыми врачи привязали ее к кровати. Девочка всхлипывает и бросает в воздух любую вещь, которая оказывается под рукой: куклу, плюшевого мишку, скомканный рисунок. Она не видит камала, но знает, что один из них в комнате. Чувствует его. Аделаида яростно шепчет, покачиваясь и трясясь, словно в припадке: — Уйди от меня, монстр! Что я тебе сделала? Я ненавижу тебя, ненавижу врачей, ненавижу всех! Замолчи, замолчи! — слезы текут по мертвецки бледному лицу, девочка хватает одну веревку из бывших пут и начинает с силой тереть ей запястья. Вызвать красное молоко. Жжется, жжется! Но по-другому нельзя, ведь только делая себе больно, можно унять этот страшный, невыносимый голос, рассказывающий страшные вещи, а она не хочет это слышать. Аделаиде будет больно, запястья покраснеют, станут кровоточить, и она будет долго-долго плакать, но пожалуйста, пожалуйста, пусть оно замолчит. На этот раз боль не помогает. Апогей силы теней наступает в полнолуние, а в комнату Аделаиды как раз заливает яркий свет полной луны. Она отшвыривает веревку и бьется в дверь, медленно сползая по ней, скребясь ногтями. Сажает под них занозы и в полный голос отчаянно зовет на помощь. Не понимает, что кричать бесполезно, ее все равно никто не услышит. Уже не услышит. — Хоть кто-то… пожалуйста. В соседней комнате Фил не обращает внимания на свет, бьющий из-под двери, и медсестер, спешащих куда-то. Он сидит на кровати, облокотившись спиной об холодную стену, и слушает. Ему скучно, невероятно скучно в этой клинике, которая стала для него клеткой, в которой не происходит ровным счетом ничего. Лишь тени рассказывают что-то интересное. Филу плевать. Даже если они вытянут из него всю силу — круги под глазами и болезненный вид говорят за него. Он уже практически ходячий мертвец. Фил — самый настоящий сумасшедший, но его это не волнует. Мальчик смотрит в окно на луну, будто под гипнозом, пока не вздрагивает. Это ощущение холода возникает только когда… Нет, это просто сказки, глупые истории, которые Энни любит рассказывать, направляя фонарик себе на лицо. Фрэн не может быть здесь, она давно мертва; Фил слышал об этом из разговора медсестер. Замерзла насмерть, кажется. Тени говорят, что это должно было произойти, но они говорили и другое. Он подтягивает одеяло до подбородка, не надеясь заснуть и почему-то совсем не чувствуя сонливости… Вниз по лестнице и прямо, прямо, прямо… Дэмиэн спит, укрывшись одеялом с головой, он видит сон. Ему снится чудесный замок с высокими и неприступными стенами, благородная сипада, которая отдаст жизнь за своего короля и верные советники, всегда готовые прийти на помощь. Мальчик сидит на великолепном золотом троне, глядя на своих подданных, снисходительно улыбаясь. Кажется, крестьянская семья пришла просить королевское разрешение на расширение владений. Все они стоят так низко и смотрят с таким раболепием, с таким… благоговением. Ничего, пусть подождут. Он здесь правитель, и никто не смеет указывать ему! Но вдруг в тронном зале темнеет, поданные растворяются в кромешной темноте. Становится нестерпимо холодно, изо рта Дэмиэна вырывается пар, накатывает липкое чувство тревоги. Он пытается встать с трона, но не может, и тут понимает, что находится не в замке. Трон остался тем же, однако в зале появились длинные скамьи, будто в церкви. В горле пересыхает, тревога перерастает в настоящий страх. Он не любит церкви, нет, терпеть их не может, с ними связано что-то мерзкое… А мерзость — это так не по-королевски. Кто-то кладет руки мальчику на плечи и проводит пальцами по ключицам, сжимает шею и забирается под футболку. Дэмиэн хочет вырваться, но не получается пошевелить даже пальцем. Незнакомец (или очень даже знакомец?) резко притягивает его к себе и… Маленький король ворочается во сне. чуть ли не падая с кровати. Вскрикивает, машет руками и бьет воздух ногами, слезы текут по его лицу. Он не видит камала. склонившегося над кроватью. Тень заставляла Дэмиэна вспоминать то, ради чего он сошел с ума, лишь бы не помнить. «Тот праведник снял всю твою одежду…» Как и всегда, всю ночь он будет мучаться кошмарами, а утром вновь станет правителем своего безупречного королевства, прячась в мире недостижимых мечтаний. У каждого разная история, разные имена и жизни, но все же они так похожи. Энни, Аделаида, Бен, Дэмиан, Фил… теперь в их палатах пусто, штукатурка осыпается со стен, заброшенная клиника полностью в их распоряжении. Бедные дети не понимают, что они мертвы, и продолжают страдать подобно живым. Потому что они просто так привыкли, они не хотят помнить, что безумие сломило всех до единого. Детишки играют в своем жутком спектакле, ведь, как бы смешно это ни звучало, только она дает им надежду и веру в реальность происходящего. Если когда-нибудь в полнолуние тебе доведется проходить мимо клиники-призрака, не смотри в темные провалы окон. Иначе, если присмотришься, сможешь увидеть как печальные, усталые и злые на свою судьбу дети смотрят на тебя с немой мольбой о помощи. Лучше тебе не отзываться, ведь они обречены, а у тебя еще есть шанс. Ведь все эти голоса в голове, конечно, лишь следствие недосыпа и разыгравшейся фантазии. Ничего более. Отвернись и иди дальше, словно ничего не произошло. Дальше по улице, не замечая, что от стены больницы с колючей проволокой отделилась тень и медленно поплыла следом.