Подвиг по расписанию

— Его величество желает видеть вас, — возвестил паж. Тут он приврал. Король Артур мог призвать Мордреда к себе, но вряд ли у кого-нибудь повернулся бы язык искренне назвать предстоящую встречу желанной. Редкий случай, когда отец и сын испытывали сходные чувства. Поэтому Мордред, выслушав монаршее повеление, окинул посланца неприязненным взглядом и ограничился вялым «Ага». Паж посмотрел на него так же кисло и удалился. Отсутствие энтузиазма с его стороны было понятно: в Камелоте мало кто рвался встревать в семейные отношения короля и Мордреда. Включая их самих. Мордред явился на зов без особой спешки. Подумывал даже осушить, не торопясь, кубок вина перед выходом, но отказался от этой идеи — чего доброго, показалось бы, что он выпил для храбрости. Артура он застал в тронном зале. Папа, видимо, долго маялся сомнениями, как следует вести семейный разговор с непризнанным чадом и признанным племянником. Он схитрил: надел мантию, но сидел не на троне, как в торжественных случаях, а за столом, да еще и вполоборота. — Садись, — сказал он при виде сына и кивком указал на стол. Мордред уселся на свое место, всем видом давая понять, что считает визит вполне официальным. Надел же папа мантию. Моргана называла ее чужеземным словом «халат», и Мордред подозревал, что она насмехалась. Как обычно. Артур покосился в его сторону, как будто растерянный внезапным афронтом. — Нужно поговорить, — сказал он и уставился в пространство, не делая попыток продолжить начатый им же разговор. Мордред тоже молчал с подчеркнуто вежливым видом. Наконец Артур не выдержал. — Так больше продолжаться не может! — объявил он и резко поднялся с места. Мордред остался сидеть. Право сидеть в присутствии короля стало самым теплым проявлением родственных чувств, на которое сподобился Артур. Благодарности Мордред не испытывал — привилегия действовала, только когда они оказывались наедине. Артур заложил руки за спину и принялся расхаживать по залу. Как ни напрягал Мордред память, он так и не мог вспомнить за собой ничего такого, о чем отцу еще никто не доносил. — Изо дня в день, — продолжал Артур, отмеривая широкие шаги по залу. — Изо дня в день, когда рыцари, собравшись за столом, рассказывают о своих подвигах, я сгораю от стыда, стоит только очереди дойти до тебя. Гавейн, Ламорак, Ивейн, Грифлет — все говорят о спасенных дамах, о поверженных врагах, о победах на турнирах, в конце-то концов. Я уж не говорю про сэра Ланселота. И только ты молчишь, точно набрав в рот воды. Брови Мордреда ползли вверх. Конечно, он мог бы и не молчать. Уж кому-кому, а ему всегда нашлось бы, о чем поведать, и он считал свою жизнь какой угодно, только не скучной. Вопрос в том, как отнесётся Артур к его откровениям. Говорить этого вслух он не стал, и, едва Артур сделал паузу, чтобы перевести дыхание, спросил другое: — Разве молчу я один? Король раздраженно мотнул головой, будто норовистая лошадь. — Агравейн молчит, потому что к ужину у него, как правило, заплетается язык. Галахад молчит, ибо ему скромность не позволяет затмевать рассказами о своих подвигах всех остальных. Но ты… Мордред пожал плечами, искренне недоумевая, какого ответа от него ждут — честного или галантного. Артур остановился. — Мне надоело за тебя краснеть, — произнес он. Мордред развернулся к нему. Попытки держаться учтиво рассыпались, как ореховая скорлупа под каблуком. — А почему ты должен краснеть за меня? Разве кто-нибудь в Камелоте посмеет назвать меня твоим сыном? Некоторое время Артур молча смотрел на него, потом вяло махнул рукой. — Встань. Встань, когда король стоит. Мордред медленно слез со стула. Кажется, нарвался. Вот и подвиг. Артур направился к своему месту. Он уже взялся было за спинку стула, как вдруг остановился на мгновение, а потом подошел к трону и сел на него. Он уперся ладонями в колени и исподлобья уставился на сына. — Завтра отправишься в путь. Вернешься, когда будет о чем рассказать. Мордред всегда считал благородное общество, собравшееся в Камелоте, редкостным змеюшником. С ним мало кто был согласен, но, с другой стороны, никто, кроме него, не мог взглянуть на братство Круглого Стола глазами бастарда, преподнесенного королю его собственной сестрицей. Рыцари считали само существование Мордреда оскорблением своих добродетелей и избегали его компании. Их враждебность была бы более открытой, если бы они не опасались, целясь в сына, ненароком попасть в родителя. Справедливости ради надо сказать, что Мордред, готовый отовсюду ждать проявлений недоброжелательства, порой усматривал их там, где их не было. Но в этот день он не сомневался: всей честной компании известно, что его отсылают за совершением подвигов, и все втихомолку посмеиваются над этим. Отчасти он был прав, но на самом деле рыцари не столько злорадствовали, сколько терзались любопытством, что же из этого получится. Впрочем, на лице сэра Ланселота за завтраком играла сочувственно-скептическая усмешка. — Побьемся об заклад, что это Ланселот надоумил Артура услать меня за подвигами? — спросил Мордред, швыряя на кровать битком набитую седельную сумку. Агравейн, устроившийся в кресле, вытянул ноги так, что перегородил едва не половину комнаты. Он глубокомысленно уставился на носки своих сапог и пожал плечами. — Я бы рад у тебя выиграть бутылочку, но как же мы побьемся, если я думаю то же самое? Мордред тяжело вздохнул и обвел взглядом комнату. Он жил здесь с тех пор, как его четырнадцатилетним мальчишкой привезли в Камелот. За прошедшие годы эти стены были свидетелями многих пирушек, попоек, похмелий, слышали немало бодрых любовных песен, охов и причитаний после неудачных турниров. Эта комната надоела ему хуже постного обеда, и сейчас он впервые в жизни сожалел, что придется ее покинуть. Тысяча чертей! Он даже не был уверен, что сюда вернется. Чтоб ты провалился, сэр Ланселот! На минуту возникло желание захватить с собой лютню. Она бы скрасила дорогу. Но, поразмыслив, Мордред отказался от этой идеи. Пусть лютня останется здесь, как залог его благополучного возвращения. — Я придумал! — подал голос Агравейн и хлопнул ладонями по подлокотникам кресла. — Поедем-ка для начала в трактир Щербатого Снела и выпьем за твою удачу. — Это мысль, — согласился Мордред, но Агравейн поднял указательный палец, давая знать, что еще не закончил. — Если мы как следует выпьем, — продолжал он, — кто-нибудь может попытаться завязать с нами ссору. И тогда мы разнесем его в пух и прах, и ты сразу сможешь вернуться. Мордред задумался. — Ты уверен, что это сойдет за подвиг? — Ну конечно! — Агравейна даже удивили его сомнения. — Мы же будем пить за твои успехи! Мордред на мгновение задумался, а потом сказал себе, что напиться в любом случае не помешает. — Согласен! — объявил он. Напиться не удалось. Возле подъемного моста Мордреда и Агравейна поджидали Гавейн, Гахерис и Гарет. Братья-оркнейцы не слишком походили друг на друга, но сейчас раздраженно-кислое выражение физиономий делало их почти одинаковыми. — Едешь с нами, — безапелляционно заявил Гавейн и взялся за поводья лошади Агравейна. — Какое совпадение, — заулыбался Мордред. — Вам тоже в ту сторону? — А ты едешь куда было велено, — распорядился Гавейн. — А куда именно, не подскажешь? — Мордред старался говорить так разлюбезно, чтобы у старшего братишки свело челюсть. — Мне не было дано никаких четких распоряжений, и я полагал, что вправе сам выбрать дорогу. — Езжай куда хочешь... — начал было Гавейн и умолк, запоздало смекнув, что именно этого от него и ждали. — Ты будешь изумлен, но я как раз это и собираюсь делать. — А пускай едет, — подал голос Гарет. — Сэр Ланселот, наверное, уже ждет нас в трактире. Агравейн раздраженно сплюнул. С такой приправой, как сэр Ланселот, выпивка утрачивала прелесть даже в его глазах. Мордред и подавно сник. — Приятного аппетита, — процедил он сквозь зубы и тронул шпорами бока коня. Агравейн сокрушенно посмотрел ему вслед и вздохнул. Мордред даже не оглянулся. Не хотел ни расстраиваться, ни злиться еще больше. Мало того, что его сослали неведомо куда на поиски сомнительных приключений, так еще и не дали как следует напиться на дорогу с одним из немногих родственников, с которым он ладил. Ну хорошо! Тогда он поедет к другому такому родственнику. И на первом же перекрестке Мордред направил коня в сторону замка леди Морганы. Он добрался до обители своей тети уже в сумерках. Моргана возвела замок с таким расчетом, чтобы в случае необходимости она могла добраться до Камелота без помех, но чтобы никто из рыцарей при этом не болтался у нее под окнами почем зря. Непрошеных гостей она не любила и подходы к своему дому украсила болтающимися над тропинкой черепами. В детстве Мордред, полагавший, что тетя попросту стащила черепа на каком-нибудь кладбище, развлекался тем, что давал им имена. Как-то он вслух назвал Осберном череп, который хорошо было видно с террасы. Моргана, сидевшая рядом с какими-то свитками пергамента, нехотя подняла голову, посмотрела, куда указывал племянник, и пробормотала: "Ах, нет, это его жена, а Осберн — это тот, который над воротами", и снова углубилась в чтение. После этого Мордред оставил черепа в покое. Осберн оказался на месте. Он покачивался над воротами, освещенный слабыми отблесками заходящего солнца, и в какой-то момент Мордреду показалось, что он приветливо улыбается. Никакой иной охраны, кроме развешанных черепов, видно не было, но Моргана, как всегда, оказалась в курсе того, что у нее гости. Любимый племянник был единственным, кто мог нагрянуть к ней без предупреждения и получить сытный ужин, а не ведро кипящей смолы на голову. Когда Мордред выехал на лужайку, раскинувшуюся перед входом в замок, Моргана, нетерпеливо постукивая ногой, ждала его на верхних ступенях лестницы. — Ты так давно не появлялся, что впору было бы заметить, как ты вырос, — приветствовала она племянника. — Лучше не надо, — отозвался Мордред. — Я уже в том возрасте, когда растут только вширь, а этого бы не хотелось. Моргана привстала на цыпочки и коснулась губами его щеки. Ни один другой родственник не удостаивался такой чести с того момента, как Утер Пендрагон, приняв облик ее отца, обманом пробрался в покои королевы Игрейны, ее матери. — Ты вовремя, я как раз собиралась ужинать, — сообщила она. — Люблю слушать за ужином увлекательные истории. — Почему ты думаешь, что у меня есть увлекательная история? — Ты явился сюда в походном облачении, а выгнать тебя из Камелота могла только серьезная причина. — Как тебе сказать, тетушка, — вздохнул Мордред. — Причина действительно серьезная, по крайней мере, для меня. А вот увлекательную историю мне бы самому хотелось получить, и я рассчитываю в этом на твою помощь. Покои Морганы соответствовали ее представлениям об уюте. Для Мордреда они были уголком отдыха, в котором легко отвлечься от проблем. Большинство рыцарей Камелота выскочило бы из замка опрометью, а Галахад охотно привел бы сюда священника. На балке, тянущейся под потолком, сидел ворон. Изредка он снимался со своего насеста, вылетал в окно, возвращался с добычей и увлеченно клевал ее, то и дело роняя вниз ошметки не всегда свежего мяса и обломки костей. На полках вдоль стен чередовались коробочки со сладостями и банки с пиявками и огромными жуками. Из-за двери, ведущей в спальню, время от времени доносилось томное позевывание, и кто-то вяло проводил когтями по деревянной поверхности. Во время ужина Моргана порой приоткрывала дверь, забрасывала в щель кусок мяса, и тотчас закрывала комнату снова. Изнутри неизменно раздавалось благодарное урчание, напоминающее рокот прибоя. Стола как такового не было — блюда ставились прямо на скатерть, расстеленную на полу среди шелковых подушек. Мордред подозревал, что таким образом тетушка демонстрирует свое пренебрежение к Круглому столу в Камелоте. Прямо над подносами с фруктами и дичью нависал странный длинный прибор, другой конец которого выглядывал в окно. Моргана говорила, что он нужен для наблюдений за небесными светилами. В детстве Мордред пару раз заглядывал в эту трубку. Луну действительно было видно гораздо лучше, чем со сторожевой башни оркнейского замка, но что там можно разглядывать целыми часами, он так и не понял. — Так ты говоришь... — Моргана взяла тонкий ножик и ловко срезала с яблока кожуру. — Говоришь, это происки сэра Ланселота? А какие доказательства? — Чутье, — ответил Мордред. Моргана задумалась над весомостью довода и, наконец, одобрительно кивнула. — Допустим. А смысл? — Наверное, хочет, чтобы я меньше болтался в Камелоте. — Смысл? — повторила Моргана. Мордред пожал плечами. — Ходят всякие слухи, что он чересчур предан королеве... Моргана улыбнулась, поигрывая ножиком. — И кто-то оказался достаточно ушастым, чтобы эти слухи уловить, и достаточно глазастым, чтобы их проверить? Мордред ухмыльнулся в ответ. — Иногда я задумываюсь, точно ли тебя родила Моргауза, а не я сама, — сказала Моргана. Она бросила ножик на шелковую скатерть и захрустела яблоком. — Стало быть, сэр Ланселот. Он всегда был редкостным занудой. Она посмотрела на стену, к которой была приставлена мишень для стрельбы из лука. В самом центре деревянного круга висел высохший кусочек мяса, приколотый длинным тонким ножом. По форме он давно уже не напоминал сердце. — Это чье? — осторожно спросил Мордред. Моргана пожала плечами. — Разве я помню? Должно было быть сердце Ланселота, но раз он до сих пор в Камелоте, жив-живехонек и ухлестывает за королевой... Значит, чье-то еще. Мордред вздохнул. — Так что мне делать, тетя? — уныло спросил он. Моргана посмотрела на огрызок яблока у себя в руке и метнула его в угол комнаты. Откуда-то мигом выскочила крыса, повела носиком и, бодро семеня лапками, побежала к добыче. Огрызок был тут же захвачен и унесён в неизвестном направлении. — Есть у меня кое-что, — объявила Моргана. — Дело, с которым ты легко справишься. — Это должен быть подвиг, — напомнил Мордред. — Именно. Есть неподалеку от моих владений одна деревенька, Уинлоу. Ее донимает оборотень. Мордред посмотрел на нее с упреком. — Ты говорила — дело, с которым я легко справлюсь, — сказал он. Моргана удобно растянулась среди подушек и залюбовалась загнутыми концами своих узорчатых туфель. — Конечно, справишься, — заверила она. — Оборотень этот — простой деревенский парень, на которого по ошибке пало проклятие. Мордред кивнул с понимающим видом. Моргана приподнялась на локте и бросила на него сердитый взгляд. — Нечего на меня так ехидно смотреть. Ты что, не слышал, что я сказала "по ошибке"? Значит, проклятие было не мое. Я-то не промахнулась бы. — Она улеглась обратно на подушки. — Одна старуха повздорила как-то с его родней, пожелала им всякого и в ту же ночь померла от колик. То ли она уже была плоха, когда порчу наводила, то ли сдуру по себе самой попала — не знаю. Во всяком случае, со всей семьи как с гуся вода, и только паренек-бедолага с тех пор каждое полнолуние бегает на четвереньках по всей деревне и никому не дает житья. Воет, припасы ворует. Однажды забрался в хлев, но испугался коров. Что ты смеешься, бессердечное ты чудовище? — Прости, тетушка, — вымолвил Мордред, вытирая глаза. — Представил себе, как оборотень от коров удирает. Моргана хмыкнула. — Я же говорила — ты легко справишься. — Но почему сами крестьяне ничего не делают? — спросил Мордред. — Если я правильно понял, он не опасней куля с мукой. — А что с ним сделаешь? Запереть его не удается, — сказала Моргана. — Парень здоровый, он и в человеческом обличье любую дверь вышибет, а в зверином и подавно. Веревки тоже обрывает. А убивать жалко. Сам он добрый, работящий. Да и деревенские девчонки такой вой поднимут — куда там волкам. Мордред задумался. — А я-то что смогу сделать? Проклятия — это по твоей части. Почему бы тебе его не расколдовать? — Лень, — призналась Моргана. — Распутывать чары, наложенные полоумной старухой — это адская морока. К тому же, дело безнадежное. И потом... ты, вроде, говорил, что тебе нужен подвиг? Мордред тяжело вздохнул и взял с тарелки яблоко. Протянул было руку к ножу, но покосился на мишень, в которую был воткнут такой же клинок, и надкусил яблоко как есть. — Подвиг нужен, — подтвердил он, прожевав кусочек. — Но не возьму в толк, что я тут могу поделать. С балки на скатерть шлепнулась косточка. Мордред и Моргана посмотрели вверх. Ворон свесился со своего насеста и внимательно разглядывал потерю, прикидывая, стоит ли она того, чтобы за ней спускаться. Наконец он, видимо, решил, что все лучшее с нее уже склевано, и снова принялся ковырять добычу, зажатую в когтях. — Что ты можешь поделать? — переспросила Моргана. — И это спрашивает мой племянник, который в детстве вылил омолаживающее зелье в бадью с тестом, после чего на кухне заколосился пирог. Да перенаправить чары, разумеется. Для этого даже не обязательно знать магию, надо только вовремя применить нужное внешнее воздействие... — Постой! — Мордред поднял руку. — Какое такое воздействие и когда именно оно нужно? — Завтра! — объявила Моргана, бросив взгляд на окно и вставая на ноги. — Я хочу сказать, все объясню тебе завтра. На свежую голову и поймешь лучше. Она шагнула к прибору для наблюдений за небесными светилами и развернула к себе трубу. — Брысь спать. Луна восходит. Замок тетушки Мордред покидал далеко за полдень. Он задержался бы и дольше, хвати у него терпения выслушать все советы по борьбе с оборотнем. Моргана явно забыла, что племянник никогда не интересовался магией всерьез, и не на шутку увлеклась наставлениями. В конце концов Мордред просто сбежал. Напоследок Моргана успела всучить ему серебряный кинжал. — На случай, если ничего другого не получится, — пояснила она. Мордред посмотрел на кинжал с большим сомнением. Чтобы успешно применить его, оборотня пришлось бы подпустить к себе почти вплотную. Нет уж, спасибо. Путь к деревне предстоял долгий, а полнолуние должно было наступить на следующую ночь. Мордред не рвался своему подвигу навстречу и решил не спешить. Впереди лежал постоялый двор, где подавали неплохое вино, и можно было побаловать себя хорошим отдыхом, прежде чем пускаться навстречу приключениям. Так Мордред и поступил. Заперся вечером в комнате с бутылью доброго вина и захлопнул ставни, чтобы изрядно округлившаяся луна не заглядывала в окно и не напоминала о предстоящей встрече с оборотнем. Наутро он постарался проспать всех петухов и проснулся лишь от аромата жареного мяса, сулившего сытный завтрак. Дальше откладывать подвиг уже было нельзя. Плотно позавтракав, Мордред взобрался в седло и направился к злополучной деревне. Это был чудесный день, солнечный и теплый. По мнению Мордреда, он менее всего подходил для того, чтобы рисковать своей шкурой. Но выбора не было, и он ехал все дальше, пока за очередным поворотом не наткнулся на кучку крестьян, сосредоточенно копавших яму на окраине маленькой деревушки. — Эй! — позвал он, натягивая поводья. — Далеко отсюда до Уинлоу? — Нет, сэр! — откликнулся один из крестьян, опуская лопату и вытирая пот со лба. — Обогнете яму — да прямо в Уинлоу и окажетесь. — Слава богу, — без энтузиазма отозвался Мордред и бросил на яму неприязненный взгляд: — Зачем вы роете ее посреди дороги? Кто-нибудь ведь может свалиться. — В том-то и дело, сэр, — начал было крестьянин, но вдруг встрепенулся и отбросил лопату в сторону. — Сэр! Уж не один ли вы из рыцарей славного короля Артура?! Мордред решил быть честным с самим собой: при этих словах он испытал прилив гордости. Особенно если учесть, с какой надеждой смотрел на него крестьянин. — Да, я один из них, — подтвердил он. — Мое имя — сэр Мордред. Люди, рывшие яму, отложили лопаты и сгрудились вокруг него. Тот, кто, видимо, был главным, воздел руки к небесам. — Боже Всемогущий, благодарю тебя! Мы и не чаяли, что подмога прибудет еще до наступления темноты! — Мы вообще не надеялись, что к нам приедут до начала полнолуния, — вставил один из крестьян. — Почему? — спросил Мордред. — Мы только вчера отправили в Камелот посланника с просьбой о помощи, — пояснил главный. — Никто и не ожидал, что доблестные рыцари откликнутся так быстро. Мордред изменился в лице. Каких-то пару минут тому назад мысль о предстоящем подвиге не вызывала у него ничего кроме раздражения. Он был бы рад, если бы ему подвернулось что-то менее хлопотное, и про себя честил на все корки сэра Ланселота, считавшего, что все должны заниматься тем же, чем и он. Но теперь, когда возник риск, что на борьбу с оборотнем выступит кто-нибудь другой, Мордред вскипел от ярости. Мало того, что ему навязали приключение и заставили тащиться в эту деревню, — не хватало, чтобы все лавры достались кому-то пошустрее! — Если случилась беда, — сухо сказал он, — негоже рыцарю дожидаться, пока его позовут. Он сам должен первым явиться на помощь. Никакого посланника я не видел и выехал из Камелота еще вчера утром. Крестьяне переглядывались в замешательстве: он почувствовали, что вызвали недовольство сэра рыцаря, но не могли взять в толк, что именно ему не понравилось. Мордред слез с седла и заглянул в яму. — Так что у вас тут происходит? — спросил он, задумчиво глядя в провал, где легко поместилась бы пара лошадей, поставленных друг на друга. Первый крестьянин выступил вперед. — С вашего позволения, сэр Мордред, я Ранульф, староста деревни. У нас... Наш... Словом, сэр, заколдовали одного нашего паренька, но он не виноват, сэр! — Про колдовство я знаю, — перебил его Мордред. — Я про яму спрашиваю. — Это, с вашего позволения, сэр Мордред, ловушка. Мы ее копаем, чтобы заманить туда Бранда, когда он опять превратится. Пусть хоть в яме полнолуние переждет, а то ведь сладу с ним никакого нет, пока он в звериной шкуре! К яме протолкался крестьянин с целой охапкой еловых лап. Он свалил свою ношу вниз и отряхнул иглы, приставшие к рукавам. — Вот! — выдохнул он. — Теперь не убьется, если в яму провалится. Что-то подсказывало Мордреду, что радоваться Бранд тоже не будет. — А когда он окажется в яме, до него можно будет дотянуться? — спросил он. — Зачем, сэр?! — воскликнул Ранульф. — Мы же яму для того и роем, чтобы он сам до нас не дотягивался. Мордред попробовал почесать в затылке, но вспомнил, что на нем шлем. И просто вздохнул. "Заклинание можно перенаправить", — говорила Моргана. — "То есть, если человек стал оборотнем в результате ошибочно наведенной порчи, можно отыграть часть колдовства обратно и придать наложенным чарам другой ход". Мордред тогда взмолился: "Тетушка, короче!", и Моргана, в сердцах махнув рукой, объяснила: "Короче, если его в волчьем облике корова боднет или собака укусит, он начнет превращаться не в волка, а в бычка или пса". Мордред тогда еще предположил, что оборотня может ранить человек, но Моргана мигом развеяла его надежды. "Нужен именно зверь. Конечно, ты можешь попробовать сам укусить или поцарапать его... Но я бы не стала". Мордред решил, что тоже не будет экспериментировать. "Ладно, — сказал он себе. — Пусть этого Бранда заманят в яму, а там столкнем к нему кого-нибудь". — Ранульф, — позвал он. — А есть у вас в деревне бодливая корова? — Помилуйте, сэр! У нас вся скотина смирная. — Кроме Седрикова барана, — вставил кто-то. — Да уж. К нему не всякий пес подойдет. Мордред задумался. Баран, конечно, легче поместился бы в яме, чем корова. Но он только что вспомнил, что подвиг предстоит совершить ему, а не крестьянам. А тащить к яме свирепого барана ему совершенно не улыбалось. — Ну а крысы у вас есть? — спросил он. — Как не быть, сэр... В каждом сарае. — Вот и отлично! — просиял Мордред. — Ближе к ночи покажете мне какой-нибудь сарай с крысами. А теперь познакомьте меня с этим Брандом. Где он? — У себя дома, сэр, — сказал Ранульф. Мы договорились, что яму выкопаем так, чтобы он не видел. Он говорит, конечно, что себя не помнит, когда в волка оборачивается, ну а вдруг возьмет да приметит, где яма была, и туда не сунется! Так надежней будет. — Надежней было бы спустить его в яму до того, как он превратится, нет? — Да мы его уговаривали, сэр, — подал голос один из крестьян. — Но он ни в какую. Нет, говорит, я в обычную канаву и то смотреть не могу, голова кружится. Боится он, сэр. Мордред снова вздохнул и стащил с себя шлем. — Ладно, — сказал он. — Ведите меня к этому Бранду. Оборотня нашли во дворе его дома. Дюжий парень с широченными плечами сидел на бревне и обводил грустными синими глазами толпившихся вокруг него девиц. Те, взволнованные и расстроенные, причитали и подсовывали ему кто пирожок, кто яблоко. Одна из девушек, видимо, добившаяся первенства среди остальных, сидела рядом с Брандом и заботливо перебирала его густые золотые кудри. При виде этой сцены Мордред окончательно расстался с идеей в крайнем случае пустить в ход серебряный кинжал. С такой толпой горюющих фурий не справиться. При виде рыцаря, приближающегося в сопровождении Ранульфа и кучки крестьян, Бранд поднялся с места. Ростом он оказался едва не на голову выше остальных жителей деревни. Девушки встревожились, а та, что перебирала его волосы, попробовала загородить его собой. Поскольку она была Бранду примерно по грудь, возник риск, что он об нее споткнется. — Сэр, — пробасил Бранд. — Я того... не виноватый. Мордред остановился и посмотрел на него снизу вверх. — Знаю, — сказал он. — Сколько до полнолуния? — С вашего позволения, сэр Мордред, часа четыре, — доложил Ранульф. — Отлично! Время у нас есть. — Мордред прошел к бревну, уселся и хлопнул по дереву ладонью, приглашая Бранда присоединиться. — Нам предстоит трудная ночь. Принесите-ка выпить! Бранд неплохо пел, что выяснилось после третьей или четвертой кружки эля. Мордред даже пожалел, что не захватил с собой лютню — пирушка бы получилась совсем веселая. К этому времени он уже знал по именам едва ли не всех жителей деревни, только путался в поклонницах Бранда, кроме самой удачливой — миниатюрной Бронвен. В сумерках прискакал на усталой кляче паренек, ездивший в Камелот. Он доложил, что рыцари были не против того, чтобы помочь, но к его изрядному беспокойству все они дружно потянулись за оружием. Известие, что в деревню уже явился избавитель, не собирающийся никого убивать, его явно успокоило. Между тем над соломенной кровлей одного из домов появилась и осторожно подмигнула первая звездочка. Жители заметно встревожились. Детей мигом растащили по домам, а скотину загнали в стойла. Собаки, почуявшие неладное, попрятались. Только черный кот с обтрепанными в многочисленных схватках ушами продефилировал по улице нарочито неторопливым шагом, всем видом выражая презрение к поднявшейся суете. Бранд снова сделался несчастным. Девушки при виде его опечаленной физиономии кинулись по домам и тотчас появились снова. Кто тащил краюху хлеба, кто кувшин вина, кто горшок меда. Прижимая к себе эти подношения, они пробежали по улице к околице, туда, где была выкопана яма. Похоже, они решили щедрым угощением скрасить вынужденное заточение Бранда. Бронвен хмурилась, кусала губы и недовольно смотрела им вслед, но от рукава возлюбленного не отцепилась до тех пор, пока ее едва не силком увели родители. Бранд поднялся с бревна и вздохнул так тяжело, что с навеса над крыльцом сорвалось несколько соломинок. — Пойду в дом, пожалуй, — буркнул он. — Кажется, скоро уже. До рокового мгновения оставалось несколько минут. Моргана накануне назвала Мордреду точное время, когда луне предстояло войти в полную силу. "Ровно полчаса от первой звезды", — сказала она и для пущей доходчивости прибавила: — "две минуты от последней, если зазеваешься". Мордред мешкать не собирался. — Кто будет заманивать? — бодро спросил он крестьян, еще остававшихся на улице, едва за Брандом захлопнулась дверь. Крестьяне в замешательстве переглянулись. — Мы думали, что вы, — осторожно намекнул Ранульф. Такого Мордред не ожидал. Хотя, призадумавшись, понял, что столь сомнительное удовольствие действительно должно было выпасть именно на его долю. Что поделаешь, исключительно приятные вещи подвигами не считаются. Но быть приманкой для оборотня... — Я не могу так рисковать! — сказал он, с отчаянием глядя на крестьян, толпа которых тут же начала таять. — Как же я буду снимать с него чары, если... если... Седрик! Он схватил крестьянина за локоть, когда тот как раз пытался улизнуть. — Седрик, мне нужен твой баран! — Да берите его со всеми потрохами! — взмолился Седрик, тщетно пытаясь выдернуть руку. — На что мне его потроха! Его нужно привязать к дереву позади ямы! — Я разве против, сэр?! — Седрик в панике метнул взгляд на стремительно темнеющее небо. — Заберите его из стойла да привяжите где хотите! На улице оставалось три-четыре человека, и те торопливо шагали к своим хижинам. — Хоть веревку на него набрось! — зашипел Мордред, по-прежнему удерживая Седрика мертвой хваткой. — Я же не умею! — А-а, ладно, сэр, только быстренько! — чуть не плача, выкрикнул тот, и, спотыкаясь, заспешил к своему хлеву. Петлю на шею барана он действительно набросил на редкость проворно, и, всучив свободный конец веревки Мордреду, торопливо выскочил из хлева. Через несколько мгновений в его доме хлопнула дверь, и над деревней повисла тишина. Мордред ногой отворил дверцу в стойле как можно шире и потянул за веревку. Петля была закреплена так, чтобы животина не удавилась ненароком. Мордред тянул что было сил и даже уперся в стенку загона обеими ногами, но баран не сдвинулся с места. Он стоял, нагнув голову, исподлобья сверлил Мордреда свирепым взглядом и не шевелился. — Ты баран или осел?! — закричал Мордред. Как ни странно, обида подействовала. Баран сорвался с места с внезапностью камня, выпущенного из пращи. Мордред, как раз тянувший его на себя, потерял равновесие и шлепнулся на землю. Это его и спасло — лихо изогнутые рога пролетели мимо. Баран выскочил на улицу. Мордред, чертыхаясь, кое-как поднялся на ноги и помчался за ним. Прямо напротив хлева над крышей дома нависла огромная, совершенно круглая луна. Казалось, она специально спустилась ниже, чтобы получше разглядеть единственного идиота, вылезшего в такую пору на улицы Уинлоу. В ее свете хорошо был виден баран, флегматично застывший прямо на дороге, ведущей к ловушке. Мордред, стиснув зубы, направился к нему. Баран подождал, пока он подойдет достаточно близко, и неторопливо побрел дальше. На этом терпение Мордреда иссякло. Он ринулся вперед со всей скоростью, какую позволяла увесистая кольчуга. Со второй попытки веревку удалось поймать. Баран неожиданно проявил покладистость и мирно добрел до ямы. Крестьяне забросали ловушку ветками и землей так старательно, что не слишком наблюдательный путник мог бы не заметить подвоха даже при свете дня. В темноте Мордреду и вовсе пришлось наугад пробираться бочком по краю дороги. Наконец опасный участок был пройден. Баран шел за Мордредом, как пришитый, и больше не упирался. Все шло гладко. Оставалось только привязать наживку к дереву, растущему неподалеку от западни, и самому затаиться в засаде в ближайшем сарае. Там же можно будет разжиться и крысой. А все остальное произойдет само собой. Успокоенный легкостью своего плана, Мордред пришел в хорошее расположение духа и даже начал насвистывать песенку. Тут-то все и случилось. Он как раз набросил веревку на сук и затягивал узел, когда внезапно получил мощный удар по ногам. Едва восстановив равновесие, Мордред обернулся. Баран стоял к нему вплотную, выставив рога и поджидая малейшее движение, как повод атаковать еще раз. Видимо, все это время он попросту дожидался, когда жертва полностью утратит бдительность. Одновременно со стороны Уинлоу донесся оглушительный треск, будто сломалось несколько досок. Грохот сопровождался неистовым ревом. Оборотень вышиб дверь своего дома и вырвался на улицу. Мордред на мгновение замер, а потом прыжком орла, срывающегося со скалы, перемахнул и через барана, и через западню. На его счастье, баран, озадаченный непонятным шумом, не успел снова пустить рога в ход. Мордред летел к сараю, кляня себя на чем свет стоит за непростительную оплошность: он даже не проверил заранее, отперта ли дверь. Положительно, надо было набираться опыта в менее рискованных приключениях. Позади снова раздался рев — оборотень искал развлечений. Мордред прибавил ходу. Спасительный сарай был уже совсем близко. Пять шагов, три, два… На этот раз оглушительный вой раздался прямо под ногами. Мордред споткнулся об взвившийся в воздух и надрывно орущий ком встопорщенной шерсти и шлепнулся наземь в нескольких дюймах от двери. Разъяренный кот вспрыгнул ему на спину и, оттолкнувшись, взмыл на крышу. Теперь завопил и Мордред — чертова тварь ухитрилась разодрать его когтями даже через кольчугу. Ошеломленный таким вероломным нападением, Мордред кое-как поднялся и кинулся к двери. Пальцы наткнулись на тяжелый подвесной замок. На мгновение Мордред застыл на месте. Больше всего его потрясла несправедливость случившегося. Что же это получается? Его боднул баран, исцарапал кот, а теперь вот-вот разорвет недотепа-оборотень, которого он же пытался освободить от заклятия. И это ваша рыцарская слава? Да пошел сэр Ланселот сам в такие подвиги! За спиной раздалось глухое рычание. Мордред даже не оглянулся. Он понимал, что увиденное лишит его возможности не только соображать, но и двигаться. Он просто ухватился за край навеса и следом за котом взвился на крышу. Кот поприветствовал его раздраженным шипением и отскочил в сторону. Мордред уселся на соломенном настиле и осторожно посмотрел вниз. Оборотень неспешной походкой приближался к сараю. Когда он очутился в полосе лунного света, Мордред как следует разглядел его. Это оказалось огромное косматое чудовище, напоминающее волка, но превосходящее его размерами. Монстр брел, опустив голову к земле, и принюхиваясь. Похоже, учуял следы. Мордред замер, стараясь не дышать. Чудовище подошло к самому порогу, обнюхало землю, возбужденно засопело и подняло голову. Оно смотрело Мордреду прямо в глаза странным, ничего не выражающим взглядом. Тот невольно съежился, чувствуя себя несчастным и одиноким, затерявшимся на соломенной крыше между тремя лунами – одной, огромной, равнодушно застывшей в небе, и двумя маленькими, остекленевшими, безумными, с колючими черными зрачками. А потом оборотень повел носом и, распознав добычу, довольно ощерился. Под сумасшедшими лунами вырос частокол острых белоснежных клыков. Зрелище было настолько угнетающим, что Мордред даже позабыл о серебряном кинжале. Сейчас им владело одно-единственное чувство: стремление самому запрокинуть голову к усеянному звездами небу и протяжно, тоскливо завыть. Возможно, он бы так и сделал, если бы не уловил уголком глаза какое-то движение. В сцене у сарая появился новый участник. Со стороны западни неспешным шагом приближался баран, за которым волочилась веревка. Мордред так и не успел толком привязать его. Баран шел медленно, сосредоточенно наклонив голову и устремив пристальный взгляд на новую мишень. Он оценивал расстояние до оборотня и прикидывал, какой лучше взять разбег. Между тем волк вдоволь насмотрелся на добычу и решил, что пора познакомиться с ней поближе. Он отступил на шаг и чуть припал к земле, готовясь к прыжку. В этот миг баран и ринулся в атаку. Удар был глухой, но такой отчетливый и громкий, что его наверняка услышали в ближайших домах. Оборотень взлетел высоко в воздух и шлепнулся прямо на середину крыши. Его визг слился с паническим криком Мордреда и яростным воем кота. А в следующий миг, разбрасывая во все стороны клочья соломы, по крыше покатился орущий косматый клубок. Мордред сиганул вниз, чтобы не оказаться на дороге у сцепившихся кота и волка. Не успел он подняться на ноги, как сверху сверзился оборотень. Мордред прижался к стене. Про кинжал он так и не вспомнил и приготовился отбиваться ногами. Но этого не понадобилось. С оборотнем происходило что-то странное. Он катался по земле, как будто пытался вывернуться из собственной шкуры. Лапы его уменьшались, тело съеживалось. И, наконец, на глазах у потрясенного Мордреда он перекувыркнулся через собственную тень и приземлился на четыре лапы пушистым толстым котом. Баран смерил преобразившегося оборотня презрительным взглядом, развернулся и спокойно направился к растущим поодаль кустам. У Мордреда вырвался нервный смешок, а с крыши донеслось гневное шипение. Драный кот спрыгнул на землю и отвесил самозванцу крепкую затрещину. — Мяу! — обиженно завопил Бранд и помчался в глубь деревни. Мордред побежал за ним следом. — Ранульф! — закричал он. — Вы, все! Можете выходить! Готово! В домах распахивались ставни. Самые смелые приоткрывали двери. А по улице, бледная, как луна, бежала Бронвен с распущенными волосами. Кот, мчавшийся ей навстречу, на мгновение остановился, а потом вспрыгнул ей на руки и прерывисто, взахлеб замурлыкал. Пир по случаю избавления от опасности начался затемно — все равно никто в деревне не заснул бы после учиненного переполоха. Посреди деревни расставили столы, каждый тащил из дома лучшие из припасов. Мордред сидел на почетном месте, рядом устроилась Бронвен с котом, уютно свернувшимся у нее на коленях. При свете дня оказалось, что кот ярко-рыж. Барана вернули в стойло. К тому времени, как о нем вспомнили, он объел пару кустов, был сыт, умиротворен и пошел в свой хлев без возражений. Черный кот с драными ушами тоже появился. На рыжего он поглядывал неодобрительно, но видя, что тот обзавелся покровительницей, в драку больше не лез. Мордред, в душе признавая, что истинная победа над оборотнем принадлежала именно коту, потихоньку скормил ему самые лакомые кусочки мяса. В самый разгар пирушки появился тот самый парень, который ездил за помощью в Камелот. — Сэр Мордред! — закричал он, с тревогой поглядывая на дремлющего кота. — Сэр Мордред, а это точно наш Бранд? Бронвен негодующе вскинулась и прикрыла кота рукой. Мордред уничтожающе посмотрел на парня. Этот малый не нравился ему уже тем, что созывал других рыцарей на его личный подвиг. А теперь у него еще и достало наглости подвергать сомнению успех ночной авантюры! — А кто это, по-твоему? — Мордред раздраженно кивнул на кота. Парень развел руками. — Не знаю, сэр! Но если это Бранд, то кто же рычит там, в яме? К ловушке подходил один Мордред. Несколько человек, вооруженных лопатами, остановились возле сарая. Остальные так и не ушли от пиршественного стола. Бронвен решительно объявила, что узнает Бранда сердцем, и ее уверенность убедила и успокоила многих. Но в яме кто-то действительно находился, да еще пыхтел там и глухо ворчал. И никто, кроме Мордреда, не осмеливался взглянуть, кто же это. Держа руку на эфесе меча, он осторожно заглянул через край ямы. Ему навстречу с жужжанием взмыла целая туча мух. — Кто здесь? — нерешительно спросил Мордред. Фигура, измазанная медом, облитая вином и облепленная черепками битых горшков, выпрямилась на дне ловушки и попыталась придать себе вид, исполненный достоинства. — Сэр Мордред? Какого дьявола?! Мордред перевел дыхание. Он чувствовал, как улыбка расползается у него от уха до уха. — Ах, это вы! Здравствуйте, сэр Ланселот. — Итак… — Король Артур обвел рыцарей, сидящих за столом, задумчивым взглядом. На краткое мгновение его глаза задержались на Мордреде, но тот подчеркнуто созерцал глубины своего кубка. — Кто из вас может поведать о свершенных деяниях? Со своего места поднялся Гавейн. — Чужеземный рыцарь повстречался мне сегодня на дороге к северу отсюда. «Возле трактира», — беззвучно, одними губами перевел Агравейн. — Я вызвал его на бой. Полчаса мы сражались, и, наконец, он был повержен на землю и признал рыцарей Круглого Стола самыми доблестными воинами из всех, что сражались когда-либо под солнцем. Он бросил на стол согнутый кусок железа. — Это осколок его шлема. Сэр Саграмур привстал со своего места. — А что за перо к нему прилипло? — Перо? — Гавейн на мгновение растерялся. — От плюмажа, наверное! Артур вздохнул, отметив про себя, что трактирщику придется оплатить починку курятника. — Очень хорошо, — сказал он. — Вы всегда радеете о нашей боевой славе, сэр Гавейн. Он посмотрел на сына. — Сэр Мордред? Мордред не сразу оторвался от кубка с вином. Наконец он поднял голову и устремил на отца наивный и безмятежный взгляд. — Да? — Сэр Мордред, — повторил Артур. — Вам есть о чем нам поведать? — Нет, сир. Минуту царило молчание. Наконец Артур вздохнул. Его лицо заметно побледнело. Он перевел взгляд на Ланселота. — Сэр Ланселот? Ланселот поднялся с места. Мордред повернулся к нему. — Я… Мордред придвинулся ближе к столу, подпер голову кулаком и воззрился на него, всем видом выражая живейший интерес. Ланселот замолчал. Артур в изумлении переводил взгляд с сына на первого рыцаря и обратно. На щеках сэра Ланселота выступили красные пятна. — Да нет, сир, — буркнул он, садясь обратно на свое место. Мордред поднес к губам кубок, пряча улыбку. Гарет откашлялся. — Ваше величество… — произнес он. — А может, сегодня просто послушаем менестрелей?