В нужное время в нужном месте

Следующим утром я обнаружила, что в селе появился священник. До этого он здесь не появлялся, однако сейчас он сильно различался от остальных жителей деревни из-за своей рясы и сверкающего на солнце крестика. Он был довольно аккуратно ухожен, был чист, в отличие от других. По нему и не скажешь, что совсем недавно он ютился в подполье и там проповедовал тихо свою веру, опасаясь большевиков. Теперь же немцы явно дали понять, что намерения их серьёзные и они хотят восстановить эту треклятую церковь, работа над уборкой которой почему-то до сих по рне началась он был с подсумком, внутри которого, видимо, лежала Библия. Священник шел не быстро, словно обдумывая каждый свой шаг я была неверующей. По крайней мере в православную веру. Сначала мне показалось, что вся эта немецкая идея по восстановлению веры - сущий цирк лишь ради хорошей кармы. Я решила поговорить со священником и решительно перегородила ему дорогу - Чего тебе надобно, дочь моя? - Здравствуйте, кхм... - Отец Валерьян. - Хорошо. Отец Валерьян, это Вас немцы так приготовили религию проповедовать для поддержки лояльности к их присутствию? - С чего это ты взяла, что именно так? - Ну а что, немцы тут приказали церковь отстраивать, Вас вот вытащили из подполья. Наверное, скажут Вам говорить слова в их поддержку. - Смотри, дочь моя. Делаю я это не столько ради Бога, сколько ради народа русского. Ты знаешь историю государства Российского али безграмотна? - Грамотна. И историю получше Вас, наверное, знаю. - Вот и прекрасно, дочь моя. Смотри. Вспомни нашествие монголо-татар. Много кровушки пролилося тогда. Так вот. Было у народа русского два пути. Один был восстание, другой - смирение. Первый начался в землях князя Суздальского, убили там ушкуйники баскака местного да посадили всех монголов на вилы. Так потом к ним пришла тьма татарская и самих добрых молодцев на кол пересажала, а жен их да детей увела в рабство дикое, в земли восточные, на самый Край света, ибо Империя их простиралась от края до края, от краев польских королей до вотчины японских самураев граница их проходила. Боротьба с врагом таким равна самоубийству, не могли перемочь наши силушки орду их. Ослаблено было государство русское междоусобицами проклятыми. Поэтому князь Новгородский - Александр, который на Неве шведов перемог, выбрал путь второй - смирение! Я молча слушала его. - Так вот, приказал он людям русским смириться да платить дань, пусть она и была тяжелой, однако несмотря на это, земли Новгородския развивалися, да и прочих князей Александр усмириться просил, да в Орду сам ездил, ярлык получать! - он выставил указательный палец вверх. - Было тяжело, не спорю, но людей русских Орда не трогала пока мы дань платили да смиренны были. Вот и сейчас пришла новая Орда, немецкыя. И теперь снова у народа два пути открылося. Борьба али смирение. Сожженные села и деревни показали - бороться с немцем нам тяжко, на любое наше действие отвечает он ужаснейшим противодействием. Поэтому нам всем надо смириться и не проявлять агрессии к немцам. Да, они не должны быть на нашей земле, однако в нашей ситуации пусть будут. Все равно народ русский их одолеет, как монголов. А сейчас нам надо примириться с их присутствием да дух свой русский не терять. Народу нужно вернуть надежду, так пусть эта надежда у них будет с верой. Пусть в их сердцах не теряется огонь, чтобы не потеряли мы нашу национальность, как это сделали уже, когда большевичкам в ноги их грязные поклоняться начали. - Знаю, знаю я это все... И что теперь, нам вот так вот мириться также 240 лет? Ведь Русь из-за них сильно отстала в развитии от остальных государств! - Не смирились бы - нас бы всех под корень бы истребили. - Что же теперь, перед любым врагом преклоняться прикажете, да?! И тут священник резко приставил пальцы к моим губам. - Тише. ССовцы услышат. Нет, 240 лет ждать мы не будем, - продолжил он шепотом - Однако сейчас мы слабы и не сможем дать врагу хорошее сопротивление. Мы должны копить силы, нам нужен покой. Покой и надежда. Пусть даже если мы от их ига не в этом поколении освободимся, чем оно лучше советского. Конюшня в церкви это красноречиво доказывает. Я верю в освобождение русского народа. Что немецкыя, что красныя иго мне тошнотворны, что одни с грязными сапогами и матершинной речью, что другие со своими черными сатанистами. Бог их всех покарает, вот увидишь. - А Вы сами то верите в Бога, Отец Валерьян? - спросила я. - Знаешь, я не могу точно сказать, что моя религия верна на все сто процентов. Однако я смею предположить, что все равно есть сверхъестественное. Возможно, ещё не доказанное наукой, нечто, что может подвинуть всё вспять, помочь человеку сделать совершенно невозможное. Дать человеку мотивацию продолжать делать своё дело. Отец Валерьян сел на скамейку, достал сигарету и закурил. - Если честно, то я тоже склоняюсь к этой теории, - ответила ему я, - хотя, еще года два назад я была законченным атеистом, сейчас же я не могу утверждать наверняка, что высших сил - нет. Я в них верю. Но какую-то одну религию я признавать не хочу и не могу, ибо я терпеть не могу все эти церковные праздновствания и всю эту церковную роскошь. - Ну, знаете, тут смотря с какой стороны посмотреть, - Отец Валерьян сделал затяжку и тут же выдохнул, - не все же церкви и их священники такие. Это все зависит от самого отношения человека: что он видит перед собой, какую цель - доносить до людей веру, или же обогатиться. Вот, к примеру, если брать египетских жрецов... - Знаю, знаю, там тоже та ещё роскошь была, но сейчас, когда мы живем в двадцатом веке, мы должны понимать, что вся это роскошь - пыль, и она никому ненужна, ибо в церковь приходят за психилогической помощью, а не как в музей. - Ты говоришь как лютеранка. - Да, но точку зрения я свою не поменяю. Да и к тому же с детства я привыкла больше верить в языческих богов, которые почитаются у меня на Родине, то бишь на Коми Земле. Отец Валерьян докурил, бросил окурок на землю, и притопнул по нему ногой. - Ладно, пойду я. Мне ещё нужно проверить, как там идут дела с реставрацией. - Да, конечно, - я пожала священнику руку. - до свидания, Отец Валерьян. Священник молча кивнул, и удалился.

***

Вечером того же дня началась футбольная игра между солдатами СС и Вермахта. По замыслу Отто команды должны были смешаться - в двух командах должны были быть в равном количестве ССовцы и солдаты Вермахта. Однако те все равно разделились на команду Вермахта и команду СС. Мешать им никто не стал, решили что и так сойдет. Играли солдаты на поле, которое было за деревней, неподалеку. Ещё утром там установили подобие ворот из деревянных столбов и краской расчертили границы поля. Я решила посмотреть на их игру, и чтобы было лучше видно, залезла на крышу амбара, который стоял неподалеку. Амбар - самое высокое здание, ни считая церкви, в селе. Оттуда открывался вид на всю деревню. Собственно поэтому я туда и залезла. Мяч нашли у водителя штурмового орудия, который в мирное время играл за команду Третьего Рейха на Олимпиаде-1936 в Берлине. Он взял его с собой и не расставался с ним до сего момента. Собственно, он и стал центральным нападающим в команде Вермахта. Судьей назначили обер-лейтенанта фон Краузе, который стоял за площадкой и смотрел за игрой. Он подал свисток и солдаты живо начали играть. Солдаты Вермахта сняли кители и играли в белых майках. ССовцы одели свои нарукавные повязки и остались в кепках, чем и отличались от соперников. Уже через несколько минут после начала игра пошла довольно грубо. ССовский защитник грубо подкосил того самого быстрого нападающего подкатом сзади. Отто понимал, что обстановка напряженная. Я увидела, как он быстрым шагом побежал к полковнику и требовал остановить игру. Но тот лишь отмахивался и улыбался, мол, пусть играют себе. Мне было слышно, ибо он довольно громко кричал и порой переходил на ругань. Однако его не слушали и с интересом следили за игрой. Болельщики напряженно смотрели друг на друга. Ситуация накалялась, однако игра пока шла вполне ровно. Удары, пасы, эмоции игроков и болельщиков. Лишь только офицеры, все, кроме Отто, сидели спокойно и не двигались. Тот, поняв, что его не слушают, тоже сел. Видно было, что он напряжен, на его спине появилось большое сырое пятно, видно было, что он один понимал, чем это кончится. Тем временем все солдаты сбежались к полю следить за игрой, бросив все свои посты. Я была очень удивлена, что офицеры не стремятся наводить порядок. Ну конечно, что может случиться за эти полчаса? Прошло около двадцати минут, однако импровизированное табло никак не менялось. Два плаката с нулями держали два хиви, которые тоже наблюдали за происходящим. Команды поменялись воротами и продолжили играть. Нападающий Вермахта бил по воротам ССовцев, но его мяч все никак не шел в ворота. Били и их соперники. Не хватало сыгранности, командного мастерства, стратегию придумывали на ходу. Да и многие из играющих были просто любителями, а не профессионалами, так что и результативность была соответствующая. Однако и те, и другие толкались, плевали друг в друга и переругивались, равно как и смотрящие. Один за другим они получали травмы, а им на замену выходили добровольцы из тех, кто наблюдает. Офицеры также с несоизмеримым спокойствием смотрели за происходящим. Отто же настолько вспотел, что по козырьку его фуражки стекали струей капли от напряжения. Он еще несколько раз пытался приказом остановить игру, однако его всякий раз по приказу полковника выпроваживали с поля и говорили не мешать играть. Тот огрызался, но приказ выполнял, понимая, что он здесь ничего сделать не сможет, как бы он ни пытался. И вот на исходе уже все сорок минут. Игроки Вермахта проводят последнюю контратаку. Отдают пас через защиту, защитник делает навес вперед на другой фланг, где высокий гренадер Вермахта подпрыгивает и скидывает мяч головой на ноги нападающему водителю штурмового орудия и тот мощным ударом пробивает-таки вратаря, при этом сам падает. Наблюдатели из Вермахта, коих, кстати говоря, было побольше радостно закричали и начали палить из всех ружей в воздух и громко орать. Игроки начали подбрасывать нападающего, затем поставили. Офицеры обменялись дружественными рукопожатиями. ССовцы некоторое время постояли, а затем начали строем подходить к солдатам Вермахта и толкать их. Смотрящие начали перепрыгивать забор и тоже лезть в стычку. В это время я краем глаза заметила какое-то движение в другой стороне, там, куда немецкие глаза не могли никак посмотреть, а должны были, но они были заняты своими разбирательствами. Это был склад немецкого стрелкового оружия и станковых пулеметов с гранатами. Туда приближался десяток людей в грязной гражданской одежде, ведомый старостой села. Однако один человек в чёрной рясе преградил им путь. Я ползком по крыше приблизилась к ним прислушалась. - Нельзя решать проблемы военным путем! Вы же понимаете, что они вас всех убьют или повесят! Чем больше вы убьете их, тем страшнее будет ваша смерть! Насилие порождает насилие! - Отодвинься, глупый старикан! Это единственный момент, когда мы сможем завладеть их оружием и сколотить здесь настоящее движение против фашистских зверей! - Но вы сами становитесь зверями, уподобляетесь им. Вспомните, Иисус Христос говорил, что нельзя насилием отвечать на насилие. Нужно найти гуманный метод. Немцы ищут его. - Не немцы! А фашисты! Нормальные немцы давно сбежали от фашистской машины и служат в Красной Армии! - Чем красная машина лучше черной? - Заткнись, чертов старик! - прокричал уже другой мужик - Твои речи могут смутить юных партизан! Вперед, пацаны! Промедление смерти подобно! - Стойте! Стойте! Прошу, умоляю, ради Бога! - Да уйди ты, хватит нам твоего религиозного опиума, пошел прочь! Радуйся, что мы тебя не убиваем. Давно бы уже замочили! - Да стойте же вы! - Отец Валерьян всеми силами пытался их остановить, преграждал им путь руками и телом. Староста ударил его с силой в лицо и тот упал на колено и взялся рукой за лицо. Мужики во главе со старостой начали его обходить. Валерьян же снова встал в полный рост и, плюясь кровью, начал преграждать путь ребятам. - Ну вы то, малые, куда. Не идите на смерть! Они уж выбрали своё, но вы то куда! - Мы коммунисты. - прошипел стоящий перед ним 14-летний парень. - Дети вы еще, дети! Парень молча достал нож и проткнул Отца Валерьяна. Тот схватился за рану и опустил голову. Парень ударил его в живот еще два раза и провернул нож внутри священника. Вытащил его, вытер о свои штаны и засунул обратно в сапог. парни также обошли умирающего священника. Тот упал на спину и, держась за раны, что-то шептал. Видимо, молился, кашляя кровью и задыхаясь. Староста повернулся и, увидев что произошло, начал кричать на парней. - Что вы наделали, мать вашу! Убили священника! Совсем чтоли крышей поехали? Чертова детвора. Зря вас только всех взяли! - Но дядя Митрофан! Мы коммунисты! Религия - это опиум для народа! - Дураки вы малолетние, а не коммунисты, вот вы кто! - Но он нас не пропускал! И сказал бы все немцу! - Он русский. даже если бы мы его оставили, он бы не стал рассказывать немцам о нас. Он хочет все это дело мирно решить, вот и все. Оставили бы его на месте. нет же, убить надо было! Вы понимаете, что сейчас начнется? Эх, убил бы всех на месте к чертовой матери! Мужики увидят верующие - сами в нас стрелять будут! Все парни виновато опустили головы. - Дядя Митрофан, не ругайтесь... - Быстро взяли все оружие и валим нахрен отсюда! Потом ругаться буду! Ну, не стойте же вы столбом! Он подбежал и начал их гнать пинками. - Тоже мне столбы нашлись! Давайте быстро, коммунисты херовы! Берите оружие! Я опомнилась и ползком по крыше амбара полезла, чтобы предупредить Отто и остальных. В этот момент с немецкой стороны я услышала автоматную очередь и сильный, мощный крик среди молчания. Партизаны испугались и начали собираться быстрее. Было грустно наблюдать, как они забирают оружие, черт знает как вешая его на себя. Брали больше, по 5-6 винтовок на одного. Дети вытащили треногу и стоящий на нем пулемет MG-34. Мужики брали автоматы в руки, под пояс засовывали гранаты и связки гранат против танков. Даже противотанковое ружье кое-как вытащили. Однако на это все нужно было время. Я встала на ноги и бегом побежала к немцам. У них там было какое-то столпотворение. Издалека я заметила, что черная и серая часть были друг напротив друга, а между ними были две фигуры. Одна стояла, другая лежала. Причем стоявший видимо и стрелял, ибо он держал в руках автомат, наставленный на воздух. Я подбежала и увидела, что это был Отто. Он был один, кто разделял ССовцев от солдат Вермахта. Те стояли друг напротив друга и были готовы порвать друг друга на кусочки. Около Отто лежал уже мертвый солдат, тот самый водитель штурмового орудия, который забил этот роковой для него гол. Его шея была перерезана ножом, а рядом была лужа свежей крови. Одним сапогом в ней стоял Отто и смотрел по сторонам бешеными от ярости глазами. Хотя было видно, что он понимал, что и его могут прибить в состоянии аффекта, поэтому его лицо просто блестело от пота, а китель насквозь был сырым. Он неподвижно в руках держал автомат, наставленный на воздух. Однако я, прибежав, первая остановила это гробовое молчание. - Там! Партизаны! Склад грабят! Убили священника! Глаза Отто еще сильнее расширились. Он осмотрелся. - Партизаны! Слышите? Грабят! - Zu den Waffen! Partizanen! - начал кричать Отто, опомнившись. - Dumme Hunde! Zu den Waffen! Idioten! - он в сердцах уже выкрикнул, бросил автомат и подбежал ко мне. (нем. К оружию! Партизаны! ... Тупые псы! К оружию! Идиоты!) - Гдье? Показывайт! Я показала пальцем и затем сделала знак, мол, беги за мной. Отто обернулся и приказал унтер-офицеру держать солдат Вермахта и СС, которых, впрочем уже держать не надо было, ибо они лишь недоуменно смотрели на офицера и потеряли всякую ярость друг на друга. - Ну, чего встали, черт вас дери! Офицер сказал к оружию, значит взяли свои чертовы ружья и бегом! - проорал по-немецки унтер-офицер, но солдаты мгновенно превратились в тупое стадо, которое все ещё пыталось осознать, а что вообще произошло. Я бегом понеслась к складу, надеясь, что мы ещё успеем. Отто не отставал от меня ни на шаг, держа руку у кобуры, чтобы сразу стрелять, если что. Какие-то бабки пытались нас остановить, начали преграждать дорогу, не пропускать. Но выстрела пистолета было достаточно, чтобы их разогнать и показать нашу решительность намерений. Но этот же выстрел и давал понять партизанам, что их раскрыли и уже идут к ним, поэтому они довольно быстро решили, что пора убегать и, взяв все, что только смогли, повернули обратно к лесу. Мы опоздали. Их всё ещё было видно, но они были уже на достаточно далеком расстоянии. Отто разругался, но достал свой Люгер и начал палить в отчаянии в их сторону. Выстреливая прицельно одну пулю за другой. К слову, Люгер стрелял довольно далеко и, если хорошо стрелять, можно и попасть. Что и сделал Отто, предварительно зарядив ещё один магазин. Одно из последних пуль он попал в последнего из бегущих, самого маленького. Тот упал. Партизаны сняли с него оружие, надели себе, начали его тащить. Отто в отчаянии отстрелял последний магазин, но партизаны уже скрылись в лесу. Он зло смотрел в их сторону, затем с головы рывком снял фуражку, бросил на землю и начал топать. - Scheisse! Hure! Luder! Fotze! Ochsenschwanz! - он ругался на немецком так, словно произносил заклинание по призыву демонов. Немецкий язык сам по себе страшен, но когда немец ругается, да ещё так отчетливо, чеканя эти слова, душа уходит в пятки. Он топтал свою фуражку, бросил пистолет. Он бы так и продолжал бы бесноваться, если бы я не подошла к нему. Я прижалась к нему и обняла его, чувствуя насколько мокрый от пота у него китель. - Тише, Отто, тише, не злись. Все будет в порядке, не злись. Он замолчал, а затем медленно сел на землю, смотря тупо в землю. Он потерял сегодня слишком много нервов. В этот только момент подбежали солдаты с оружием, но не найдя целей лишь только тупо встали на месте, смотря на то, как сидит Отто. Затем они увидели обчищенный до нитки склад, а также мертвого священника и поняли, что потерпели полное поражение. партизаны их полностью победили и выполнили свою задачу. Снова началось молчание. Затем Отто встал. Он всё ещё стоял спиной к солдатам. Затем он повернулся к ним лицом. Его глаза были полны холодной злости, той, которая у человека затаивается после приступа ярости. Он молча осмотрел солдат, которых морозило от такого взгляда. В нём было что-то демоническое. Он все также молчал. Затем он открыл рот и сипло подал голос, с таким тяжёлым хрипом. - Прочесать местность. Найти. Он развернулся и сам пошел в сторону леса. Солдаты вскинули оружие и пошли за ним. Я последовала за Отто. Он увидел меня и положил руку на плечо. - Стой тутъ. Не иди. - Нет! Я пойду с тобой! Меня не волнует! - Стой тутъ, я сказайт! Стоят! Он развернулся и пошёл, но я не стала стоять и упрямо последовала за ним. Вся рота вошла в лес. Посыпались автоматные очереди и винтовочные выстрелы. Лаяли собаки, которых с собой взяли ССовцы. Отто шел все с тем же холодным и тяжелым взглядом вперед, держа в руке пистолет. Фуражку, к слову, он так и не взял, и шел без неё. Я шла рядом, а с нами унтер-офицер и ещё два солдата Вермахта. Все озирались по сторонам, но никого не было. Тут я споткнулась об корягу и чуть не упала. Естественно, я посмотрела себе под ноги. На земле были свежие капли крови. Я начала дергать Отто за рукав. - Смотри! Тут кровь. Отто взглянул и посмотрел в сторону кровавого следа. - Das Blut! Komm hier! - прокричал он. (нем. Кровь! Сюда!) Он и несколько солдат вместе со мной пошли по этому следу. Поначалу я думала, что это какой-то камень, но подойдя ближе, я заметила, что этот камень движется, словно дышит. И наконец, оказавшись вплотную, я услышала хрип. Но хрип этот был не взрослый. И камень этот небольшой. Все-таки как следует Отто подстрелил этого малого. Видимо, партизаны посчитали его мертвым и бросили тут. Отто обошел его и толкнул сапогом. Он перекатился сбоку на спину. Он хрипел и равнодушно смотрел на немцев, которые наставили на него автоматы. Отто сложил руки за спиной и хищно смотрел на мальчика. Парнем назвать его язык не поворачивался. Совсем юный ещё. Отто молчал, как и другие немцы. - Ну... че смотрите, а? Сволочи фашистские... Давайте... Стреляйте в меня... Я умру коммунистом! Буду... вечно молодым! Отто очень злобно ухмыльнулся. Немцы приготовились стрелять. - Чего вы ждете? Я ничего не скажу... Ничего! Не сдам братцев... Чего бы мне это не стоило... Он говорил тяжело, хрипел, в его голосе даже слышался какой-то свист, словно душа медленно из него вылетала. Отто перестал злобно улыбаться. - Ты не умрешь сейчас, маленький большевик. И возможно, в ближайший час тоже не умрешь. Твоя жизнь и твоя смерть зависит от меня. Ты можешь дать нам ценный информация, и поэтому пока не сдохнешь. - Заткнись... собака фашистская. А я знал... знал что вы звери! - Насилие порождает насилие. Ты лишь оказался разменный карта для партизанен. Мои зольдатен конечно могут убить тебя быстро, да и я в допросе не силен. Поэтому я отдам тебя в руки профессионалов. - К-каких ещё профессионалов? - Ты сам всё увидишт. Унести. Один солдат взял мальчика себе на плечо и понес в сторону деревни...