Трамонтана

And in this drought of truth and invention Whoever shouts the loudest gets the most attention Patrick Wolf – The Libertine

Тим не был тихим, он был сдержанным. И это мешало как факт. Джейсону казалось порой, что от избытка чего-то в целом бесконтрольного, но старательно сдерживаемого в узде, Тим воспарит или просто взорвётся; в любом случае, ничего хорошего ждать не приходилось. Сам Джейсон точно не отказывал себе в чувствах. Так что выбрать способ ему было непросто. Тим был не из тех, кого можно напугать лежащими на поверхности триггерами, или вывести из себя. Приходя в ярость, он просто замирал, как каменная горгулья, смотрел, не мигая, но чуть прищурившись. Ждал, искал слабое место, чтобы одним точным, сдержанным ударом опрокинуть противника на обе лопатки и выдохнуть, выпустить гнев, который, казалось, стекал под его ноги напряжением, покидающим тело (никогда не бесследно), пропитывал почву, делая её выжженной и бесплодной. У Джейсона было богатое воображение. У него было богатое воображение, а у Тима такие напряжённые мышцы под ключицами, и целовать их — всё равно что касаться губами гранитной плиты, раскалённой полуденным солнцем. Есть люди, тихие от природы. Есть люди, воспитанные и выросшие в тишине. Для них молчание было столь естественным, что становилось таким и для Джейсона тоже — он был флюгером, а чужие чувства — ветром. Штормовым или лёгким бризом, иногда — трамонтаной. Чувствами Тима его почти сбивало с ног. Но и сейчас тот чуть слышно неглубоко и судорожно дышал носом, пока Джей покрывал поцелуями его грудь, невесомо скользя кончиками пальцев по подрагивающему животу над резинкой белья. Всего лишь сбивчивое дыхание, в то время, как Тима под ним ощутимо потряхивало, Джейсона не устраивало совершенно. Так что он чуть прикусил бледную кожу, а потом тут же зализал укус, скользя языком по одному из старых шрамов. Каждый в их семье походил на карту сокровищ. Hic sunt leones, подумал Джейсон, сильно сжимая губами сосок и пальцами свободной руки касаясь горячего, опухшего от поцелуев рта, собирая тихий стон в горсть. На память. Тим весь был терра инкогнита, ультима туле и земля обетованная в одном лице. Если бы он только знал, о чём Джейсон думает, запуская ладонь в его бельё и притираясь пахом к крепкому бедру, он бы рассмеялся. Хохотал бы, как умалишённый. Но сейчас Тиму было не до смеха. Он крепко стиснул зубы, выгибаясь, когда Джейсон сжал его член, обводя головку большим пальцем, растирая по ней проступившую каплю смазки. Он опускался всё ниже, безотчётно очерчивая касаниями губы, потом скользя по шее и ключицам, прощупывая рёбра под косыми мышцами. Тим тихо скулил. И «тихо» никогда не было достаточно для Джейсона, но сегодня к простой нехватке примешалось что-то иное. Что-то большее, чем он сам. Странная забота о ближнем. Он не хотел, чтобы Тима выжгло изнутри. Джейсон опустил обе ладони, очерчивая большими пальцами подвздошные кости, вжимаясь носом в пах, целуя через ткань крепко стоящий член. Вдыхая живое, яростное тепло. Тим был как печка, вот только печь — это всегда про золу, пепел и связь с мёртвыми. Дым без огня. Джейсон потянул бельё вниз, сразу ловя губами головку, облизывая её, сжимая. Тима выгнуло, он всхрапнул, как лошадь, закусившая удила. Джейсон надавил ладонями, прижимая его бёдра к постели, не давая отстраниться. Толкнул головку к щеке, сжимая зубы, зная точно, как это тесно и узко, и самую малость больно, но только малость — необходимое зло, как яд в малых дозах становится лекарством. Тим комкал пальцами простынь и дёргался едва ощутимо, понимая уже, что ему не позволят сдвинуться. Джейсон осторожно качнул головой, расслабляя челюсти, член снова скользнул по нёбу, и он насадился на него горлом. Этого всё ещё было недостаточно — Тим вздрагивал резко всем телом, но более — ничего. Джейсон застонал разочарованно, протяжно, и этот стон отдался в гортани, заставляя Тима дёрнуться особенно резко. Но и теперь он почти не издавал звуков. Они были одни, в безопасности и вдали от дома, но он всё равно чувствовал и вёл себя так, словно в любую секунду готов был исчезнуть, ускользнуть сквозь пальцы, чтобы отправиться спасать день, год, жизнь. Словно он не был свободен достаточно хотя бы для того, что происходило между ними двумя. Джейсон вздохнул, выпрямляясь, но не убирая рук. Залюбовался невольно: крепкое тело, сильное, закалённое. Тим действительно многое мог выдержать, не пискнув, но именно сегодня это было не на руку Джею. Он позволил себе совсем немного посмотреть, впитать это зрелище расширившимися зрачками: испарина на лбу, напряжённые руки, покрасневшие соски и губы, пошлая, будоражащая картинка. После он мягко, но крепко сжал бёдра Тима, вынуждая его перевернуться на живот. Тот с готовностью вскинулся, подставляясь. Он доверял Джейсону, об этом тот знал и так. А вот себе Тим не доверял вовсе, и отсюда росли проблемы. Джей широко, жарко лизнул его поясницу, поглаживая большими пальцами ямочки над ягодицами, затем скользнул ниже и развёл их, прислушиваясь к чужим ощущениям. После — склонился и таким же размашистым влажным движением провёл языком между ними, пока просто пробуя, спрашивая разрешения. Как будто оно ему было нужно. Во второй раз он задержался на напряжённых мышцах, нежно, расслабив язык, коснулся тонкой кожи. Когда он на пробу толкнулся кончиком внутрь, Тим дёрнулся, как от удара током, что-то неразборчиво бормоча прямо в постель. Джейсон ничего не имел против того, чтобы у них с ней были секреты на двоих, но всё же протолкнулся глубже, чувствуя, как Тим сжимается, дёргается вперёд. Конечно, Джей ему не позволил. Крепко, до синяков стиснул бёдра, потянул на себя, заставляя практически насадиться на язык. Тим дышал тяжело, сорванно, на грани, но всё ещё не за ней. Всё ещё недостаточно. Когда Джейсон решил, что они довольно уже плясали на границе, то подался вперёд, слизывая соль, ведя губами по копчику, а потом по позвонкам, поднимаясь к лопаткам и утыкаясь ноющим от прилившей крови членом между влажных ягодиц. Свободной рукой он нащупал на постели флакон и щёлкнул крышкой, выдавливая немного смазки на ладонь. Широким жестом провёл по едва сомкнувшимся мышцам, потом по собственному стояку. Ему не нужно было спрашивать разрешения, предупреждать — так отзывчиво и охотно подался навстречу его пальцам Тим. Джейсон приставил головку ко входу, чувствуя, как Тим сам жмётся, едва заметно качнувшись назад. Отказаться в ответ на такое очевидное приглашение у Джея попросту не нашлось сил — возможно, он действительно не был альтруистом. Тим всхлипывал глухо, пока Джейсон медленно, но неуклонно входил. Он не остановился до тех пор, пока его собственные яйца не коснулись напряжённых бёдер. Только тогда он замер ненадолго, почти незаметно покачиваясь вперёд и назад, и от этой медленной пытки Тим застонал в голос, тут же поднимая узкую ладонь и зажимая себе рот. Вот оно. Джейсон перехватил его кисть — обе, на самом деле, — и стиснул их на пояснице одной рукой, второй надавливая между лопаток и вжимая Тима грудью в постель, чтобы тот не вздумал уткнуться в неё лицом, пытаясь заглушить звуки или вовсе закусить простынь и покрывало. Будто у них тут сеансы электрошоковой терапии проходили, честное слово. Тим зашипел и дёрнулся, поворачивая голову, но правила игры принял быстро. Не то чтобы они тут играли, вообще говоря. И не то чтобы в его сговорчивость Джейсон хоть на секунду поверил. Так что хватку он не ослабил, конечно же, только склонился так и облизнул один из стиснутых кулаков. Мозолистые, набитые костяшки царапнули язык. Кулак разжался, а потом, кажется, Тим попытался ухватить Джейсона за губы, но тот лишь рассмеялся, коротко целуя запястье. Он не двигался по-прежнему, просто покачивался мерно, как на волнах в безветренный день. Потом плавно подался назад, заворожённо глядя на скатывающуюся по кромке волос каплю пота, на раздувающиеся ноздри и напряжённую челюсть. Почти вышел совсем, но в следующий момент резко толкнулся вперёд, стараясь вырвать нервный громкий стон. Получилось только с третьей попытки, и тогда Джейсон просто начал двигаться мерно, в едином слитном ритме, не сбавляя темпа, но и не ускоряясь. Выносливость годилась не только для бегства и боя. Хотя порой то, что происходило между ними в постели, выглядело не иначе, как смертельной битвой. Это Джейсона вполне устраивало, вот только нападающий Тим был самым тихим Тимом, и это никуда не годилось. Это грозило эксплозией рано или поздно, и Джейсону не нужно было помнить о зоне поражения, ведь довольно было того, что в ней находился сам Тим. Так что теперь Джей двигался чётко и монотонно, но сильно, как поршень в двигателе. Держаться самому было не так уж просто, и он попытался отвлечься, вспоминая порядок работы восьмицилиндрового: раз-пять-четыре-два, шесть-три-семь-восемь... Тим таким постоянством похвастать не мог, и потому затих постепенно, будто огромная хищная рыба плеснула хвостом, проплывая у самой поверхности, тревожа гладь расходящимися кругами, а теперь всё снова успокоилось. Но Джейсон точно знал, что там, в глубине, голодный хищник жадно приоткрывает пасть, рыскает в поисках добычи, и не может остановиться. Джей лучше прочих знал, что внутренних зверей стоит держать покрепче на привязи, и морить голодом их нельзя: сожрут потихоньку изнутри, не заметишь, как чудовище начнёт смотреть на тебя из зеркала. И потому он выдохнул довольно, замечая, что Тим снова прикрыл глаза, будто заскучав, и начал разгоняться, не давая ему привыкать больше, то срываясь в беспорядочные толчки, то замирая; то притягивая к себе запястья, до боли выкручивая руки, то почти отпуская — и его, и себя. Тим всхлипывал, пытаясь уйти от избытка ощущений, выскользнуть из его рук, освободиться, но Джейсон хотел для него настоящей свободы, и потому совершенно не собирался останавливаться на полпути, потакая собственным прихотям. На третьей минуте этой адской игры в догонялки, обманки и поддавки, Тим сдался наконец. И закричал, срывая голос. В первый момент даже Джейсону это показалось невообразимо громким на фоне привычной тишины и полутонов, но следом он улыбнулся победно, выпуская наконец чужие запястья, проводя рукой по жаркому боку и касаясь пальцами покрытого испариной, напряжённого живота. Сжал крепко стоящий член, погладил головку, всю мокрую, скользкую, но сухо провёл от самого основания, благодарно слушая новый вскрик. Тим уперся ладонями в постель, не пытаясь тем не менее сбросить руку, продолжающую давить на лопатки, или зажать снова рот, то ли забыв об этом, то ли, что казалось гораздо более вероятным — попросту прочувствовав собственную бурю. Он только подмахивал беспорядочно и стонал, будто за все предыдущие разы одновременно. Это почти пугало, и испугало бы, если бы Джейсон добивался не этого. Он впитывал и голос, и эти рваные движения, и дрожь под ладонями, и отзывчивость, её — в первую очередь. Он так увлёкся, что чужой оргазм стал для него неожиданностью. Стон Тима прозвучал томнее и совсем немного тише, почти нежно, когда он сжался вокруг него, мелко вздрагивая всем телом. Как он затих — Джейсон не заметил вовсе, будто провалившись следом за ним в толщу воды, окунаясь в омут. Тишина навалилась внезапно всей силой, когда в ушах перестало звенеть от ощущений, от образов и чувств. Тим уже скинул его ладонь со спины и теперь лежал лицом вверх, тяжело дыша. Джейсон уставился на ходящие ходуном рёбра и ждал чего угодно, начиная от крепкого удара по лицу и заканчивая безжалостным указанием убираться к чёртовой матери. Но Тим удивил его, как всегда. Он улыбнулся расслабленно, бросая трудночитаемый взгляд из-под ресниц, и устало огрызнулся: — Какой же ты всё-таки мудак. Джейсон рассмеялся от облегчения и опустился на бок рядом с ним, кладя руку на грудь напротив сердца, чувствуя, как биение становится ровным и мерным, как метроном. Внутренние звери Тима Дрейка были накормлены, вспененная вода успокаивалась, смыкая гладь над головой уснувшего хищника. И если уберечь его трамонтану от самой себя значило выслушать парад очевидных фактов, то что ж, Джейсон готов был слушать.